Бостром (Bostrom, 2001) определяет глобальную окончательную катастрофу как такую катастрофу, которая полностью истребляет возникшую на Земле разумную жизнь или необратимо повреждает часть её потенциала. Мы можем разделить потенциальные ошибки в попытках создания Дружественного ИИ на две неформальные категории, техническую ошибку и философскую ошибку. Техническая состоит в том, что вы пытаетесь создать ИИ, и он не работает так, как должен – вы не смогли понять, как работает на самом деле ваш собственный код. Философская неудача заключается в попытке построить неправильную вещь, так что даже если вы достигните успеха, вы всё равно не сможете никому помочь или облагодетельствовать человечество. Нет необходимости говорить о том, что одна ошибка не исключает другую.

Граница между двумя случаями тонка, поскольку большинство философских ошибок гораздо легче объяснить при наличии технического знания. В теории вы должны сначала заявить, что именно вы хотите, а затем обрисовать, как вы это достигните. На практике часто требуется глубокое техническое понимание, чтобы очертить то, что вы хотите.

6.1. Пример философской ошибки.

В конце 19 века многие честные и интеллигентные люди выступали за коммунизм, исходя только из лучших побуждений. Люди, которые первыми ввели, распространили и усвоили коммунистический мем, были, по строгому историческому счёту, идеалистами. У первых коммунистов не было предупреждающего примера Советской России. В то время, без преимущества знания задним числом, это должно было звучать как весьма хорошая идея. После революции, когда коммунисты пришли к власти и были отравлены ею, в игру могли вступить другие мотивы; но это не было предсказано первыми идеалистами, несмотря на то, что это могло быть предсказано. Важно понимать, что автор огромной катастрофы не должен быть злым или особенно тупым. Если мы отнесём любую трагедию насчёт зла или особенной глупости, мы посмотрим на себя, правильно обнаружим, что мы не злы и не особенно тупы и скажем: «Но ведь это никогда не случится с нами».

Первые коммунисты думали, что эмпирическим последствием их революции будет то, что жизнь людей должна улучшиться: рабочие больше не будут работать долгие часы на изнурительной работе и получать за это мало денег. Это оказалось не совсем так, мягко говоря. Но то, что, по мнению первых коммунистов, должно было получится, не сильно отличалось от того, что, по мнению сторонников других политических систем, должно было быть эмпирическим последствием их любимой политической системы. Они думали, что люди будут счастливы. Они заблуждались.

Теперь представим, что кто-то запрограммирует «Дружественный» ИИ на построение коммунизма, или либертарианства, или анархо-феодализма, или любой другой любимой-политической-системы, веря, что это осуществит утопию. Любимые политические системы порождают у людей ослепительный свет позитивных эмоций, так что предложение будет казаться действительно хорошей идеей для предлагающего.

Мы можем наблюдать здесь программистскую ошибку на моральном или этическом уровне – скажем, в результате того, что кто-то доверяет себе столь высоко, что неспособен принять в расчет собственную подверженность ошибкам, отказываясь рассмотреть возможность того, что, например, коммунизм может быть ошибочным в конечном счёте. Но на языке байсовской теории решений, существует дополнительный технический взгляд на проблему. С точки зрения теории решений выбор в пользу коммунизма происходит из комбинации эмпирической веры и ценностного суждения. Эмпирическая вера состоит в том, что введение коммунизма приведёт к определённому результату или классу результатов: люди станут счастливее, работать меньше часов и обладать большим материальным богатством. Это, в конечном счёт, эмпирическое предсказание: даже его часть о счастье относится к реальным состояниям мозга, хотя её трудно измерить. Если вы введёте коммунизм, этот результат будет или достигнут, или нет. Ценностное суждение состоит в том, что этот результат удовлетворяет или предпочтителен в текущих обстоятельствах. При другой эмпирической вере о действительных последствиях коммунистической системы в реальном мире, решение может претерпеть соответствующие изменения.

Мы можем ожидать, что подлинный ИИ, Искусственный Универсальный Интеллект, будет способен изменять свои эмпирические верования. (Или свою вероятностную модель мира и т. д.) Если бы каким-то образом Чарльз Бэббидж (Charles Babbage) жил до Николая Копериника, и если бы каким-то образом компьютеры были бы изобретены до телескопов, и каким-то образом программисты той эпохи сконструировали бы Искусственный Универсальный Интеллект, из этого не следует, что ИИ верил бы всегда, что Солнце вращается вокруг Земли. ИИ может преодолеть фактическую ошибку своих программистов, в случае, если программисты понимают теорию умозаключений лучше, чем астрономию. Чтобы создать ИИ, который откроет орбиты планет, программистам не нужно знать математику Ньютоновской механики, а только математику Байсовой теории вероятности.

Недомыслие программирования ИИ для введения коммунизма, или любой другой политической системы, состоит в том, что вы программируете средства, а не цель. Вы программируете определённые решения без возможности их переработать после обретения улучшенного эмпирического знания о результатах коммунизма. Вы даёте ИИ готовое решение без того, чтобы обучить его, как правильно создать заново, - на более высоком уровне понимания, - новый путь к желаемой цели.

Если я играю в шахматы против более сильного игрока, я не могу предсказать точно, где мой оппонент сделает ход против меня – если бы я мог предсказать, я бы, по определению, был бы так же силён в шахматах сам. Но я могу предсказать конечный результат, а именно выигрыш этого игрока. Я знаю область возможных будущ, куда мой оппонент направляется, что позволяет мне предсказать конец пути, даже если я не могу видеть дороги. Когда я нахожусь в наиболее творческом состоянии, это тогда, когда труднее всего предсказать мои действия и легче всего предсказать последствия моих действий. (Предполагая, что вы знаете и понимаете мои цели.) Если я хочу создать игрока в шахматы, превосходящего человека, я должен запрограммировать его на поиск выигрышных ходов. Мне не следует программировать конкретные шаги, потому что в этом случае шахматный игрок не будет чем-либо лучше меня. Когда я начинаю поиск, я, по необходимости, жертвую своей способностью предсказать точный ответ заранее. Чтобы получить по-настоящему хороший ответ, вы должны пожертвовать своей способностью предсказать ответ, но не своей способностью сказать, каков вопрос.

Такая путаница, как непосредственное программирование коммунизма, вероятно, не соблазнит программиста универсального ИИ, который говорит на языке теории решений. Я бы назвал это философской ошибкой, но обвинил бы в этом недостаток технического знания.

6.2. Пример технической неудачи.

«Вместо законов, ограничивающих поведение интеллектуальных машин, мы должны дать им эмоции, которые будут руководить их обучением поведению. Они должны хотеть, чтобы мы были счастливы и процветали, - что есть эмоция, которую мы называем любовью. Мы можем спроектировать интеллектуальные машины так, что их основная, врождённая эмоция будет безусловная любовь ко всем людям. В начале мы можем сделать относительно простые машины, которые научатся распознавать выражения счастья и несчастья на человеческом лице, человеческие голоса и человеческий язык жестов. Затем мы можем жёстко привязать результат этого обучения в качестве изначально присущих эмоциональных ценностей более сложным интеллектуальным машинам, позитивно подкрепляемым, когда мы счастливы, и негативно – когда несчастливы. Машины могут обучиться алгоритмам приблизительного предсказания будущего, как, например, инвесторы используют сейчас обучающиеся машины, чтобы предсказать будущие цены облигаций. Таким способом мы можем запрограммировать интеллектуальные машины на обучение алгоритмам предсказания будущего человеческого счастья, и использовать эти предсказания, как эмоциональные ценности».