— Лезь на плот, только осторожно, потихоньку, чтобы он не перевернулся!

Помню еще, что кое-как взобралась на плот, а дальше ничего не знаю… Помню только ужасный холод и мокрую одежду, прилипшую к телу. Очевидно, художник подгреб плот к берегу или к причалу и сделал там Крыыт искусственное дыхание. А я, кажется, поплелась сама к ним на дачу.

Когда я открыла глаза, оказалось, что лежу на широкой кровати, рядом лежит Крыыт. Она улыбалась, корчила рожи сидящей у постели Кярт и говорила:

— Видишь теперь, я была права — вода длиннее, чем кисточка!

Малышки раньше поспорили: Кярт утверждала, что отцовская кисточка такая длинная, что может достать до дна озера, а Крыыт утверждала, что не достанет. До чего же больших жертв потребовало от Крыыт доказательство истины.

— Ага! — обрадовалась тетя Марет. — Ты проснулась. Твой отец сильно встревожился, обзвонил всех твоих одноклассников. Он совсем вне себя. И мама твоя дома плачет.

Я поднялась и села.

— Отец?

На миг сверкнул в голове луч надежды: мой настоящий отец нашел меня! Я вообразила его себе на блестящем черном мотоцикле, мчащегося от дома Пилле к дому Мадиса и спрашивающего: «Кто знает что-нибудь о моей дочери? Где видели Тийну в последний раз?» Ох, такой отец надрал бы уши десятку Вармо за раз! Но плевать мне на этого Вармо! Холодное купание вымыло из меня весь страх до крупиночки! Вдруг до меня дошло, что все мое горе вместе с планом бегства было ребячеством — ну что может сделать один глупый мальчишка из другой школы мне, нашей семье, нашему классу?..

— Твой отец, как клубника, — объявила Кярт. — Когда он пришел к нам, у него было зеленое лицо, потом оно побелело, потом стало красным.

— И оно у него круглое, как клубника, — поддержала Крыыт.

— Крыыт! — угомонила малышку тетя Марет громким голосом. — Так не говорят!

— Но у дяди Эльмара ведь лицо похоже на клубнику! — запротестовала Крыыт. — И ведь клубника, это не глупое слово!

Тетя Марет засмеялась, махнула рукой и крикнула громко:

— Тийна очнулась!

Художник сунул голову в комнату:

— Ого! Героиня уже бодрствует! Ты, однако, действительно молодец! Тебе следует дать медаль!

Над его плечом виднелось раскрасневшееся лицо дяди Эльмара. По-моему, оно совсем не напоминало клубнику, у него было такое же несчастное и перепуганное выражение, как тогда, когда мама ехала в больницу.

— Тийна! Ну как ты?

Дядя Эльмар подошел, сел на постель и обнял меня за плечи.

— Хорошо! — постаралась я ответить бодро.

— Жива-здорова?

Я кивнула. Все действительно было хорошо, только в плечах было странное ощущение усталости и правую руку саднило. Дядя Эльмар посмотрел на мою руку и подул на лиловые пятна — синяки, словно я малышка-несмышленыш, которая верит в волшебные слова: «Сороке болезнь, вороне боль, наша Тийна выздоровеет раньше, чем получит новую рубашку!»

Я догадалась, что следовало сделать: теперь, именно в этот момент я должна назвать дядю Эльмара папой. Мне казалось, что все — художник, его жена и дядя Эльмар — ждали этого, и, однако же, несмотря на желание и на стремление, я не смогла произнести столь простое слово.

К счастью, дядя Эльмар прервал молчание:

— Тийна, сможешь ты идти сама или возьму тебя на руки? Мама ведь ждет, она еще и понятия не имеет, где и почему…

— Конечно, смогу! — сказала я и соскочила с кровати. — Пойдем… сразу… «Папа…»

Последнее слово я добавила неслышно, только в мыслях.

Но может быть, уже завтра…

В первый день выдачи новых учебников в школьном здании всегда бывает как-то торжественно, солнечно и однако же немного грустно, да и запахи какие-то особенные. Дети, приехавшие издалека, пахнут не школьным автобусом, как во время учебного года, а каждый по-своему: кто-то смородиной, кто-то белым наливом, кто-то флоксами. Само собой разумеется, я никого нюхать не лезу, просто у меня нос немного чувствительнее, чем у других. Олав частенько шутит, что если его собака не захочет идти на охоту, вынюхивать дичь, то я смело могу заменить ее. Но если собаку Олава — Леди — каждый новый запах заставляет весело помахивать хвостом, то у меня августовские запахи в школе вызывают грусть.

Отец всегда говорит: «У всего на земле есть свои причины, и чем больше ты узнаешь о взаимосвязях этих причин, тем легче тебе владеть собой. Тем умнее ты станешь».

Но ведь запах новеньких учебников должен как раз вызывать радость: начинается новый учебный год, а я уже ученица пятого класса… Даже не терпится поскорее сесть за парту и поднимать руку… Жаль, конечно, что лето кончается и вскоре по утрам уже нельзя будет понежиться в постели, но все-таки, но все-таки конец лета всегда тянется немного скучновато. Все, что было запланировано еще весной, давно уже сделано, и ничего нового, особенного, в одиночку ведь не выдумаешь. Тийна занята — присматривает за своим маленьким братиком, Олав и Мадис пасут стадо и возятся со своим «катамараном», на который я и ступить боюсь. Труута отдыхает со своими городскими тетушками и шлет открытки с замечательными диетами для кинозвезд; если она сама все их проделала, то будет осенью выглядеть так, что только с помощью увеличительного стекла ее и удастся увидеть… Ох, на всем белом свете нет ничего скучнее, чем конец лета учительского дитя. Со всеми другими всегда происходит что-то интересное. Например, Тийна, которая плавает в сто раз хуже меня, спасла на прошлой неделе одну маленькую девочку, тонувшую в озере. Олав, который обычно в летнее время появляется возле школы не чаще, чем бывает лунное затмение, случайно пришел сюда как раз в тот момент, когда в школе орудовали воры. А я за лето даже гадюки не увидела, хотя в нынешнем году их вроде бы особенно много греется на пнях…

Все сто восемь учеников нашей Майметсской школы обычно успевают получить новые учебники за два дня. И сколько я себя помню, в дни раздачи учебников всегда стояла особо теплая и солнечная погода, как бы до этого или после этого ни лило с неба.

— Знаешь, в Майметсской школе надо бы выдавать учебники медленнее, — сказала я маме, которая перелистывала какой-то учебник для восьмого класса.

— Как это — медленнее? — не поняла она.

— Ну эту работу надо бы растянуть… на неделю или… даже две. В интересах совхоза. Понимаешь, я подметила, что всегда во время выдачи учебников стоит прекрасная погода. И если бы учителя немного растянули выдачу, совхоз смог бы спокойно управиться с осенними работами — не надо было бы опасаться дождей и постоянно прислушиваться к прогнозам погоды.

— Да что ты говоришь? — Мама засмеялась. — Неужели и вправду в эти дни всегда стоит прекрасная погода? Я этого никогда не замечала.

— Честное слово, столько, сколько я живу на этом свете! Одиннадцать лет!

— Ну в первый год жизни ты не только рассматривала учебники всех классов, но даже пыталась самые красивые книги попробовать на вкус, — напомнила мама. — Одиннадцать лет…

Я взяла «Инглиш» для восьмого класса и принялась отыскивать в нем знакомые слова — просто так, от скуки. Мне всегда нравилось листать учебники старших классов и запоминать из них одно-другое интересное. Ни мать, ни отец никогда мне этого не запрещали, но сейчас вдруг мама с сердитым видом взяла учебник у меня из рук и положила обратно в стопку к остальным книгам.

— Да я ведь не запачкаю, только посмотрю! — запротестовала я.

— Будь добра, смотри дома свои учебники, если это тебе так интересно. И заодно можешь их обернуть. Что сегодня сделано, завтра не…

— Что сегодня сделано, завтра неинтересно, — перебила я, пытаясь обернуть все в шутку.

Но мама сделала то особо строгое лицо, с которым обычно объявляет мне: «В данный момент я не твоя мать, а учительница!» — и сказала серьезно: