Сегодня вечером, когда я сидел в столовой и писал доклад на тему «Вулканы», кто-то позвонил. Пришел Андрей[43] – старший сын Евгения Андреевича. Он ушел с мамой в ванную и стали о чем-то говорить. Потом Андрей – со мной в детскую.
– А где Евгений Андреевич? – спросил я его.
Андрей что-то пробормотал, потом запер дверь и сказал мне на ухо: «Ты маме своей не говори, он ведь сегодня умер». Андрей сказал это таким спокойным голосом, будто говорил: «Юрка, почему у тебя заплата на коленке?»
Я и то больше испугался, я думаю чем он. В комнату вошла мама.
– Может быть, ему надо что-нибудь привезти? – спросила она взволнованным голосом.
– Доктор сказал, что папка не выживет! – ответил Андрей.
Мама ушла. Андрей говорил, что, конечно, отца жаль, но слезы не помогут, и он не плакал.
Потом он стал говорить о книгах, о школе, о фабзауче (Андрею 14 лет).
Наступал вечер…
Я услышал как дверь в коридоре отворилась, и громкий плач ворвался в квартиру, это пришла жена Е. А. – Ксана.[44]
Весь вечер стонали и плакали женщины. Мы остались совершенно одни. Папа – арестован. Павел – арестован. Е. А. – умер… ОДИНОЧЕСТВО. ОДИНОЧЕСТВО!
Рисунки на двух страницах иллюстрируют кинофильм. Рисунки хорошие, почти профессиональные.
Целый месяц никак не заставил себя сесть писать.
На даче были 10 дней. Кроме нас был Петух, Вовка, Лена, Зоя и Наташа. Катались на лыжах довольно часто…
На даче прочел «Тиль Уленшпигель», «Ган Исландец» Гюго… «Путешествие на край ночи» Седина и «Капитан Фракасс» Готье. Не мешало бы еще десяток дней пробыть на даче.
Приехали в Москву 11-го, а вечером этого же дня – Звонок.
Бабушка подходит.
– Это Таня? – спрашивает Нюта, наша знакомая.
– Да!
– У меня есть письмо от Павла.
– Как? Что!! А! Ну, ну! Да? Здоров? – вздох облегчения.
Бабушка повесила трубку и как бешеная, надев пальто, без шапки, бросилась бежать к Нюте. Мама и Аня остались у телефона. Аня застонала от радости. Скоро пришла Бабушка. Новости были самые утешительные. Ну, кажется, дела налаживаются!!!
В школе ничего особо достопримечательного, кроме того, что во время драки мне разбили глаз. Крови натекло! Уйма… Два дня не мог смотреть и не ходил в школу. Еще сейчас виден след. Не зажило. Прочел Шолохова «Тихий Дон» и «Поднятая целина», Гюго – «Отверженные», «Юлис» – Даниэля, «Нос» и «Рим» – Гоголя и научный труд Эрнеста фон Гессе – Вартег «Китай и китайцы». Очень интересно.
23-го был в Детском театре на «Негритенке и обезьяне» – глупейшая сентиментальщина! Пакость!
Пишу сейчас «Икаро-кроманьонец» из жизни первобытной культуры, в Ориньякскую эпоху.
Сижу дома. У меня, вероятно, грипп. Скучно! Главное – делать нечего! Писать? Нет, не хочу. Скучная тема эта – «Икаро-кроманьонец». Не о чем писать. Я хочу простой, юмористический рассказ, а не всякую там галиматью про Диплодоков, про романьонца, про Духалли и прочую чертовщину. Просто простого рассказа! Вот чего я добиваюсь. Я однажды напал на след, это было на каникулах, впервые мое перо произвело школьный рассказ. Но… не оконченный. А кончить не могу, так как конец никак не придумаю. В последнее время Левка Федотов сошлись с Мишкой Коршуновым, я оказался на отлете.
Вскоре после этого приходит Сало и говорит заговорщически:
– Юрка, Левка с Михикусом начали писать вместе рассказ!
– Ну! – удивился я. – Ведь Михикус совсем про другое пишет.
– Да, но у него неистощимое терпение, а у Левки огромная фантазия.
– А откуда ты это узнал?
– Я слышал. Вчера иду к Мишке. Сидим, разговариваем, вдруг звонок телефона. Мишка берет трубку. И лицо его болезненно сморщивается. Он вешает трубку, сказав – Ладно! Затем он подходит ко мне и говорит, сейчас ко мне придет Левка, так что ты… ну… знаешь… Я не заставил себя упрашивать и, поняв, что меня выталкивают, вышел из негостеприимной мишкиной квартиры. Ты ведь знаешь, я живу на 9 этаже, а он на 10, в одном и том же подъезде, и я слышал отрывки разговора. Они пишут рассказ про какого-то итальянского инженера, изобретшего аппарат, затем этот инженер едет в военную Испанию и становится в ряды республиканцев, но его очаровывает какая-то фашистская артистка из Миланской оперы Ла-Скала и отбирает аппарат. Дальше мне не удалось услышать, – закончил свое повествование Олег Сальковский.
– Да-а-а! – промычал я. – Но ясно, что у них возникнут серьезные разногласия, ведь Левка во всех своих рассказах тщательно игнорирует всех женщин.
– Но все равно они начали очень энергично работать. – Олег замолчал. – А знаешь, – вдруг обратился он ко мне с вопросом. – Может быть, и нам…
– Начать писать! – закончил я.
– Да! Давай!
– Можно! Найдем тему и начнем, – согласился я.
– Сегодня? – не терпелось Олегу.
– Давай!
Этот длинный диалог происходил в школе на большой перемене. Как только окончились уроки, мы побежали домой, пожрали и соединились на олеговой квартире. Добрых два часа мы промучились в поисках темы. Были предложены самые несусветные проэкты повестей, рассказов, романов, очерков и поэм. Все безуспешно! Мне нужно было уже итти домой. Я попрощался. Два несчастливых литератора расходились в полном отчаянии, а наверху шла лихорадочная работа. Это еще больше бесило нас. Неизвестно как родилась у нас мысль начать совместно писать. Если бы не начали писать те двое, молчали бы и мы. Но вот они начали писать. Они держали это втайне. Мы загорелись. Мы тоже начали писать наперекор, против их шерсти. Мы почему-то были глубоко уверены, что это им не по душе. Они не знали, что мы пишем. Но это не ослабляло нашего желания написать лучше их, быстрее их. Так возникло это литературное соперничество.
Всю ночь я метался в постели в поисках темы, чертовски трудно было ее найти. Я уверен, что Олег вел себя точно так же, как я. На следующий день в школе мне взбрела в голову дьявольски простая тема, будто бы один молодой парень поехал в отпуск в колхоз на Алтае. Там ему сказали, будто в лесу живет леший. Ну я расписывать не буду, а лишь скажу, что леший была гигантская летучая мышь. Я был ослеплен собственной темой, не чуя ног, помчался я к Олегу. В несколько минут он был знаком с моим планом. Тема обрастала новыми подробностями и эпизодами как снежный ком липким снегом. Маленький рассказ неимоверно быстро обращался в солидную повесть. Наша фантазия лихорадочно работала. Все остальные уроки мы сидели как на иголках. Еле дождались конца. Но писать в этот день не пришлось. Меня погнали за обедом, потом еще куда-то и еще. На следующий день наш писательский пыл начал охлаждаться. Что было с «врагом» неизвестно. Несколько дней прошли в полном бездействии. Мы приходили в отчаяние, видя, что гаснет вся наша энергия. И она гасла медленно, но верно. Мы с Олегом делали нечеловеческие усилия, чтоб ее удержать. Но писать все не приходилось. Наконец, выдался долгожданный свободный день. Олег пришел теперь ко мне со всякими тетрадочками и карандашиками. Все время подбирали материал. Осмотрели десятки томов всех имеющихся энциклопедий, а записали несколько строчек. Энергия гасла как солнце вечернее. Единственное спасение – немедленно сесть и писать. Мы уже хотели привести это в исполнение, как вдруг наша блестящая шикарная тема показалась нам не лучше черепков разбитого горшка. Мы были раздавлены, уничтожены. Мы были разбиты собственной темой. Энергия окончательно погасла. Теперь ее ничем нельзя было зажечь.
Прошла неделя, мы с Олегом старались не вспоминать злосчастный рассказ, а наши соперники сияли, у них дело шло на славу, каждый день как по расписанию Лева ходил к Михикусу и до 10–11 часов строчили наверху перья. Иногда слышались отдельные громкие возгласы, но обыкновенно они работали тихо. Каково было Олегу слышать, как скрипят их ненавистные перья?! В школе мы их видели счастливыми, улыбающимися. Они даже не подозревали о нашей коалиции и поэтому не могли открыто торжествовать. Но нам было достаточно и собственного чувства побежденных. Так шли дни. Мы редко навещали друг друга. Однажды, когда я и Олег шли из школы домой, меня вдруг озарила блестящая идея.
– Олег! – закричал я не своим голосом и дернул товарища за рукав. – Эврика! Идея! Знаешь, давай сделаем, будто все это рассказ этого парня в кругу инженеров. И назовем рассказ «Седые волосы». Будто там один спросит его почему-мол у тебя седые волосы? Ну и тот расскажет. А под конец ему не поверят, и в это время пролетит мимо эта мышь.
– Здорово! – вскричал радостно Олег.
Мы возликовали. Как умалишенные мы побежали домой. Соединились опять у меня. Сначала стали лепить новые эпизоды. А затем решили писать в отдельности, потом прочесть друг другу, взять лучшее и соединить воедино. Мы расстались. Стали писать, писали осторожно и с умом. Но в отдельности что-то не клеилось. Опять соединились. Но, чорт его знает! Как-то неудобно вдвоем. Это чувствовали мы оба, но сказать друг другу не решались. Наконец, с грехом пополам, начали писать, немного вошли во вкус. Но тут меня позвали ужинать, и Олег ушел. Следующий день я пропустил в школе. Потом опять силой воли заставили себя писать, стало кое-что получаться. И вдруг – все пошло насмарку. Вот как это случилось. Однажды зазвонил телефон. Я рванул трубку, думая, что это Олег. Но я ошибся: это был очень хорошо знакомый голос Левки. Он хотел зайти. Я крайне удивился, но не возражал. Он пришел ко мне, мы разговорились. Смотрели книги. Мне вдруг почему-то ужасно захотелось его разыграть.
– Нет! – говорю я лукаво. – Актрису не нужно. Мишка не прав, на какого лешего сдалась вам эта актриса?
Левка минуту молчал, потом вдруг отчаянно махнул рукой и с нескрываемым раздражением пробормотал:
– А! Этот Мишка! Тупица. Все со своей артисткой лезет. Уперся как осел. А ну его ко всем чертям.
Его слова были пронизаны такой злобой, что я невольно удивился. Но через минуту все понял. У Мишки с Левкой произошел крупный конфликт. Этого-то я никак не ожидал. Когда Левка ушел, я схватил трубку и яростно набрал номер Олега.
– Позовите, пожалуйста, Олега, – попросил я, услышав обычное «Я слушаю».
– Он ушел, – ответили мне.
– Куда? – удивленным голосом спросил я, привыкнув знать Олега домоседом.
– К Мише, – отвечали мне.
Теперь я понял остальное и звякнул трубку о крючок. У меня было совершенно оголтелое лицо. Мишка с Левкой поссорились, и весь наш рассказ разлетелся как по волшебному мановению пальца. Разлетелся как дым.
Так кончилось это литературное соперничество. Все водворилось на свои места! Лева ходит ко мне, и мы смотрим бабочек и различных козявок.
А Олег – к Мишке, и они болтают о хорошей погоде, о двух дураках Левке и Юрке и о Надьке Кретовой[46] в окне.
Этот рассказ вышел у меня сам собою. Как-то непроизвольно. И я решил назвать его – СОПЕРНИКИ.
Если я его прочту самим героям, они найдут детали, прибавленные мною. И они будут правы. Такие детали у меня есть. Но сама мысль, сама сущность действительно произошла на планете Земля в Солнечной системе, в Восточном полушарии, в Европе, в СССР, в Москве, на улице Серафимовича, в доме номер 2, иначе – «Доме Правительства», между 4-мя несовершеннолетними молодыми людьми, имена которых неизвестны. Все они увлекались литературой и продолжают увлекаться ею по сей день.
Я написал в один присест. Надо сознаться, что он мне чем-то нравится (хотя и нехорошо хвалиться). Я знаю, пройдет месяц, два, и он перестанет мне нравиться, как и все остальные рассказы. Сейчас два часа дня, мне не терпится прочесть его кому-нибудь. Но некому! Таня ушла на пластику (дрыгать ногами и махать подобно мельнице руками). А товарищи еще не пришли из школы. Конечно, он ужасно мал, но есть пословица – «Мал золотник, да дорог».
Р. S. Вы уж простите меня, что я занимаюсь самохвальством.
Трифонов Ю. 9 февраля – 1938 г.
