На этот раз Менедем услышал вопль боли, который донесся через сужающееся пространство между двумя судами.

— Браво! — выкрикнул он. — Хороший выстрел!

Мгновение спустя один из гребцов «Афродиты» издал такой же вопль и схватился за плечо. Он пропустил гребок, и его весло сбило весло сидящего сзади. Торговая галера попыталась отклониться от курса, и Менедем заработал рулевыми веслами, чтобы ее нос остался нацеленным на пиратское судно.

— Освободите весло! — крикнул Диоклей.

Пара моряков, не занятые греблей, втащили весло внутрь.

Новые стрелы начали ударять в палубный настил акатоса. На пиратском судне было несколько лучников, а на «Афродите» — один Соклей. Несколько стрел просвистели мимо него: враги пытались его уложить, но ни один не попал. Спокойно, словно он тренировался в гимнасии, Соклей сделал ответный выстрел. Еще один пират взвыл и с шумом плюхнулся в море.

— Отличный выстрел! — воскликнул Менедем.

— Они не сворачивают, — сказал Диоклей.

— Вижу, — ответил Менедем. — Давай посмотрим, удастся ли нам переломать у них весла с левого борта.

— Тот же трюк, который мы выкинули с триерой, а? — Немного подумав, начальник гребцов кивнул. — Стоит попробовать. Это наверняка безопаснее, чем бегство.

Еще один моряк на «Афродите» — не сидевший на весле — заорал и рухнул, держась за ногу. Гемолия была теперь ужасающе близко, ее весла поднимались и опускались, поднимались и опускались ровными слаженными движениями. Менедема беспокоило, что пираты так хорошо гребут. С такой командой и с таким быстроходным судном их капитан мог строить собственные планы. Если он в последний момент свернет…

— Весла левого борта — убрать! — взревел Диоклей.

В тот же миг пиратский главарь тоже прокричал команду. И когда гребцы, сидящие по левому борту «Афродиты», втянули свои весла внутрь, точно так же поступили и гребцы гемолии.

Ни одно судно не расщепило своим корпусом весла другого; ни у кого из гребцов обеих команд не были сломаны руки и вывихнуты плечи, никто не потерял весла. Но из-за опущенной мачты гемолии пираты, чьи места были на кормовой верхней палубе, теперь не могли грести, и, когда два судна разминулись — так близко, что можно было плюнуть с одного на другое, — некоторые из этих незанятых гребцов забросили на борт «Афродиты» абордажные крюки.

— Перережьте канаты! Рубите их, ради богов! — закричал Менедем.

Внезапно слившиеся в объятии — каком угодно, только не любовном, — две галеры стали вращаться вокруг общей оси.

Моряки «Афродиты» отчаянно кромсали канаты, привязанные к крюкам, в то время как пираты тянули за эти канаты, чтобы подтянуть суда еще ближе друг к другу. Дико вопя на каком-то странном языке, вообще не похожем на эллинский, пираты начали перепрыгивать через три или четыре локтя открытой воды на палубу торговой галеры.

Соклей послал последнюю стрелу в вопящих людей на борту гемолии, опустил лук Менедема, выдернул из ножен меч и ринулся вперед, чтобы присоединиться к бою, кипевшему в центре «Афродиты».

— Пожиратели дерьма! Грабители храмов, шлюхины дети! — завопил он и прочертил мечом дугу, целясь в пирата, пинавшего одного из моряков в лицо.

Лезвие ударило между шеей и плечом, хлынула кровь, пахнущая горячим железом. Пират с ужасающим воплем повернулся к Соклею, а тот ткнул его в живот. Пират рухнул; Соклей перешагнул через него и бросился на следующего врага.

Безумие в очень тесном пространстве — вот как впоследствии Соклей вспоминал этот бой. Команда «Афродиты» и сама едва помещалась на акатосе, а теперь, когда на борту судна стало вдвое больше народу, оставалось лишь одно: хватать ближайшего врага и пытаться его убить. Нелегко было даже отличить своих от чужих — один из моряков «Афродиты» чуть было не размозжил Соклею голову кофель-нагелем.

— «Афродита»! — кричал Соклей снова и снова. — «Афро…» — у-у-уф!

Пират, потерявший свое оружие, ударил его в живот. Соклей согнулся, но тут же заставил себя выпрямиться, одной только силой воли.

«Если я упаду, меня затопчут насмерть», — подумал он и схватился за ближайшего человека, чтобы сохранить равновесие. Этим человеком оказался еще один пират, с большими золотыми серьгами в ушах — так он хранил свое богатство, вместо того чтобы носить золотые кольца на пальцах. Было слишком тесно, чтобы пустить в ход меч, — даже удержать меч в руке было достаточно сложно. Но левая рука Соклея осталась свободной, и, схватив одну из серег, он дернул изо всех сил. Золотое кольцо освободилось, разорвав мочку уха, пират взвыл от боли. Серьга осталась на указательном пальце Соклея.

«Что ж, я только что заработал дневную плату, — подумал он. — Теперь надо посмотреть, проживу ли я достаточно долго, чтобы ею воспользоваться».

К несчастью, то была очень здравая мысль.

Когда вокруг стало чуть просторнее, Соклей обменялся ударами мечом еще с одним пиратом. Это вовсе не походило на тренировочный бой в гимнасии: палуба «Афродиты» качалась под ногами благодаря волнам и топчущимся по судну людям. Моряки и пираты вокруг толкались, давили, кричали и сыпали проклятиями, и Соклей боялся получить нож в спину почти так же сильно, как боялся парня перед собой, пытавшегося пустить ему кровь мечом.

Этот пират, облаченный только в бронзовый шлем без гребня и перевязь для меча, был свиреп, но не очень искусен. Он отбил меч Соклея, направленный ему в грудь, однако следующий удар угодил пирату в голову и, хотя благодаря шлему не раскроил череп, заставил разбойника покачнуться. Соклей ринулся вперед и толкнул врага изо всех сил. Размахивая руками, пират перелетел через борт и упал в море.

Другой пират, проворный, как горный козел, перепрыгнул с палубы «Афродиты» обратно на свое судно, держа под мышкой кожаный мешок. Он был сыт по горло дракой, но ухитрился прихватить с собой хоть какую-то добычу.

Как ни странно, это взбесило Соклея.

— Вернись, ты, широкозадый вор! — взвыл он.

Пират не обратил на крик никакого внимания; вероятно, он даже не расслышал. Потом второй пират прыгнул обратно на борт гемолии, а после еще один: некоторые возвращались с добычей, некоторые — с пустыми руками.

— Видите, парни? — оглушительно проревел Менедем. — Они не могут нас одолеть и, проклятье, отлично это знают! А-ла-ла! За «Афродиту»!

— А-ла-ла! За «Афродиту»! — Соклей с радостным сердцем подхватил этот крик.

В горячке боя он не видел двоюродного брата, и услышать голос Менедема было для Соклея огромным облегчением. Однако еще большее облегчение он испытал, увидев, как пираты начинают покидать торговую галеру.

Теперь уже пираты рубили и кромсали канаты, связывающие их судно с акатосом. Теперь уже они сами отталкивали гемолию от «Афродиты» шестами и веслами. Двое из них снова подняли луки, которые оставили на своем судне, и начали стрелять в сторону торговой галеры, в то время как остальные гребли прочь от добычи, оказавшейся куда сильней, чем ожидалось.

Соклей ринулся на бак «Афродиты», докуда сражение практически не добралось. Лук и колчан Менедема все еще лежали там, целые и невредимые. Соклей снова подхватил их и выстрелил в пиратов. Наградой ему послужило то, что их начальник гребцов закричал и рухнул со стрелой в бедре. Родосец послал еще пару стрел в человека, стоявшего на рулевых веслах, полагая, что это капитан. Но суда уже далеко разошлись, и рулевой остался стоять на своем посту.

Гемолия потащилась прочь.

Теперь не на всех ее веслах сидели гребцы, и Соклей подумал, а не отдаст ли Менедем приказ пуститься в погоню. Но его двоюродный брат был занят другим: он остановился над пиратом, лежащим посреди «Афродиты». Пират поднял руку, моля о пощаде. Медленно и неторопливо Менедем вонзил в лежащего меч, а когда выпрямился, лезвие потускнело от крови.

— Бросьте эту падаль в море, — сказал капитан приблизившимся морякам. Голос его был холоден, как фракийский ветер.

Нанесенный им удар не убил грабителя, и тот стонал и слабо корчился, когда моряки подняли его и перебросили через борт.