— То есть вы хотите сказать, что вам было точно известно, каковы будут последствия, еще до того, как вовлекли меня в свой грубый розыгрыш?

— Я ни во что вас не вовлекал, Либерти. Просто решил наказать за апломб.

Либерти нашла в себе силы усмехнуться его словам. Нет, порой он действительно бывает неотразим.

— Что ж, думаю, вы правы, Дэрвуд. В следующий раз постараюсь быть осмотрительнее.

— Сомневаюсь. — Для пущей выразительности Эллиот слегка выгнул брови. — Однако должен вам признаться, за мной водится такая слабость: обожаю при случае воспользоваться чьей-то самонадеянностью.

— Что ж, приятно слышать, что у вас имеется хотя бы одна слабость.

— Уверяю вас, отнюдь не одна, — сказал Эллиот и выглянул из окна, потому что карета в этот момент сворачивала за угол. — Если вы чувствуете, что вам уже лучше, то позволю себе покинуть вас, как только Генри доедет до конца квартала. Он доставит вас домой.

— Со мной все в порядке, уверяю вас. — Либерти приподняла голову. — Вам нет необходимости беспокоиться.

— Не смешите меня, — парировал Эллиот. — Вам угрожали. И потому я не могу не беспокоиться за вас. Либерти решила не прятать своих истинных чувств.

— Благодарю вас, Дэрвуд.

Карета замедлила ход и остановилась. Эллиот подождал, пока лакей откроет дверцу, после чего вышел и повернулся к ней, чтобы пожать на прощание руку.

— Я докопаюсь до истины, даю слово.

— Благодарю, милорд. В начале следующей недели я к вам приду, чтобы забрать контракт.

Либерти бросила взгляд на молоток-колотушку на двери особняка Дэрвуд-Хаус. Ей почему-то пришел на ум роман с продолжением популярного романиста Чарлза Диккенса. Она так долго смотрела на дверь жилища Эллиота, что ей показалось, будто перед ней, словно Джекоб Марли перед Скруджем, появится Ховард. Представив себе лицо своего бывшего благодетеля, Либерти усмехнулась. Узнай Ховард, что она в эти минуты стоит на пороге дома Эллиота Мосса, более того, что собралась замуж за этого человека, наверняка умер бы во второй раз.

Если Либерти и колебалась, идти или не идти сюда, решимости в ней заметно прибавилось после того, как утром в прихожей она обнаружила на стуле бесчувственное тело Карлтона Ренделла. Ее всю передернуло от одного только его непристойного вида — лицо одутловатое, рот открыт, как у младенца. Наверняка накануне вместе со своими беспутными дружками провел ночь где-нибудь за карточным столом или в борделе, похваляясь перед девицами, как ему наконец-то повезло в жизни. Карлтон ничуть не сомневался, что Либерти согласна выйти за него замуж. В конце концов, он поставил ее перед выбором: или замужество — или судебная тяжба. И то и другое было для нее сродни смертному приговору.

При воспоминании об этом Либерти решительно взялась за колотушку.

Всего через несколько мгновений дверь ей открыл сам Эллиот. Загораживая собой дверной проем, словно лев, ринувшийся на защиту своей территории, он окинул ее тем же хищным взглядом, что и накануне в помещении аукциона.

— Доброе утро. — Вот и все слова, что нашлись у нее в эти мгновения.

Эллиот обернулся и посмотрел через плечо на уже немолодого дворецкого — тот поначалу замешкался, а потом, оправив сюртук, бросился исполнять свои обязанности.

— Не волнуйтесь, Уикерс, я сам как-нибудь справлюсь. Дворецкий в растерянности застыл на месте.

— Прошу прощения, ваша милость. Мы с поваром обсуждали меню. — Он с легким осуждением покосился на Либерти. — Я никак не ожидал, что к нам в столь ранний час пожалуют гости.

Губы Эллиота изогнулись в чуть заметной улыбке.

— А вот я ждал, — заверил он дворецкого. — И не надо беспокоиться. Я сам провожу даму в кабинет.

Судя по всему, Уикерс, ответивший легким кивком, был либо слишком хорошо вышколен, либо уже привык к эксцентричным выходкам хозяина. Поэтому воздержался от каких-либо комментариев по поводу своего полного неудовольствия, что хозяин сам открывает дверь, причем в столь неурочный час.

— Как вам будем угодно, сэр. Надеюсь, вы не станете возражать, если на обед будет подана лососина?

Эллиот продолжал испытующе смотреть на Либерти.

— Ничуть, Уикерс. Благодарю.

Он подождал, пока дворецкий скроется за дверью в дальнем конце холла, после чего отступил в сторону, давая Либерти возможность войти и обозреть внутреннее убранство дома.

— Рад вас лицезреть.

— Я не слишком рано? — спросила она, переступая порог.

— Отнюдь. Я как раз закончил перечитывать контракт, — ответил Эллиот и в очередной раз испытующе взглянул на гостью. — Надеюсь, у вас все в порядке?

— Можно сказать, что да. Карлтон и его мать постоянно куда-то ездят. Такое впечатление, что они вообще не замечают моего присутствия.

Медленным движением Либерти откинула с лица вуаль и посмотрела в глаза Эллиоту. И тут же сама удивилась, с каких это пор она научилась с таким завидным спокойствием воспринимать его близость. Его волосы, не то чтобы совсем темные, а скорее каштановые были влажны. Если она не ошибается, Эллиот встал рано, чтобы поупражнять тело. Скорее всего, утром он уже успел совершить верховую прогулку. Он производил впечатление человека, с величайшим тщанием относящегося ко всему, что касается собственной персоны, будь то гардероб или финансовые проекты. Либерти приятно было это заметить.

Неожиданно она обратила внимание, что возникшая между ними пауза затянулась, и поспешно оглянулась по сторонам, ища глазами, что могло бы стать предметом для продолжения разговора. Взгляд наткнулся на большую мраморную статую посреди просторного холла.

— Какая изумительная вещь! — воскликнула она. — Ховард неизменно приходил от нее в восторг!

— Благодарю вас. Это одна из моих любимиц. — С этими словами Эллиот махнул рукой куда-то в сторону дверей. — Насколько я понимаю, вы ограничены во времени. Поэтому могу вручить вам контракт прямо сейчас. Но, если не возражаете, мы могли бы обсудить его в библиотеке.

Понимая, что пути к отступлению нет, Либерти набрала полную грудь воздуха и решительно шагнула вперед.

— Вы позволите взять у вас плащ? — предложил Эллиот и протянул руку.

Либерти медленно расстегнула пряжку.

— У вас наверняка дельные адвокаты, коль вы сумели столь быстро составить контракт.

— Я им плачу за то, чтобы они были дельными.

— Тем не менее наверняка им стоило немалых трудов вовремя завершить столь кропотливый труд.

— Насколько мне известно, никто из них не пожаловался на загруженность. Деньги, мисс Мэдисон, — самое действенное средство в этом мире.

Либерти вручила ему плащ и проследовала в библиотеку.

Прозвучавшая в его голосе ожесточенность пробудила в ее душе сочувствие и симпатию. Постепенно она начала подозревать, что Эллиот Мосс — удивительный человек, которого этот мир явно недооценил и с которым довольно несправедливо обошелся. Вот почему он теперь демонстративно сторонится светского общества, отгородился от него, возведя между ним и собой высокую стену, добровольно заперся в полном одиночестве в своей башне из слоновой кости. В некотором роде он возвел цитадель и готов бросить вызов любому, кто попытается его выманить или в нее вторгнуться. Где-то в глубине души у нее возникло некое ощущение, причем довольно болезненное, которое Либерти определила для себя как сочувственное понимание. Но, как прекрасно ей самой известно, это — чувство одиночества. Осознание того, что Эллиот Мосс ужасно одинок, что он, как и она, неприкаянная душа, потрясло Либерти. Она многое умела делать, а особенно хорошо ей удавалось заботиться о близких — да и не очень близких — людях.

И вот теперь, словно вновь обретя смысл существования, Либерти порывисто направилась по коридору в библиотеку. Сделав всего несколько шагов, она обернулась.

— Странный вы человек, Дэрвуд. Казалось, он воспринял ее укоризненную реплику как комплимент.

— Что ж, мне это уже не раз приходилось слышать, — ответил он. — Думаю, в этом-то и заключается секрет моей притягательности.