– Да оно мне очень нравится. Извините, я на кухню, помогу маме.

Я ухожу на кухню, где мама поливает томатным соусом bracciole – маленькие рулетики из нежной говядины, начиненные базиликом.

– Они так рано пришли, – шепчет мама.

– Да уж.

– Хочу дать тебе один совет. Ты молода. Ни за что не спорь с Клаудией Де Мартино. Она тебя съест заживо.

Я громко смеюсь. Мама шикает на меня.

– Сейчас уже все по-другому, – замечаю я. – Не так, как раньше, когда невестка жила вместе со свекровью и была чуть ли не ее служанкой. Времена меняются. Я не стерплю, если будущая свекровь будет указывать мне, что делать. Я намерена высказываться честно, не потому что мне так хочется, а потому что у меня есть собственное мнение.

– Есть у тебя мнение или нет, не имеет никакого значения. Она – хозяйка, – шепчет мама.

– Лючия? – останавливается в дверях Данте.

Ему так идет этот костюм, и у него такая теплая улыбка, что я понимаю, за что так люблю его. Он похож на кинозвезду Дона Амичи. У Данте карие глаза, густые черные волосы, выразительный нос, пухлые губы и мужественные широкие плечи. Когда я была еще совсем девчонкой, то вырезала и клеила в специальную тетрадку все статьи о Доне Амичи и фильмах, в которых он снимался. Когда мне впервые довелось увидеть Данте, то я тогда подумала: это знак, если мальчишка из Ист-Виллидж так похож на моего любимого актера. Я обнимаю жениха и целую его в щеку.

– Прости, я заставила твоих родителей ждать, – извиняюсь я.

– Не страшно. Матушка прождала весь день, чтобы попробовать ваше brocciole.

Мама что-то бормочет. Мы не обращаем внимания.

– Данте, я получила прибавку к зарплате, – с гордостью говорю я ему.

– Здорово, – целует меня в щеку Данте. – Ты упорно трудилась. Рад, что они заметили.

– Голубки, мне нужна ваша помощь, – мама протягивает мне большое плоское блюдо, а Данте – соусницу. – Поздравляю, Лючия. Я счастлива за тебя. Теперь и мне помоги, – чмокает меня мама и приглашает Де Мартино к столу.

Пока все усаживаются, я смотрю во двор. С моего места видна только маленькая часть сада – кусочек пожелтевшей травы да серая мраморная кормушка для птиц. На Рождество мама насыпает туда зерно и ставит рядом керамическую статуэтку Иисуса Христа в яслях. Но сегодня там только немного мутной воды. Мне так хочется, чтобы мама вычистила ее; от нынешнего ее вида меня коробит. Но у мамы так много забот по дому. Вот и теперь она накрыла прекрасный стол, в центре которого поставила несколько свечей. Их-то и зажигает сейчас папа. В их мягком свете даже миссис Де Мартино кажется симпатичнее. Папа читает молитву, и я помогаю маме раскладывать еду.

– Где сегодня ваши сыновья? – спрашивает миссис Де Мартино.

– Они в «Гросерии», разгружают машину, – отвечает папа.

– Мы подумали, что было бы лучше, если сегодня здесь будем только мы, – говорю я и улыбаюсь Данте. Таким счастливым я его еще никогда не видела.

– Сеньор Сартори, вы знаете, что ваша дочь ходит пешком домой одна? – поливает соусом мясо на своей тарелке миссис Де Мартино.

– Я не одобряю этого, но она уже взрослая женщина и может гулять там, где ей вздумается, – передавая ей хлеб, вежливо говорит папа. – Спасибо тебе за хлеб, Петер, – улыбается он будущему свекру.

– Только из печки, – хвастает миссис Де Мартино.

Мы приступаем к еде, и разговор становится более теплым и дружелюбным. Самое лучшее в том, что выходишь замуж за итальянского парня, – можно не опасаться никаких сюрпризов. Наши семьи похожи, у нас одинаковые традиции, превосходная еда, и разговоры, приправленные соседскими новостями и сплетнями. Забавно. Лучше и быть не может.

– Итак, приступим к делу? – говорит Данте, кладет руку на спинку моего стула и ждет.

Я начинаю:

– Может, в субботу, первого мая, в нашей капелле Святой Девы Марии из Помпеи?

Миссис Де Мартино перебивает меня:

– Нет-нет, в церкви Святого Иосифа на Шестой авеню будет лучше.

– Но это не мой приход, – вежливо говорю я.

– Будет твоим. Ты переедешь жить к нам и будешь ходить в нашу церковь. Это традиция, – миссис Де Мартино смотрит на моих родителей так, словно ищет у них поддержки.

– Я знаю, но пока я еще не вышла замуж и живу здесь, на Коммерческой улице. Меня крестили в этой церкви, я прошла там конфирмацию и посещаю каждую воскресную мессу. Именно там мы и познакомились с Данте. Я знаю, что вы рассорились со старым священником, но ведь это было сто лет назад…

– Отец Килкаллен ненавидит итальянцев, – говорит миссис Де Мартино.

Мама пожимает плечами:

– А мне казалось, что как раз наоборот.

– Давайте не будем спорить. Мам, пап, это будет Святая Дева Мария из Помпеи, – тоном, не допускающим возражения, говорит Данте.

Миссис Де Мартино смотрит на мужа.

– Я не против, – пожимает тот плечами.

– Что ж, решено. Первое мая. Наша капелла Святой Девы Марии, – похлопывает меня по руке Данте.

Не знаю почему, но это меня жутко раздражает. Потом он долго рассказывает о грузовике с хлебом, заплутавшем где-то в Бронксе. И когда этот грузовик в конце концов к ним приехал, оказалось, что по пути водитель съел дюжину булочек Миссис Де Мартино смеется слишком сильно над каждой подробностью этой истории, а мне вот ничуть не смешно.

– От вас я должна ехать до работы на метро. Вы переехали так далеко на восток. Мне надо будет садиться на электричку, чтобы добраться до Тридцать пятой и Первой, и вставать раньше, чтобы приезжать вовремя, – мимоходом говорю я.

Все молчат. Я пытаюсь начать разговор заново:

– Рут Каспиан шьет мое свадебное платье, оно должно быть очень удобным, потому что…

Миссис Де Мартино перебивает меня:

– Ты вообще не будешь работать в магазине.

– Простите? – притворяюсь я, что не расслышала, но, честно говоря, просто не могу прийти в себя.

– Не будешь работать, станешь домохозяйкой. Когда выйдешь замуж за моего Данте, станешь жить с нами и помогать мне по дому. Мы выделим вам комнату с видом на улицу. Отремонтируем кухню, в доме станет уютно. Вы будете там счастливы.

– Но у меня есть мое дело! – Я смотрю на Данте, разглядывающего свои ботинки.

– Ты можешь шить и на дому, – заявляет миссис Де Мартино.

Я поворачиваюсь к маме, которая как будто пытается что-то сказать мне, но не могу понять, что.

– Я не могу брать шитье на дом. Это совсем не то. Я швея в отделе эксклюзивных заказов магазина «Б. Олтман». Я работаю там уже шесть лет и в будущем мечтаю стать управляющей отдела, если, конечно, улыбнется удача и мне предложат это место. И вы ждете, что я от всего этого откажусь? – оглядываю я сидящих за столом.

Никто не смеет посмотреть на меня. Я хлопаю Данте по руке, но далеко не нежно, как обычно.

– Данте?

– Дорогая, мы поговорим об этом позже, – как никогда прежде властно говорит он.

– Почему? Может, все-таки поговорим об этом прямо сейчас? Зачем вводить в заблуждение твою мать. Я намерена продолжать работу в магазине.

Мне на ум пришла история помолвки и замужества моей бабки. Свадьба была устроена ее родителями в Италии. Никто не говорил ни о любви, ни о романтических чувствах, только обязательства и повиновение. Рутина! Бросить работу в универмаге? Только не в 1950-м году! Только не в Нью-Йорке! Клаудия Де Мартино сошла с ума, если думает, что я собираюсь шить женские платья в крошечной комнате на Эй-авеню. Нет уж, увольте!

Тишину нарушают только скрипучие звуки, которые издает папа, пытаясь открыть еще одну бутылку кьянти.

– Давайте не будем о работе. Обговорим лучше все детали будущей свадьбы, – любезно говорит папа.

Миссис Де Мартино словно не слышит его:

– А что будет, когда у вас родится ребенок? – Она кладет вилку в ряд с ножом и ложкой.

– Мы будем счастливы, – говорю ей я. Кто же не счастлив, когда родится ребенок.

– Я не собираюсь воспитывать твоих детей, пока ты будешь работать в магазине, – разъяряется миссис Де Мартино.