— Спасибо! — и успокаивающе щелкнул дочку по носу: — Никто тебя не отправит.

Только в машине, в приятной убаюкивающей полудреме, Янку осенило ни с того ни с сего: сложила два да два и получила… "Такие вещи вслух не говорят! — издевательски вспыхнуло в голове самое первое предупреждение Мастера Ольги. Сколько же их было после того — предупреждений, чтоб не трепала зря языком и не порола лишний раз горячку…

"Еще и папу в неловкое положение поставила, шляпа! Нет, зря я на него всё сразу вывалила, надо было постепенно. Сегодня про одну жизнь, завтра про другую…" — несмотря на позднее время, спать совсем расхотелось. Всю оставшуюся дорогу Яна промаялась, как на иголках.

Уже дома Владимир никак не мог найти себе места, всё расхаживал по тесной кухоньке взад-вперед, ежеминутно натыкаясь на табуретки. Терзало смутное чувство, что упустил среди cегодняшней беготни что-то важное, незаметно просочилось струйкой песка сквозь пальцы… Заглянул к дочке: та лежала полностью одетая поверх цветного одеяла с гавайскими мотивами, даже кровать расстилать не захотела. Володе показалось, что она сейчас внутренне напряжена, как натянутая до предела струна: одно неверное движение — и порвется, только оглушающий звон прокатится по квартире! Или как в поезде: вот-вот объявят ее станцию, надо будет хватать пожитки и в спешном порядке выгружаться прямо в ночь… Он осторожно присел на самый краешек Янкиной кровати:

— Почему не спишь? Уже поздно, зря мы так затянули… Занятия-то завтра никто не отменял.

— Я, когда слишком много событий, потом не могу заснуть, — запутанно объяснила Янка, поглядывая на него сквозь приспущенные темные ресницы. А голос при том откровенно трагический, хоть Гамлета играй: — Организм, наверно, так устроен… Я уже привыкла.

До Владимира дошло, как гром среди ясного неба: он ведь так и не сказал ничего внятного в ответ на эту детективную историю с прошлыми жизнями! Отделался парой общих фраз и всё. Дочура, вероятно, решила, что он попросту не воспринял ее всерьез. Может, для Янки это вопрос жизни и смерти, а папахен пропустил равнодушно мимо ушей…

Знала бы она, до чего страшно стало Володе там в уютной пиццерии, словно ее уносило мощным течением всё дальше и дальше, а он стоял на берегу столб столбом и беспомощно смотрел вслед. Беспричинный панический страх не за себя, а за другого, самого дорогого в твоей жизни человека, оттого и попытался проигнорировать ее рассказ. Только как ей сейчас объяснишь?.. Володя сделал над собой усилие и медленно проговорил, тщательно обдумывая каждое слово:

— Понимаешь, в чем дело… Это довольно редкая особенность — помнить свои прошлые жизни. Обычно людей вводят в транс, чтоб узнать такие вещи.

— Я знаю, Мартын вводит… А у меня транс по жизни! — иронически хмыкнула Янка, не вставая. "Самоирония — фамильная черта всех Вишневских", — не ко времени отметил про себя Володя с петушиной гордостью. Мысли наконец-то оформились в четкие убедительные фразы: вот что он должен был сказать в самом начале! Не разводить демагогию на пустом месте, а поговорить с ней начистоту. Для большего эффекта Володя положил ей руку на тонкое, почти невесомое на ощупь плечо:

— Давай договоримся: об этих твоих способностях должно знать как можно меньше людей. Даже тем, кому ты раньше рассказывала, никакой новой информации: "Да, что-то было, но теперь уже нет, прошло…" Иначе ты знаешь, чем это грозит.

— Желтый дом, — подтвердила дочка со вздохом и немного поерзала, устраиваясь на кровати поудобней. Да так и не устроилась: присела на одеяло рядом с ним, сиротливо уткнув подбородок в круглые колени с побледневшими синяками: — Ты тоже думаешь, что я ненормальная?

— Кто знает?.. Может, как раз ты из нас всех нормальная, а мы пока отстаем, — кажется, Янка не слишком поверила, пришлось добавить в голосе искусственно-бодрых ноток: — Выше нос! Запомни: ты обычный нормальный человек. И то, что у тебя появилось, не должно тебе мешать… просто жить. — Не удержавшись, он в шутку двумя пальцами прищемил Янкин нос: — Моя ты родственная душа!

Мотоцикл, казалось, не касался земли, мчался где-то в миллиметре от асфальта. Ветер яростно трепал за спиной волосы и тугими струями хлестал по щекам, за всю дорогу Янка ни разу не рискнула полностью открыть глаза. (Без мотоциклетных или хотя бы солнцезащитных очков это выглядело чистым безумием.) Если бы мама сейчас увидела ее без шлема, точно бы начался "детский крик на лужайке"! Яна всегда считала, что это братец Ярослав сумасшедший — ну, или единственный в своем роде, — когда гонит так, что всё по сторонам сливается в непрерывную пеструю ленту. Но это, значит, были еще цветочки, ягодки — они вот где начинаются!..

Мотоцикл ощутимо сбавил ход. Яна осторожно приоткрыла один глаз и для пущей безопасности прижалась щекой к Сережкиному кожаному плечу: "Интересно, он всегда так летает или это было персонально для меня? Еще интересней, что сейчас творится на голове… Представляю, утро в курятнике!"

Затормозили на Красностуденческой возле неизвестного ей кафе, невзрачного на вид. Сергей не спеша снял шлем, огромные мотоциклетные очки, с хрустом размял все десять шейных позвонков и повернулся наконец к ней передом, а к лесу задом. Несмотря на проделанные сложные манипуляции, лицо его оставалось настолько спокойным и безразличным, какое только можно представить… Яна растерялась: неужели не действует ее обычная чувствительность? До чего же он непроницаемый, словно каменной стеной от нее отгородился — и не разглядишь, есть за ней кто или нет… "Рыцарь в стальных доспехах!" — хвостатой кометой пролетела яркая, как всегда в последнее время, мысль. А вслух она всё же не сдержалась, с вибрирующими Галькиными интонациями озвучила свой щенячий восторг:

— Здорово! Вот это скорость!..

— Это еще не скорость. Я с тобой еще не набирал.

— А-а, так это ты не набирал…

Сережка зачем-то взял ее руки в свои, лицо его неуловимым образом изменилось, стало мягче и нежнее — рыцарь приподнял забрало шлема…

— Глаза у тебя… Так бы всю жизнь и смотрел.

"Вот оно, начинается!" — заметались по всей голове истерические мысли. Точно так же, как три недели назад с цыганкой, перед глазами у Янки всё вспыхнуло нестерпимо ярким серебряным светом. Еще мгновение — и она полностью отключится, и тогда одному Богу известно, что произойдет… Яна только было приготовилась рывком вернуть себя в нормальное состояние (как делала обычно при первой же опасности "вылететь за пределы"), но потом передумала, решила обождать. Иначе как она узнает, что это такое и для чего ей дано, если будет каждый раз трусливо сбегать и прятаться в тень?

Серебристые паутинки перед глазами слегка задрожали и сплелись в сложную многоцветную картину: перед ней стоял всё тот же Сережа и вместе с тем не совсем он, еще кто-то другой. Два непохожих, почти противоположных, точно юг и север, лица невероятным образом накладывались друг на друга. (Точь-в-точь как на переливающихся открытках, которые папа когда-то в детстве привозил из заграницы…)

Янка затаила дыхание и пляшущие картинки постепенно прояснились, перестали мельтешить перед глазами: посреди мерцания четко проступил полутемный бар с низкими подвесными лампами и громоздкими, тяжелыми на вид стульями с резными ножками. Немного на отшибе как будто бы Сергей: стоит, небрежно облокотившись обо что-то темное и гладко отполированное, скорей всего дубовое. Наверно, барная стойка такая… А он постарше, чем сейчас, но всё равно молодой: гладко зачесанные назад иссиня-черные волосы, насмешливый взгляд сверху вниз и надменно задранный подбородок с раздвоенной ямкой. Ах да, еще тоненькие, едва заметные усики над верхней губой, щегольски закрученные вверх. (Как у актеров из черно-белых довоенных фильмов, сейчас-то таких давно не носят…) Губы этого "поддельного" Сергея кривятся в нетерпеливой гримасе, рука нервно барабанит по столу, отбивая четкую ритмичную дробь. При каждом движении на безымянном пальце посверкивает крупный перстень с замысловатой печатью, он почудился Янке до странного знакомым…