Верка заносчиво выставила подбородок:
— Вот еще! Буду я! Как вещички — так шиш показывают, а им подсобляй!
И зловредно сообщила:
— Мам, они половину мусора себе присвоили и под крыльцо спрятали! Вели им выкинуть!..
Однако мать на эту хитрость не обратила внимания. Когда вернулся Глеб, Верка так и кинулась к нему:
— Ну как? Подарил, да? Подарил? Ей самой отдал? Она где была? А она что? А еще кто с ней был?
Глеб растерянно озирался, трогал одно ухо, которое было краснее другого, и обстоятельно отвечал на вопросы:
— Самой… Она была в саду… Еще какие-то девочки с ней, не рассмотрел я… Я говорю: можно зайти, дело есть? Она говорит: иди… Я лягушек выпустил и говорю: вот тебе подарок… А она даже договорить не дала, зачем лягушки, ка-ак заорет, оглушила прямо… Тут дед выскочил, начал меня тащить… За ухо тоже хватает… Ну да ладно… Не разберутся, а хватают за уши… Недоразумение вышло… Трусиха оказалась…
Верка жадно слушала и стонала:
— О-о-ой!.. О-о-ой!..
Дослушав, повернулась кругом и вихрем вынеслась на улицу: до того не терпелось ей раззвонить по всем подружкам про смехотворное происшествие с Николашкой.
Понурый Глеб принялся помогать Мишане рыть яму. Он так махал лопатой, что самому Мишане пришлось стоять в стороне, иначе, того гляди, зацепит ручкой или землей обсыплет.
А Глеб, пыхтя, жаловался после каждой лопаты выброшенной земли:
— …Ничего объяснить не дают, а тащат!..
— …Не понимают, а орут тоже…
— …Предрассудки разные…
— …Дед этот — прямо беспонятный какой-то…
— …Надо разобраться, а уж потом хватать…
— …Уши не для того находятся, чтоб за них ухватывать…
— …Одни только отсталые так поступают…
— …Надо понять…
Когда все было сделано, Мишаня предложил матери слазить под пол и самолично убедиться, какой там наведен порядок. Но мать, занятая своими кухонными делами, к Мишаниному подвигу отнеслась равнодушно и лезть под пол отказалась:
— Прибрал и прибрал — делов-то! Ты сам приберись, а то весь в пыли да в паутине как домовой!
Отец выслушал Мишанин доклад и сказал только:
— Молодец!.. Отдыхай теперь…
Однако Мишаня после выполненной работы чувствовал такую бодрость и прилив сил, что на родителей не обиделся: не хотят смотреть — и не надо.
Он сам слазил еще раз под пол, полюбовался, какая там чистота, потом сходил в конец сада, пару раз притопнул ямку, где навеки упокоился мусор, и, на закуску насладившись созерцанием своего жилища, ломившегося от богатств, сказал Глебу:
— Айда на речку обмываться!..
Отпрашиваться он счел излишним: всем должно быть ясно, что после такой тяжелой и грязной работы человек имеет право пойти помыться в реке, потому что нигде, кроме реки, не смыть всю грязь и паутину, собранную под полом.
На Чертовой яме бездельничали Гусь, Братец Кролик, Лаптяня и Колюнька.
Они коротали время тем, что заставляли плавать по реке пойманного в зарослях осоки небольшого ужа.
Ужей на речке Гусиновке обитало множество, а некоторые даже во дворы переселились и проживали там наподобие кур или воробьев. Поэтому уж ни для кого, кроме Глеба, особого интереса не представлял.
Зато Глеб, с опаской взяв ужа в руки, разглядывал его со всех сторон, вертел так и этак, будто это не обыкновенный уж был, а, скажем, гробовая змея, ужалившая князя Олега.
— В Сибири живут ужаки? — поинтересовался Братец Кролик.
— Еще сколько! — сказал Глеб. — Но там другие… Наши, они… толще!..
Когда Мишаня сообщил ребятам о найденном узле с разбойничьими нарядами, они очень обрадовались, что теперь смогут одеться по всей форме, и Гусь пожелал немедленно все осмотреть и примерить.
Пришлось Мишине возвращаться домой и там еще некоторое время выжидать, когда представится случай скрытно вынести узел со двора.
Наконец узел был благополучно перенесен на берег, и разбойники начали с хохотом примерять свои форменные одежды, вырывая друг у друга наиболее заманчивые предметы.
Глеб во всем этом участия не принимал, а продолжал разглядывать ужа, обматывал его вокруг шеи и руки, а сам все что-то думал.
И придумал.
— А куда вы будете его девать? — спросил он.
— Отпустим! — великодушно сказал Гусь. — Пускай живет, нас поминает… камне мы не злые!..
— Знаете что? Дайте его мне…
— А зачем он тебе?
— Я его Нине отнесу… Мы с Мишаней ей лягушек давали, чтоб они у нее поели всех червяков, а она, оказывается, их боится, не любит… Обратно их взять уже нельзя, потому что я сам видел, как они все в траву улезли… А уж! Их! Ест!
И разъяснил недоумевающим гусиновцам более подробно:
— Я читал в одном научном журнале — так ученые делают: напустят в лес каких-нибудь зверьков, чтоб они разводились… Когда зверьки разведутся, что никакой жизни от них нет, тогда в это место напускают… например, хорьков… Чтоб они этих зверьков поели. Когда хорьки зверьков поедят, а сами разведутся, что никакой жизни нет, тогда напускают… кого? Орлов! Орлы хорьков поедят, разведутся…
Но тут он смолк, не зная, кого можно напустить на могучих орлов.
Общим решением просьба Глеба была уважена, и уж был отдан в полное его распоряжение. Правда, возникли некоторые неясности.
— А как ужи разведутся, кого будем на них напускать?.. — спросил Гусь.
На этот вопрос Глеб ответить не смог, но его выручил всезнающий Братец Кролик:
— Ужей ежики едят! Можно будет ежика напустить! Только, конечно, придется тогда все дырочки в заборах загородить, чтобы он не убег!.. Эх, жалко, у Комара ежика уже нету, а то можно было бы у него отнять и отдать тебе для ужей!
— Я и раньше, когда этот ежик еще не убегал, хотел его отнять! — заявил Гусь. — Только тогда я не знал, зачем он мне нужен… Но теперь придется где-нибудь нового ежика ловить!..
Таким образом, все возможные последствия были предусмотрены, и ребята даже вызвались сопровождать Глеба, чтобы присутствовать при вручении ужа.
Они уселись напротив Николашкиных окон в канаве, а Глеб с ужом в руке постучался в калитку.
На этот раз его даже во двор не пустили. На стук вышел сам Иван Тараканыч с хозяйственной сумкой, а девочки и с ними какой-то мальчишка в надетой набекрень офицерской фуражке и при взрослом галстуке столпились у раскрытого окошка.
— По недостаточности некоторых предметов у тебя в голове, — сурово начал Иван Тараканыч, взглядывая поочередно то на Глеба, то на ужа, — ты после проявленной такой заслуги… опять осмелился прийти… и безусловно с подобным же результатом!..
— Я вот принес ужа, передайте, пожалуйста, Нине… — вежливо начал Глеб, но Иван Тараканыч, все сильнее озлобляясь и повышая голос, перебил его:
— Девочки презирают тебя за твое злодейство, а ты продолжаешь проявлять ненормальность и странное понятие о…
— Дедушка, вы только послушайте…
— При наличии таких фактов появляется вопрос, — не желал ничего слушать Иван Тараканыч. — Почему ты прикладываешь свою дурацкую инициативу исключительно к этому дому?
— Прогони его, дедушка! — плачущим голосом крикнула из окна Николашка. — Запрети им, наконец! Да что же это за наказание такое! Издевательство какое-то!..
— Об этом со всеми подробностями и последствиями будет изложено твоей тетке! — Иван Тараканыч вырвал из протянутой Глебовой руки ужа, швырнул его об землю так, что тот больше не двигался, и замахнулся на Глеба палкой.
Глеб связываться с ним не стал, поднял мертвого ужа и побрел обратно к ребятам.
Иван Тараканыч погрозил всем палкой и, подождав, покуда ребята отойдут от его дома подальше, куда-то зашагал по улице.
Но разбойники далеко не пошли, а остановились и начали совещаться.
— Придется это дело оставить, — сказал Гусь и забросил погибшего ужа в ближайший сад. — Не понимают своей пользы, так пускай ходят по колено в лягушках! Мне другое интересно: что за пацан там выглядывал, откуда он взялся?
