– О таких говорят: «Он выглядит, как кинозвезда», – соглашаюсь я.

– Возможно, у вас что-то и получится. Ты тоже у нас красавица. А моя тетя Берил всегда говорит, что деньги притягивают деньги, а красота – красоту. Конечно, когда она выпьет, то добавляет, что бедняки женятся на беднячках, а некрасивые мужчины выбирают некрасивых женщин. – Рут наливает себе чашечку кофе из своего термоса. – Теперь угадай, каков из себя дядя Милт, муж моей тетушки?

– Красивый?

– Нет. Бедный.

Делмарр так и не возвращается. Около четырех часов вечера секретарша из бухгалтерии передает нам записку, в которой он сообщает, что будет в понедельник утром, потому что ему срочно нужно на встречу. В этом нет ничего необычного. Вне магазина мы проводим довольно много времени, когда нас отправляют посмотреть, что нового появилось в салонах тканей, магазинах готовой одежды, галантерейных лавках. Я сгораю от нетерпения, настолько мне хочется выспросить у Делмарра все о Джоне Тальботе, и вот теперь мне придется прождать все выходные.

Я сажусь в автобус, размышляя, как проведу субботу и воскресенье. В воскресенье свадьба Рут, а завтрашний день я буду сидеть в своей комнате и наслаждаться новыми обоями. А еще у меня есть книга «Мистер Блендингс строит дом своей мечты», и мне хочется побыстрее начать ее читать. А еще к востоку от Пятьдесят восьмой улицы открылся новый обувной магазин, в который я намереваюсь заглянуть. Я выхожу из автобуса и поворачиваю с Седьмой авеню на Коммерческую улицу. Над нашим крыльцом горит фонарь, свет которого почему-то действует на меня успокаивающе.

– Мама, я дома, – кричу я из прихожей. Мама спускается вниз по лестнице.

– У тебя гости, – говорит она, встречая меня у двери.

– Да? – я пытаюсь выглянуть из-за мамы. – Кто?

– Делмарр и его приятель – Джон. Мы встречались с ним на новогоднем вечере.

Мама разворачивается и идет на кухню. Мое сердце начинает бешено колотиться. Жаль, что я не накрасила губы перед уходом с работы, но разве я могла знать, что здесь кто-то будет меня ждать. Не снимая пальто, я бросаю на себя взгляд в зеркало, висящее рядом с дверью, и иду в гостиную.

– Какой приятный сюрприз, – говорю я Делмарру, пока мужчины встают, чтобы поприветствовать меня. – Полагаю, это был самый долгий ланч в вашей жизни, и именно он привел вас в мой дом?

– Я заглянул в лавку твоего папы, чтобы купить немного хороших оливок, а он пригласил нас к ужину, – объясняет Делмарр. – Иди сними пальто. Твоя мама уговорила меня сделать целую кучу манхэттенских «Тартюфо», и теперь они замораживаются в холодильнике.

– Здорово, – бормочу я.

– Папа и мальчики уже едут, – громко добавляет из кухни мама.

Вернувшись в прихожую, я снимаю пальто и вешаю его рядом с плащом Джона. От плаща идет тот же аромат, который я помню с новогоднего вечера. Я слышу, что мужчины увлечены беседой, и поэтому улучаю момент, чтобы рассмотреть плащ. Прекрасная работа: отличная черная подкладка, с изнаночной стороны воротник подшит кожей, замшевые манжеты. Шлица для прочности подбита шелковой тесьмой, старинный прием, благодаря которому плащ не морщит под коленями. Над одежной вешалкой на полке лежит шляпа Джона. От Борсалино; эти шляпы делают на заказ, и они всегда идеально сидят на владельцах. Перчатки с отворотами, которые он положил рядом со своей шляпой, сделаны из лайковой кожи. Джон Тальбот – особенный, и мне это нравится. Я смотрю на свою простую шерстяную юбку. Хорошо было бы надеть что-нибудь нарядное. Но мне совсем не хочется, чтобы этот человек подумал, что я пытаюсь произвести на него впечатление.

Я возвращаюсь в гостиную. Делмарр протягивает мне бокал. Вслед за мамой из кухни идет Розмари. Она все делает очень медленно, тяжесть бремени отражается в каждом ее движении. Джон подробно расспрашивает Розмари, как она готовится к рождению ребенка, где она будет рожать и кто ее доктор. Она интересуется, зачем ему все это. И он отвечает, что рождение ребенка – самое большое в мире чудо. Мама смотрит на него с одобрением.

– Мы дома! – кричит из прихожей папа. Мои братья шутят и смеются. Папа входит в гостиную первым и отдает маме застегнутый на молнию кошелек с деньгами из лавки. Потом целует ее в щеку.

– Не заплутали? – спрашивает папа Делмарра с Джоном.

– Пришлось пользоваться компасом, – улыбается Делмарр. – Ваши улицы извилистые, словно ролатини[30].

– Вы знакомы с моими братьями? – спрашиваю я.

Джон показывает:

– Это Роберто. Это Анджело. Это Орландо. А этот здоровяк, похожий на ирландца, Эксодус.

– Эй, я итальянец, – вскидывается Эксодус. – Не советую вам заставлять меня это доказывать.

– Я и не думал, – отшучивается Джон. – Надеюсь, что к концу ужина ты научишь меня всем итальянским ругательствам, которые только сможешь вспомнить. На Пасху я еду на Капри к Мортенсонам, ошарашу их скверными словечками, пусть себе гадают, где я их понабрался.

Делмарр смеется:

– Поверь мне, когда проведешь неделю рядом с Вивьен Мортенсон, волей-неволей вспомнишь все эти словечки. Та еще штучка.

– Мои ребята научат вас, – обещает папа. – Хоть они ни разу и не были в Италии, но знают больше меня.

– Откуда вы знаете Мортенсонов? – спрашиваю я Джона.

– Мы старинные друзья.

– Для Салли Мортенсон я шила вечернее платье, – говорю ему я.

Джон вежливо улыбается. Интересно, не разочаровался ли он во мне теперь, когда узнал, что я шью одежду для его друзей.

Делмарр читает мои мысли:

– Все девушки требуют, чтобы Лючия присутствовала на примерке. Им прекрасно известно, что лучше ее нет, – и он подмигивает мне.

Пока я наблюдаю, как мужчины перешучиваются и спорят, я вдруг понимаю, что большую часть жизнь была единственной девушкой в этой комнате. Когда я начала работать, мне было так уютно среди женщин. Между ними есть особое родство, они чувствуют друг друга, и я ценю это. Несмотря на мою любовь к братьям, я никогда не могла рассказать им то, что доверила бы только сестре. Мама всегда чувствовала это и пыталась заменить мне сестру. Но я чувствовала бы себя уютнее, рассказывая некоторые вещи не маме, а именно сестре. То, что я единственная девочка в семье Сартори, сделало меня более уверенной в себе. Не думаю, что у меня бы хватило мужества подать образцы своих работ на конкурс в отдел «Эксклюзивный пошив женской одежды на заказ» в «Б. Олтман», не будь у меня братьев, благодаря которым я поняла, что значит соперничество. Я бы, наверное, даже не попыталась устроиться на работу, если бы папа не одобрил моего желания самой о себе заботиться. Он тогда сказал мне, что я приняла отличное решение и теперь он спокоен, потому что мне никогда не придется нуждаться, и еще, что он рад, потому что я занимаюсь любимым делом.

Я помогаю маме раскладывать поленту[31] и жаркое из корнуоллских цыплят. Делмарр с удовольствием беседует с моими братьями об их работе в «Гросерии». Он подробно расспрашивает их о том, как была создана лавка. Джон шутливо интересуется, как можно уволить члена собственной семьи, если он откажется выполнять свою часть обязанностей. За ужином Джон рассказывает забавные истории о людях, которых ему пришлось повстречать во время бесчисленных разъездов. Делмарр в восторге. Пока мы убираем посуду, папа заводит разговор о делах.

– Итак, Джон, чем вы занимаетесь? – наливая себе бокал вина, спрашивает папа.

– Я деловой человек и меня интересует развитие предпринимательства. Сам я занимаюсь импортом. До недавнего времени поставлял ткани из Испании для салонов на Пятой авеню. Это было одним из моих дел.

Папа удивляется:

– А есть и другие?

– Да, сэр. Мне нравится приносить пользу людям. У меня есть связи, и я получаю удовольствие, используя их во благо. Например, епископ Уолтер Салливан просил меня поставить несколько автобусов для дома престарелых, расположенного в северной части города…