Они одновременно загорали и слушали Гуся. Атаман был разгневан тем, что всякая мелкота осмелилась соваться со своими афишками через границы независимой территории Гусиновки.
Махая своими длинными ручищами, он разглагольствовал о славном историческом прошлом этой страны:
— Весь город был ей подчинен! Гусиновцев все дрожали!.. Затронешь — лучше тебе тогда на свет не родиться… Отец рассказывал: как ночь, так выходят гусиновские, в гармошку рванут, рванут! — уж все знают: гусиновские вышли!.. На дороге им не попадайся, кто с других местов (своих не трогали), — извалтузят, будь здрав!.. А то дадут спичку и заставят улицу мерять — сколько раз в улице спичка уложится! Га-га-га-га!..
Остальные разбойники тоже захохотали над выдумкой старинных гусиновцев.
— Или скажут: залезай на ворота, кукарекай по-петушиному! Вообще, много устраивалось всяких потех!.. Дрались: Гусиновка на Новые места!.. Гусиновские всегда побеждали!.. У дяди моего и сейчас на голове ямку видно, где кирпичом было прошиблено!.. Деревенские разини боялись на базар через Гусиновку ездить: дорога через нас проходит, а они давали кругаля по лугу, по кочкам!.. Сам Меркушка-разбойник с Гусиновки происходил! Не абы кто! Тетка Федотьевна и место обещалась показать, где ихняя хата стояла. А теперь думают, если Меркушка вымер, то ходи-расхаживай, не бойся, будто тут и ребят никаких не живет… Жалко, занят я был, сарай этот проклятый домазывал, не видал их: я б им дал! Да ладно, еще успеется! Мы свое время тоже знаем! Надо сейчас нагрянуть всей оравой, спектакль ихний разогнать, а шурум-бурум весь переломать. Тогда увидят, что за люди на Гусиновке водятся!.. Сейчас вот Огурец придет — и двинем! Я его послал большую эту афишу содрать и принести сюда…
Увидев Огурца, идущего с пустыми руками, окончательно рассвирепел:
— Почему пустой?
— Никак нельзя было, — сказал Огурец. — Все время народ толпится, читает… Я ждал, ждал…
— Ладно, после сдерем!.. А теперь — айда, а то опоздаем!..
И грозная орда гусиновских двинулась по мирным зеленым-улицам на разгон спектакля.
— Всех как мышей разгоню! — хвалился Гусь, грозя городу кулачищем.
За ним шел Лаптяня со своим метким бумерангом, а дальше тесной толпой Мишаня, Глеб, Братец Кролик, Огурец и Колюнька.
Глеб тоже шел, но сам все по сторонам оглядывался и на ребят озирался — хотелось, видно, ему тягу дать, да перед ребятами стыдно: раз все идут, то и ты иди, а как же иначе?
Похоже, и кое-кто другие побаивались, но старались виду не подавать, чтоб не подумали, будто струсил, будто дрожь у него в коленках…
Один только Колюнька внимательно выслушал все, что говорили большие, не сводя с них зорких глаз, все понял и присоединился к набегу без всякого страха и сомнения.
Он хорошо понял, что от него требуется: подобрал где-то длинную палку и, немного подумав, положил в карман камень.
Оказывается, спектакль должен был идти прямо в воротах дома, где помещается пост № 9.
Откуда-то было притащено много длинных скамеек и поставлено в ряд перед воротами, как в театре.
Жители из ближних домов вынесли свои стулья и табуретки.
На скамейках сидели малыши и взрослые, а кому места не хватало, тоже не горевали — расселись прямо на земле.
На передней скамейке виднелась наряженная по-праздничному тетка Федотьевна в окружении толпы слушателей.
Недалеко от нее сидели Роза и Лариска, а когда увидели, что пришел Гусь, пересели еще ближе.
Занавес заменяли ворота: откроют ворота — значит, занавес открыт, закроют — закрыт занавес. Очень ловко кто-то придумал. Двое незнакомых мальчишек пробовали его, то открывая, то закрывая створки. А во дворе суетились и бегали другие мальчишки и девчонки в смешных костюмах.
Страшно плечистый и лобастый подросток с красной повязкой на руке указывал, кому где сесть, и унимал самых оголтелых зрителей, которые лезли прямо во двор и обсыпали друг друга пылью.
Заметив его, Огурец сообщил испуганным голосом:
— Мне тут нельзя… Меня вон тот ловит!..
— Это Васька Грузчик! — сказал Гусь. — За что он тебя ловит?
— Я у него стамеску украл…
И Огурец шмыгнул за угол.
— Плохое Огурцово дело… — задумчиво покачал головой Гусь. — Тут соображать нужно чугунком своим, у кого стамески воруешь!.. Этот Васька кого хочешь может извалтузить: он еще маленький был, как Колюнька, а уже с большим лилипутом дрался, когда цирк сюда приезжал!.. Ну, тут ошибка произошла! Он, этот лилипут, сзади был точь-в-точь, как один там, Казак. А этот Казак был самый Васькин враг. Раз видит Васька: идет Казак в шляпе! Конечно, Ваське противно стало: еще и в шляпе! Догоняет, хватает шляпу и закидывает через забор! Тот оглянулся, а он не Казак, а лилипут! Давай драться! Покуда разобрались, как да что, здоровых друг дружке шишек понавешали!..
— А кто кого? — спросил Братец Кролик.
— Неизвестно. Додраться им не дали… Да уж небось Васька! Глянь, какой он здоровый! Куда до него лилипутам разным!
Гусь вломился в самую гущу публики, раздавая кругом толчки, оплеухи, затрещины и ухарски плюя во все стороны шелухой от семечек, которые выбирал из зеленого подсолнуха, в одном месте имевшего неосторожность свесить голову за плетень.
Колюнька от него не отставал и тоже горячо взялся за дело: столкнул двух малышей со скамеек, развязал у одной маленькой девчонки бант, у другой вырвал сливу и съел сам, а косточкой плюнул в третью.
Остальная шайка держалась потише, так как некоторые обнаружили среди зрителей своих матерей и бабушек.
Учительницы Галин Петровны было что-то не видать, зато Мишанин отец, откуда ни возьмись, очутился рядом с теткой Федотьевной и весело помахал Мишане.
А Васька Грузчик подошел к Гусю и сказал:
— Здорово, Гусь! Вижу, чего ты сюда заявился со своей ватагой! Хочешь тут какого-нибудь шороху наделать, правильно я догадался? Но только напрасно ты трудился, шел: придется тебе это дело отставить до другого разу…
— Эт-то почему? — по-петушиному вскинул голову Гусь.
— Да потому вот… — И, склонившись к Гусю, Васька грозно спросил: — Ты меня знаешь?
— А как же, Вась, кто же тебя не знает…
— Ну вот… — оскалился Васька. — Хочешь смотреть — смотри… Сядь вот, на травке, и смотри… Вон хорошее, место — вы, хлопцы, рассаживайтесь, не стесняйтесь… А будешь не давать спектакль показывать…
Он опять склонился к Гусю и грозно прошептал:
— Удушу! Понял? Понял, говорю?
— Понял, — ответил Гусь и скромно сел на землю.
Притихшие разбойники расположились вокруг него.
Колюнька съежился, втянул голову в плечи и тоже присел, испуганно моргая. Он незаметно выкинул из кармана камень, а палку положил рядом и все тихонько отсовывал ее подальше, а потом и вовсе пересел от нее в другое место.
— Ладно, поглядим малость, чего они тут будут ломаться… — пробурчал Гусь для успокоения своих подчиненных.
Скоро Васька Грузчик опять подошел и миролюбиво попросил:
— Эй, Гусь, ты лучше присматривай-ка тут за порядком, а то мне некогда!
— Это я могу! — обрадовался Гусь и, взяв Колюнькину палку, приступил к наведению порядка, расхаживая среди зрителей и тыча палкой тех, до кого не мог дотянуться рукой: — А ну, давай у меня сидеть смирна-а!.. А ну, попробуй у меня кто баловаться! Не болтай ты, косой, ногами своими грязными, пока я тебе другой глаз не поправил! А ты, голова клином, куда огрызок кидаешь? Подними, пока я его тебе за шиворот не запихнул! На базар пришел — огрызки тут кидать? Мишань, тресни вон того, сопатого, в картузе, чего он все копошится, покоя ему нету?..
В это время откуда-то с хохотом и гиком явилась еще одна неизвестная малочисленная шайка и сразу начала высматривать, что бы ей такого натворить.
Гусь подошел к их вожаку и, ни слова не говоря, дал ему по голове.
— Ты что, саб-ба-ака! — взвыл тот, схватившись за ушибленное место, а Васька Грузчик крикнул от ворот:
— Эй, Гусь, так нельзя!
Гусь с недоумением уставился на него, и Васька пояснил:
