Достопочтенней старец умолк и широким рукавом вытер пот со лба. Вокруг него шумел народ: одни плакали, другие плясали, а Варавва поднял волосатую ручищу и закричал:.

— Ложь! Ложь! Он подослан римлянами, потому и состряпал историю с Лазарем. Долой предателей!

— Молчать! — раздался грозный голос у него за спиной. — Какими еще римлянами?!

Все обернулись на этот голос и тут же отпрянули. Центурион Руф шел на Варавву, занеся плеть в руке, которую старалась удержать бледная белокурая девушка. Все это время она стояла и слушала Мельхиседека, и слезы катились из ее больших зеленых глаз. Варавва проскользнул в гущу людей и скрылся. Иаков Фарисей со всеми своими амулетами устремился за Вараввой и догнал его за одной из колонн. Там, склонив головы друг к другу, они завели вполголоса беседу. Разбойник и фарисей побратались.

Первым заговорил Варавва.

— Так это, действительно, правда? — встревоженно спросил он.

— Что?

— Да то, что он воскресил мертвеца?

— Послушай-ка, что я скажу тебе. Я — фарисей, ты — зилот. До сих пор я говорил, что Израиль спасут только молитва, посты да Святой Закон, но теперь…

— Теперь? — переспросил Варавва, и глаза его сверкнули.

— Теперь я заодно с тобой, зилот. Молитвы да постов мало, нужен еще нож. Ты понял?

Варавва захохотал:

— Это ты мне говоришь? Нет молитвы лучше, чем нож. Итак?

— Начнем с него!

— С кого? Говори яснее!

— С Лазаря. Во что бы то ни стало нужно снова спровадить его под землю. Как только народ увидит его, пойдут, разговоры: «Он был мертвецом, а Сын Марии воскресил его» — и слава лжепророка будет все возрастать… Ты прав, Варавва: он подослан римлянами, чтобы возглашать: «Не думайте о царстве земном, смотрите на небо» И пока мы, разинув рот, будем глазеть на небо, римляне будут сидеть у нас на шее, понятно?

— Так что же? Уберем и этого, даже если он тебе брат?

— Не брат он мне! И знать его не желаю! — воскликнул фарисей, делая вид, будто рвет на себе одежды.

— Отдаю его тебе!

Сказав это, он отпрянул от колонны и снова принялся расхваливать свои амулеты. Он достаточно настропалил Варавву и испытывал от этого удовольствие.

Беднота, собравшаяся у портика Соломона, отчаялась дождаться Иисуса и стала расходиться. Почтенный Мельхиседек купил двух белых голубей, чтобы принести их в жертву и возблагодарить Бога Израиля за то, что тот смилостивился над своим народом и послал ему спустя столько лет нового пророка.

Камни накалились. Лица людей исчезли в избытке света. И вдруг, пыль поднялась на дороге, ведущей в Вифанию, послышались радостные голоса: все селение снялось с места и направлялось сюда. Первыми показались дети с пальмовыми ветвями в руках, за ветвями — Иисус с сияющим лицом, за ним — ученики, пребывавшие в столь сильном возбуждении, будто каждый из них воскресил по мертвецу, а затем уже — охрипшие от собственного крика жители Вифании, и все они направлялись к Храму.

Иисус поднимался, шагая через две ступени сразу. Он миновал первую террасу, добрался до второй. От его лица и рук бил грозный свет, никто не отваживался приблизиться к нему. В какое-то мгновение спешивший за ним почтенный раввин попытался было преодолеть поле, незримо окружавшее Учителя, но тут же отпрянул назад, словно языки пламени лизнули его.

Он только что вышел из горнила Божьего, и кровь его еще кипела. Он еще не мог, не желал поверить, в это. Стало быть, столь велика сила души? Он может повелевать горами? Скажет: «Подойдите!» — и горы приблизятся к нему? Он может заставить землю разверзнуться и вызвать оттуда мертвецов? Низвергнуть мир в течение трех дней и в течение трех дней вновь сотворить его? Но если столь всемогуща сила души, то вся тяжесть гибели и ненасения ложится на плечи человеческие. Грань между богом и человеком стирается… Пугающие, опасные мысли. У Иисуса трещало в висках.

Он оставил Лазаря стоять завернутым в саван подле собственной могилы и с величайшей поспешностью устремился к Иерусалимскому Храму. Впервые он почувствовал столь неопровержимо, что этому миру должен уже наступить конец, а из могил должен встать новый Иерусалим. Пришел час. Это было знамение, которого он ожидал. Лазарь есть прогнивший мир. Пришел час воззвать: «Мир, восстань!» Это было его долгом. Но самое страшное — и теперь он чувствовал это — было то, что это было в его силах. Невозможно избежать этого, сказав: «Я не могу!» Он мог, и, если мир не будет спасен, вся вина падет на него.

Кровь бросилась к голове Иисуса. Вокруг он видел обездоленных, возлагавших на него все свои надежды. Он издал дикий крик, вскочил на помост, народ сгрудился вокруг, приготовившись слушать. В толпе были также богатые и холеные, которые стояли, ухмыляясь. Иисус заметил их, повернулся к ним, поднял вверх руку, стиснутую в кулак, и крикнул:

— Слушайте, богачи! Слушайте, владыки мира сего! Больше не может продолжаться несправедливость, бесчестие, голод! Бог помазал уста мои углем пылающим, и я взываю: «Доколе вы будете нежиться на ложе из слоновой кости на мягкой постели? Доколе будете поедать плоть бедняка и пить его пот, кровь и слезы? «Не желаю больше терпеть вас!» — восклицает мой Бог. Близится огонь, воскресают мертвые, пришел конец света!»

Два оборванца огромного роста подхватили его, подняли на плечи. Вокруг собрался народ, размахивающий ветвями. От разгоряченной главы пророка поднимались испарения.

— Я пришел нести людям не мир, но меч! — воскликнул он. — Я внесу раздор в дома, ради меня сын поднимет руку на отца своего, дочь — на мать свою, невестка — на свекровь. Кто следует за мной, да отречется от всего. Кто желает спасти жизнь свою на этой земле, да утратит ее, но кто ради меня отречется от этой преходящей жизни, да обретет вечность!

— А что гласит Закон, смутьян?! — раздался гневный голос. — Что гласит Писание, Люцифер?

— А что гласят великие пророки Иеремия и Иезекиль? — ответил Иисус, и глаза его засверкали. — Я упраздню закон, начертанный на скрижалях Моисеевых, начертаю новый Закон в сердце человеческом. Каменное сердце, которое ныне носят люди в груди своей, я извлеку оттуда, взамен вложу сердце из плоти и в этом сердце взращу новую надежду! В новых сердцах начертаю я новый Закон, я же есть новая Надежда! Любовь понесу я по всему миру: распахну четверо великих врат Божьих — Восток, Запад, Север и Юг, дабы вошли в них все племена, ибо не одним евреям принадлежит лоно Божье, но весь мир вмещает оно!

Почтенный раввин спрятал лицо в ладонях. Он хотел воскликнуть; «Умолкни, Иисусе. Великое богохульство — слова твои — но не успел. Раздались дикие крики, бедняки вопили от радости, левиты пытались заглушить речь визгом и свистом, а Иаков Фарисей рвал на себе одежды и плевался. Раввин встретился взглядом с Иисусом и пошел прочь. «Он пропал, — шептал раввин сквозь слезы. — Пропал. Что за демон, что за бог вселился в него и взывает изнутри?»

Он шел еле волоча ноги от усталости. Все эти дни и недели он едва поспевал за Иисусом, пытаясь понять, кто же он. Его дряхлое тело совсем извелось, остались одни только кости, покрытые сморщенной кожей. Душа еще держалась в них, ожидая ответа на вопрос: Мессия ли это, которого обещал ему Бог? Все чудеса, свершенные им, мог свершить и Сатана, в чьих силах воскрешать мертвых. Чтобы принять решение, чудес почтенному раввину было недостаточно. Недостаточно было и пророчеств: всемогущий и премного лукавый архангел есть Сатана, слова и дела свои он может привести в совершенное подобие со святыми пророчествами, дабы обмануть людей. Потому раввин и не мог уснуть по ночам, моля Бога сжалиться над ним и послать ему недвусмысленный знак. Какой знак? Раввин хорошо знал это: смерть, его собственную смерть. Этот знак пребывал в мыслях его и повергая его в трепет.

Спотыкаясь, торопливо шагал почтенный раввин в облаке пыли. На вершине холма показалась изнуренная солнцем Вифания. Тяжело дыша, раввин стал подниматься вверх. Дом Лазаря был открыт и полон движения: поселяне приходили взглянуть на воскрешенного, прикоснуться к нему, услышать, как он дышит, говорит, убедиться — вправду ли он жив или это всего лишь призрак? А тот, усталый и скупой на слова, сидел в самом дальнем углу, напрягавшись от докучавшего ему света. Его ноги, руки и живот вспухли, как у покойника, умершего четыре дня назад. Распухшее лицо было все в трещинах, из которых сочилась желтоватая жидкость, пачкавшая все еще облекавший тело белый саван, отчего тот прилип к телу столь плотно, что снять его было невозможно. Поначалу от Лазаря исходило сильное зловоние, и все, кто приближался к нему, были вынуждены зажимать нос, но постепенно зловоние ослабло, остался только запах могильной земли и ладана. Время от времени он поднимал руку и извлекал из бороды и волос запутавшиеся там остатки травы. Сестры Лазари, Марфа и Мария, очищали его от земли и мелких земляных червей, оказавшихся на теле. Сердобольная соседка принесла курицу, и теперь почтенная Саломея, присев у очага, варила ее, чтобы воскресший отпил отвару и набрался сил. Крестьяне приводили, присаживались на некоторое время рядом, внимательно и с удивлением разглядывали его и заговаривали с ним, а тот отвечал устало и совсем немногословно — только «да» или «нет». Затем приходили другие посетители-односельчане и жители соседних сел… В тот день пришел слепой староста, вытянул руку, жадно ощупал его и засмеялся.