— Труута, принимай! Да ухватись же за дужку, слышишь?

— Ой, бомба! — завопила Труута и рванула прочь.

— Труута!

Руки устали держать «бомбу» на весу, и я уже было собралась опустить бидон, когда пришли Олав, Мадис, Тийна и учитель Сельге.

— Ты подвернула ногу? — испуганно спросил учитель.

— Да возьмите же вы, наконец, это сокровище, ничего со мной не случилось! — рассердилась я.

— Дети, отойдите подальше! — приказал учитель и взялся за «ушки» бидона.

Я, честное слово, не знаю, как выглядят бомбы, но уж обычный молочный бидон узнаю даже на ощупь.

— Это молочный бидон, — заключил учитель. — Судя по всему, старый. Крышка проржавела… Открылась! Та-ак… Здесь внутри какие-то бумаги… Нет, пожалуй, какая-то книжка или альбом для рисования. Пойдем наружу и посмотрим на свету! Молодец, Пилле! — похвалил учитель и осветил меня лучом карманного фонарика так, что мне пришлось зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть. Затем он догадался перевести луч с моего лица на дно ямы. — Похоже, больше ничего там нет. Черт знает, зачем в погребе сделано такое углубление… яма какая-то… Ну, Пилле, давай руку!

Я протянула руку учителю и стала выбираться из ямы, но вдруг заметила возле моей ноги какой-то небольшой темный предмет. «Больше ничего там нет!» — мысленно передразнила я.

— Погодите!

— Что случилось? — спросил учитель, отпустив мою руку.

— Ни-ни-чего! — пробормотала я в ответ, потому что предмет, который я успела схватить, оказался бумажником. Я не была полностью уверена в том, что знаю его владельца, но недоброе подозрение закралось мне в душу. Сунула бумажник себе за пазуху и снова протянула руку.

— Да я… сумела бы и сама вылезти, — сказала я учителю, вместо «спасибо».

— Ну пойдем теперь посмотрим, что это за сокровища откопала Пилле! — предложил учитель.

— Тоже мне сокровища — книга какая-то! Драгоценности, очевидно, все-таки где-то спрятаны, — разочарованно протянула Труута, когда Рейн Сельге достал из бидона какую-то книжку в красной обложке.

Но это и не была книга, а толстая общая тетрадь, обернутая красной глянцевой бумагой. Бумага в нескольких местах выцвела, а в некоторых местах потемнела и стала пестрой, как мрамор.

«ДНЕВНИК 1 ПИОНЕРСКОГО ОТРЯДА МАЙМЕТССКОЙ НЕПОЛНОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ. 1940/41 УЧЕБНЫЙ ГОД», — прочли мы на первой страничке.

— Вот тебе и сокровища! — огорчилась Труута, да и у других лица вытянулись от удивления, только глаза учителя сияли.

— Подумать только, какой уникум! — обрадовался Рейн Сельге. — Такие дневники сохранились лишь в очень редких школах. Та-ак… список пионеров… Анне Аид, Тийю Тухтна, Роберт Луйк… Может быть, кто-то из них вам знаком?

— Нет, мы никого не знаем.

— Мой отец тоже учился в этой школе, посмотрите, вдруг там есть Теэсалу Юри? — спросил Олав.

— Теэсалу… Нет, такого нет. В каком году твой отец родился?

— Жутко давно, — ответил Олав. — Я точно не знаю, но году в сорок пятом наверняка, может быть, даже в сорок третьем.

— Ну, значит, он еще не родился, когда Сальме Урб делала эти записи в дневнике.

— Если в сороковом они были одиннадцатилетними или, скажем, для простоты — десятилетними, то теперь эти пионеры празднуют уже свое пятидесятипятилетие! — подсчитал Эльмо. — Стоп-стоп, тут в списке есть Харриетта Линдманн, а наша соседка-старушка тоже Харриетта, только у нее фамилия Пуудель. Я всегда думал, до чего же ей не повезло с фамилией[12]. Но для чего женщина с красивой фамилией Линдманн станет брать фамилию Пуудель?

— Это, может быть, ее фамилия по мужу, — предположила Труута. — Послушайте, тут в списке значится мой дядя, такой толстый, который работает в министерстве — Александер Вяли, мы зовем его дядя Алекс.

— Ну этому я не поверю, что твой дядя — один из первых пионеров в Майметса! Ты никогда об этом не говорила! — сказал Мадис.

— Я же и сама не знала! Но, видишь, фамилия в списке. «Александер Вяли — знаменосец отряда».

Классный руководитель листал дневник.

— Изучали азбуку Морзе… Веселый поварский сбор… Пособие малоимущим ученикам: Александер Вяли получил сапоги сорокового размера…

Труута затрясла головой.

— Нет, это наверняка не мой дядя. У дяди Алекса огромная нога, и он всегда ходит в красивых мягких туфлях.

— Но на всякий случай, ты могла бы спросить у него, — посоветовала Тийна.

— Нет, не имеет никакого смысла, — затрясла головой Труута. — Мама всегда говорит: «Наимоднейшие туфли — слабость Алекса!»

Учитель улыбнулся:

— Может, у него слабость к туфлям как раз потому, что в мальчишеские годы пришлось бегать босиком или ходить в сапогах, полученных в качестве помощи.

— Подумай, вот твой дядя изумится, если услышит, что мы знаем, какой размер ноги у него был в сороковом году! — сказал Мадис.

— Мы могли бы позвать их в гости — эту Харриетту и Александера Вяли, если, конечно, это он и есть, твой дядя. И кто знает, может, кто-нибудь из тех, кто есть в этом списке, живет еще в наших краях, здесь в округе. Устроим сразу такой вечер встречи?..

— Хорошая мысль! — поддержал классный руководитель. — Прежде всего, надо сходить к этой Харриетте, может быть, она что-нибудь знает о своих подругах детства.

Лейла сказала:

— А мне больше всего нравится эта маленькая Ирэна. — Она показала на рисунок под записью о «Веселом поварском сборе»: девочку с желтыми локонами на голове, вокруг губ у нее был намалеван оранжевый круг. Под рисунком аккуратными печатными буквами было написано: «Наша маленькая плутовка и лакомка Ирэна лакомится гоголем-моголем».

— Ну, если эта плутовка уже пятьдесят лет лакомилась яичным желтком, то уж она наверняка больше не маленькая, — предполагал Мадис. — Найдется ли у нас такой прочный стул, чтобы без опаски позвать ее в гости?

— Но может быть, это Ирэна-конторщица? — сказал Олав. — Она ведь небольшого роста и любит сладкое. Когда служащие конторы приходили к нам поздравить маму с днем рождения, эта Ирэна так охотилась за ломтями торта с розочками из крема, что мне не досталось.

— У-ужасно интересно! — Труута вздохнула. — Ну да, но почему этот дневник спрятали здесь, в погребе? И кто его спрятал?

Учитель ответил:

— А это выяснится, когда вы найдете бывших пионеров. Я полагаю, что дневник спрятали в погребе во время войны, когда немцы оккупировали Эстонию. Я уверен, что тот, кто вел дневник, просто не осмелился держать его дома и принес сюда, в самое надежное место. Ведь волк возле своего гнезда не разбойничает.

— Как это — возле своего гнезда?.. — спросил Олав.

— Вы ведь знаете, что с сорок второго года в школьном здании размещался немецкий военный госпиталь — в нашем понятии — больница.

— Я об этом и не слыхал! — изумился Мадис.

Учитель с удивлением посмотрел на него и на всех нас, покачал головой и сказал:

— Тогда вы небось не знаете и того, что когда гитлеровцы отступали, они заминировали всю школу, даже швейная машина была минирована!

— Как в детективном фильме! — восхитился Мадис. — Неужели вы во время войны были разведчиком, что все так точно знаете?

Учитель засмеялся:

— Хотя и я жутко старый, как сказал про своего отца Олав, но во время войны меня еще на свете не было. Просто я вчера осмотрел ваш школьный краеведческий музей, там ведь собрана вся история вашей школы. Ученики сами расспрашивали людей постарше и все аккуратно записывали.

— Это я давно заметил, что все интересное придумано и сделано еще до нас! — Мадис огорченно махнул рукой. — Я-то думал, что уголок краеведения в школе — это просто так, ради моды, что ли… Ну всякие спицы и цепы развешаны по стенам, но ведь ими больше не пользуются. А в те альбомы я и вовсе никогда не заглядывал…

— Насколько я успел заметить, в школьном музее краеведения нет никаких материалов о первых пионерах Майметса, стало быть, и тебе, Мадис, оставлено интересное дело, — усмехнулся учитель.