4. Стратегическая нестабильность: кто ударит первым, тот выигрывает. Плюс, ситуации, когда имеющий преимущество должен атаковать перед угрозой его утраты.
5. Трещина. Эскалация раскола в неком обществе приводит ко всё более открытой борьбе между двумя силами, ко всё большим преступлениям, всё большей поляризации остальных членов общества, которые вынуждены выбирать, на чьей они стороне. (Например, противостояние ФАТХ и ХАМАС в Палестине.)
6. Структурный кризис, когда все всё знают. (Как в фильме «Особое мнение», где способность экстрасенсов предсказывать будущее приводит к возникновению войны.) В одной книге по военной стратегии описывалась следующая ситуация, где, если один из двух противник не знает, в каком состоянии другой, он находятся в покое. А если один знает, что другой начал выдвигать войска, это его провоцирует выдвигать свои; если он знает, что тот не выдвигает войска, это тоже его провоцирует напасть первым. То есть информационная прозрачность бесконечно ускоряет обратные связи между противоборствующими сторонами, в результате чего становятся возможны быстрые процессы с положительной обратной связью. А шпионские нанороботы сделают мир информационно прозрачным – и с большой скоростью.
7. Структурный кризис в духе борьбы с врагами народа, когда все начинают видеть друг в друге врагов и истреблять кажущихся врагов, что приводит к самоусилению поиска врагов и мести за ложные обвинения. Кстати, кровная месть – тоже структурный кризис, который может поедать сообщества.
8. Концепция о том, что уничтожать других – это способ «решить проблему». Но это только путь к разрастанию конфликта. Это как дилемма заключённого. Если обе стороны решатся на мир, то обе выиграют, но если только одна, то более «добрая» проиграет. Иначе говоря, патологическая самоорганизация может происходить даже тогда, когда большинство против неё. Например, в начале гонки вооружений уже было понятно, что это такое, и прогноз её развития был опубликован. Однако не помешал самому процессу.
9. Экономический кризис, связанный с эффектом обратной связи между предсказаниями и поведением объекта наблюдения, который делает этот объект абсолютно непредсказуемым - что имеет место при спекуляциях на рынке. (См. книгу Дж. Сороса о кризисе мирового капитализма .) Эта непредсказуемость заставляет тренды выходить на самые невероятные режимы работы, среди которых могут быть и катастрофические. Иначе говоря, тренды выискивают новые катастрофические режимы, чтобы их нельзя было предсказать. (Доказывается это так: если бы рынки были предсказуемы, каждый бы мог на них наживаться. Но все не могут получить прибыль от спекуляций, так как это игра с нулевой суммой. Следовательно, поведение рынков будет сложнее, чем системы предсказания их. Иначе говоря, это динамический хаос.) В военном противостоянии вести себя непредсказуемым образом тоже оказывается иногда более выгодным, чем вести себя наиболее эффективным образом, ибо эффективный путь легко просчитывается.
10. Другой вариант экономического структурного кризиса – бесконечное откладывание рецессии путём накачки экономики деньгами – может пройти точку необратимости, когда мягко выйти из этого невозможно. Это описывается в теории кредитных циклов Х. Мински . Мински делит должников на три категории: добросовестных; на тех, кто может зарабатывать на выплату процентов, но не основной массы долга и поэтому вынуждены растягивать его навечно; и на тех, кто вынужден занимать новые кредиты, чтобы выплачивать по старым, что похоже на финансовую пирамиду (схема Ponzi или МММ). Первый тип заёмщиков свободен, и может целиком выплатить долг. Второй тип заёмщиков вынужден выплачивать долг вечно и не может выйти из этого состояния, но способен обслуживать свой долг. Третий тип вынужден непрерывно расширять свои операции и всё равно обанкротится в течение конечного промежутка времени. Мински показывает, что возникновение всех трёх типов заёмщиков и постепенное увеличение доли заёмщиков третьего типа является естественным процессом в капиталистической экономике периода бума. Современная экономика, во главе со своим локомотивом – США, находится где-то между вторым и третьим типом. Объём разного вида долгов, созданных только внутри США имеет, по некоторым оценкам, порядок 100 триллионов долларов (сюда входит 7 трлн. государственного долга, 14 трлн. по ипотеке, долги населения за кредитные карты, образование, машины, долговые обязательства корпораций, а также обязательства правительства США по медобсулуживанию пенсионеров Medicare. При этом ВВП США – 13 трлн. долларов. Понятно, что все эти деньги нужно выплатить не завтра, а они размазаны по ближайшим 30 годам и между разными субъектами, которые сложным образом собираются использовать поступления по одним долгам для оплаты других.) Сам по себе долг не есть дьявол – он, скорее, описывает, кто, что и когда будет делать и получать. То есть это финансовая машина планирования будущего. Однако когда она переходит на третий режим (схема ponzi), она вступает в механизм саморазрушения, которое тем сильнее, чем оно позже. Мнения о том, действительно ли мировая экономика развивается благодаря всемирной финансовой пирамиде, или нет, разнятся. Миллиардер Уоррен Баффет назвал дериваты (многоступенчатые долги) финансовым оружием массового поражения. Опасная тенденция состоит так же в том, что можно подумать, что эта системная проблема с долгами относится только к США как к стране: на самом деле, она относится ко всей мировой экономике. Ущерб от Великой депрессии 1929 года вдвое превышал ущерб США от Второй мировой войны и распространился, как вирус испанка 10 годами ранее, по всем континентам, ударив по Европе сильнее, чем по Штатам. Кризис 1929 года был крупнейшим системным кризисом вплоть до распада СССР. Основная его сложность была в том, что люди не понимали, что происходит. Почему, если есть люди, желающие работать, и есть голодные, требующие пищи – еда дешевеет, а никто её купить не может и фермеры разоряются? И они сжигали излишки еды – не потому, что они были злодеи или идиоты, а потому что они просто не понимали, как заставить систему работать. Надо отметить, что и сейчас есть разные точки зрения о причинах Великой Депрессии и особенно о том, какие меры были бы правильными и почему она, наконец, закончилась. Тотальное самоподдерживающееся непонимание является важной частью системного кризиса. Мински предлагает увеличить роль государства как заёмщика на крайний случай, чтобы уменьшить циклические колебания капиталистической экономики. И это уже сработало в кризисах 1975, 1982 и начала 90-х. Но в этом есть новая опасность, называемая «моральный вред», состоящая в том, что банки, которые каждый раз выкупают, становятся всё более безрассудными в делании долгов, так как уверены, что их выкупят и на этот раз. Кроме того, их подводят статистические модели: чем дольше не было экономической депрессии, тем дольше её и не будет по статистическим моделям, тогда как по структурным моделям, чем дольше не было спада, тем большим он будет. Кредитный цикл Мински связан в первую очередь с излишним инвестированием, а закон Мура, как мы знаем, во много опирается на избыточное инвестирование в рамках «венчурного инвестирования». Поэтому спад мировой экономики нанесёт сильнейший удар по закону Мура.
11. Общая тенденция к нарастанию сложности человеческой цивилизации, которая создаёт возможность для быстроразвивающихся непредсказуемых коллапсов. (Подобно тому, как самолёт в Перу разбился, потому что персонал в аэропорту заклеил датчик скорости скотчем, и он выдал ошибку, а команда решила, что это сбой компьютера, и когда компьютер выдал сигнал о близости земли, ему не поверили и врезались в море.) Или ошибочного срабатывания систем оповещения о ядерном ударе. Если раньше основной причиной катастроф были «непреодолимые силы природы» (шторм, медведь), то к XX веку они были вытеснены основной – человеческим фактором (то есть вполне конкретной ошибкой на стадии проектирования, настройки или управления). Однако к концу XX века сложность технических и социальных сетей стала столь велика, что их сбои стали не локальными, а системными (по сценариям, обнаружение которых требовало невычислимой сложности). Примером тому является Чернобыльская катастрофа, где персонал следовал по букве инструкции, но таким образом, каким никто из составителей не ожидал и не мог предположить. В результате каждый действовал правильно, а в сумме система не сработала. То есть причиной катастрофы стала сверхсложность системы, а не конкретная ошибка конкретного человека. Об этом же говорится в теории нормальных аварий Перроу: катастрофы являются естественным свойством сверхсложных систем.
