Увидев Менедема, приближающегося к небольшой выставке товаров, которые разложили моряки с «Афродиты», Соклей помахал ему рукой.

— Рад, что ты вернулся, — окликнул он двоюродного брата и тут же спросил: — Ну, как дела?

— Очень хорошо, спасибо. А у тебя?

Соклей возвел глаза к небу. Двое моряков, подносившие ему товары, загоготали. Третий уставился на них непонимающим взглядом, и один из товарищей, наклонившись к нему, что-то прошептал. Менедем не расслышал, что именно, но увидел сопровождавший слова непристойный жест. До третьего моряка наконец дошло, и он тоже рассмеялся.

— Хорошо, — проговорил Соклей. — Тебя не захватили, чтобы потребовать выкуп, тебя не убили…

— Насколько я заметил — нет, — согласился Менедем.

— Перебивай сколько хочешь, я все равно задам нужные вопросы. Например: можем ли мы остаться на Эгине, не беспокоясь о том, что нас пырнут ножом, как только мы сойдем с «Афродиты»?

Это и впрямь был важный вопрос. Менедем подумал о двух маленьких хихикающих мальчиках — они, наверное, были не единственными соседями, заметившими, как он приходил в дом Никодрома в отсутствие жреца. Что означало…

Менедем покачал головой.

— Не уверен, что можем.

— Вот и еще один порт, куда нам в ближайшее время дорога заказана, — со вздохом проговорил Соклей. — Похоже, в каждом путешествии появляется такое место, а?

— Здесь все не так, как было в Галикарнасе или в Трасе, — запротестовал Менедем. — Думаю, я просто пополнил собой длинный список мужчин, которых ненавидит Никодром.

— А, вот как?

— Боюсь, что так. — И, не желая долго терзаться размышлениями над содеянным, Менедем спросил: — Как тут идут дела?

Соклей пожал плечами.

— Я продал немного шелка, а в придачу — пурпурной краски и несколько кувшинчиков благовоний, но вообще-то люди не рвутся покупать. Вероятно, Диоклею пора начать вытаскивать моряков из таверн и борделей, что скажешь?

— Ты имеешь в виду — нам пора покидать Эгину? — спросил Менедем, и Соклей кивнул.

Менедем подумал и тоже кивнул.

— Наверное, уже пора двинуться обратно на Родос. Пусть мы вернемся немного рано, ведь мореходный сезон еще не кончился, ну и что. Главное, мы выполнили почти все, что наметили.

— Знаешь, мой дорогой, я тоже так считаю, — согласился Соклей. — Если мы вернемся сейчас, то привезем солидную прибыль. Однако если будем странствовать еще месяц, то вполне можем остаться в убытке. Поэтому я не возражаю против того, чтобы пораньше вернуться домой.

— Я тоже не возражаю, — заявил Менедем.

«Какой же я лжец», — подумал он.

«Афродита» скользила на восток по Сароническому заливу прочь от Эгины, а Соклей скорбно смотрел на север, туда, где находилась Аттика. Два главных афинских порта, Пирей и Фалерон, были так близко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Дальше на возвышенности лежали сами Афины; издали великолепные здания акрополей выглядели крошечными, но совершенными.

Указав влево, Соклей выпалил:

— Чума побери этих пиратов! Сейчас мы должны были быть там.

— Мы туда еще попадем, — утешил его Менедем.

— Но без черепа грифона.

Соклей хмуро посмотрел на двоюродного брата, хотя Менедем не был виноват в случившемся. Но Соклей не мог выбросить из головы картину: пират (возможно, раненый — на это он очень надеялся) развязывает ремешки кожаного мешка и в ужасе глядит на череп, который взирает на него пустыми глазницами…

А потом с проклятием швыряет череп грифона в море под смех своих товарищей-грабителей.

— Тут уж ничего не попишешь. Нам еще повезло, что мы сохранили свободу и большую часть добра, — сказал Менедем.

Он снова был прав; Соклей хорошо это знал. Но холодное равнодушие двоюродного брата раздражало.

— Столько знаний пропало зря, — произнес Соклей.

— Много или мало — откуда ты можешь знать? — по-прежнему равнодушно откликнулся Менедем. — Ты даже не можешь сказать наверняка, заинтересовались бы твои друзья-философы этим черепом хоть на десятую долю так же, как интересовался им ты.

Услышав это, Соклей сжал зубы, словно ему попался в хлебе камешек. Наверное, ему еще повезло, что он не сломал при этом нижний зуб. Да, он не знал, какие факты философы Лицея и Академии извлекли бы из черепа грифона — и теперь уже никогда не узнает.

— Дамонакс же им заинтересовался, — только и смог ответить он.

— Дамонакс не собирался изучать череп, ему нужно было всего лишь украшение для дома, — сказал Менедем. — Это говорит кое-что о его вкусе, но ничего не говорит о том, что подумал бы о черепе настоящий философ.

Соклей упрямо продолжал:

— Аристотель написал несколько книг о животных, в том числе и о строении их тела. Его преемник Теофраст, у которого я имел честь учиться, написал такие же книги о растениях; уж он-то наверняка захотел бы увидеть череп грифона.

— Зачем? Он что, подумал бы, что череп вырос на дереве, как сосновая шишка?

— Ты просто невозможен! — ответил Соклей, но не мог не рассмеяться.

Не исключено, что двоюродный брат как раз и старался его рассмешить.

Афины за кормой «Афродиты» постепенно становились все меньше. Вместо того чтобы горевать, как любовник о потерянной возлюбленной, Соклей нашел дела, требовавшие его внимания, и когда в конце концов поднял глаза, то увидел, что Афины остались далеко.

«Я обязательно туда вернусь, — подумал он. — Пусть даже и без черепа грифона».

Но сейчас следовало думать о более насущных вещах.

— Ты снова собираешься остановиться на ночь на Сунионе? — спросил он Менедема.

— Верно. А что? — Двоюродный брат подозрительно посмотрел на него. — Ты собираешься спрыгнуть с судна и поплыть обратно в Афины, хоть и без своей драгоценной игрушки?

— Нет, нет, нет, — покачал головой Соклей. И ответил колкостью на колкость: — Я просто подумал — как хорошо, что на побережье Внутреннего моря пока еще осталось несколько мест, где тебя не ждут разъяренные мужья.

— Хе, — сказал Менедем.

Односложная насмешливая реплика. Вообще-то он был не из тех, кто обижается на шутки. Поэтому спустя мгновение Менедем снял руку с рукояти рулевого весла и помахал Соклею.

— Хорошо, мой дорогой, один—один!

Мыс Сунион показался Соклею таким же непривлекательным, как и в прошлый раз, когда «Афродита» останавливалась здесь несколько дней тому назад. Теперь, по крайней мере, судну не надо было очищаться от скверны («Если не считать грехом прелюбодейство капитана», — подумал Соклей) и на борту у них не было мертвых или умирающих.

Когда якоря акатоса плюхнулись в море, заходящее солнце уже послало по воде оранжевую и пурпурную рябь. От берега, на котором стояла деревушка, отчалила лодка и направилась к торговой галере. Соклей уже раньше встречал парня, который сидел на веслах, но вот его пассажира — щегольски одетого человека, казавшегося на Сунионе явно не к месту, — видел впервые. Щеголь окликнул их:

— Ахой, на судне! Кто вы и куда направляетесь?

— «Афродита», с Родоса, возвращаемся домой, — ответил Соклей.

— Я же тебе говорил, — сказал сидевший на веслах.

Щеголь не обратил на него внимания.

— Возьмете пассажира до Коса? — крикнул он.

— Смотря какую предложат плату, — ответил Соклей.

— Ах да. — Щеголь с улыбкой кивнул. — Вечно все упирается в деньги, верно? Ну и какова ваша цена?

Соклей поразмыслил. Этот парень явно был нездешним, а значит, по той или иной причине ему очень нужно было на восток. Оставалось только решить, сколько с него запросить. Соклей подумал об Эвксениде из Фазелиса, о том, сколько из него удалось выжать за такую короткую поездку. Приготовившись к крику ярости или к отчаянному торгу, Соклей назвал самую неслыханную цену, какую только смог придумать:

— Пятьдесят драхм.

Но щеголь в лодке не завопил. Он даже не моргнул. Он просто кивнул и сказал: