Менедем посмотрел на Соклея. Тот слегка покачал головой. Менедем был с ним согласен.

— И ты нас прости, — сказал он хозяину дома. — Но вряд ли мы сможем заработать, если еще поднимем цену. Если бы мы снова направлялись в Италию, я еще мог бы рискнуть, однако на побережье Эгейского моря… Если ты и вправду не можешь сбавить цену ниже десяти драхм…

Очень часто подобная угроза заставляла участника торга по-другому взглянуть на вещи. Но на сей раз Никомах со вздохом сказал:

— 'оюсь, что не могу.

Он повернулся к сыну.

— Иногда лучшая сделка — та, которая не 'аключается.

— Верно. — Менедем встал.

То же самое сделал и Соклей.

— Рад был с тобой познакомиться, почтеннейший. — Менедем кивнул Никомаху. — Мы часто приходим на Кос. Может, в следующий раз сделаем еще одну попытку.

Ибанолл, раб-кариец, все еще стоял во дворе, когда Менедем и Соклей двинулись к входной двери. Выражением лица и позой раб напомнил Менедему неряшливого старого аиста, примостившегося на крыше.

— Пустая трата времени, — прохрипел он родосцам.

Если бы он стоял на одной ноге, сходство с аистом было бы полным.

— Милый парень, — заметил Менедем, едва очутившись на улице.

— А уж какой приветливый! — Но Соклей сказал это не весело, а раздраженно и мгновение спустя объяснил почему: — Однако этот старый зануда прав. Мы попусту потратили время, а ведь сейчас уже могли бы…

— Ты хотел сказать: «Мы могли бы плыть к Афинам», так? — перебил его Менедем. — Но ты ошибаешься. Мы все равно не смогли бы отчалить нынче утром, не нарушив данного команде обещания. Неужели забыл? И к тому же покупка вина была твоей идеей.

— О, — чуть тише проговорил Соклей, — ты прав. — Потом он облегченно вздохнул. — Вот и хорошо. Теперь у меня не так скверно на душе из-за того, что я выпытал у управляющего Птолемея имя виноторговца.

Они пошли к гавани.

— Я тут подумал… — некоторое время спустя сказал Менедем.

— Браво, — ответил Соклей таким тоном, что стало ясно: он хвалит двоюродного брата, потому что тому нечасто приходится думать.

Отказавшись попасться на удочку, Менедем продолжал:

— Я думал, как нам лучше попасть отсюда в Афины.

— Конечно, тем же путем, каким мы шли, чтобы подобрать Полемея, — ответил Соклей. — Хотя на Кикладах, наверное, всех от нас уже тошнит.

— То-то и оно. Там опасные воды — мы видели это сами. И скоро они станут еще опасней. Люди Полемея, во всяком случае некоторые из них, двинутся как раз этим путем. Я не хочу на них наткнуться. Единственная существенная разница между наемниками и пиратами — у последних есть суда. И когда наемники садятся на корабль, они непременно превращаются в пиратов.

— Ты и вправду усердно думал, — заметил Соклей. — Хорошо сказано.

— И конечно, к тому времени, как мы двинемся назад, города Островной лиги могут прознать, что мы тайком провезли мимо них племянника Антигона, — продолжал Менедем. — А так как Островную лигу создал Антигон…

— Там вряд ли нам сильно обрадуются, — закончил за брата Соклей.

Менедем кивнул.

— Как же нам тогда попасть в Афины? — нахмурился Соклей.

— Вот об этом я и размышлял, — ответил Менедем. — Предположим, мы отправимся в Милет и провернем там кое-какие торговые дела…

— Предположим, мы этого не сделаем, — сказал Соклей. — Милет — цитадель Одноглазого Старика, и… — Он не договорил, и вид у него внезапно стал преглупым. — А, понятно. Весть о том, что мы сделали, туда еще не донеслась.

Теперь Менедем позволил себе сарказм:

— Браво!

Его двоюродный брат снова нахмурился.

— И все-таки мне это не нравится.

— Кто бы сомневался, мой дорогой, — рассмеялся Менедем. — Ведь это означает еще одну задержку перед тем, как твой череп грифона будет официально представлен афинскому обществу. Но подумай сам: из Милета мы сможем отплыть на северо-запад, к Икарии, и либо остановиться по дороге на Самосе, либо провести ночь в море, а потом двинуться напрямик через Эгейское море к каналу между Андросом и Эвбеей вместо того, чтобы скакать от острова к острову. Торговцы почти не пользуются таким путем, а значит, им не пользуются и пираты. Мы сможем добраться незамеченными почти до самой Аттики.

Он наблюдал за Соклеем, который обдумывал его слова. Менедем прекрасно сознавал, что двоюродному брату его предложение не по душе. Большинство людей, когда кто-то препятствовал исполнению их желаний, накидывались на обидчика; Менедем нередко видел, как это происходит. Вот и у Соклея губы дернулись, но он не произнес вслух ни единого ругательства из тех, что проносились в его голове. Вместо этого он сказал:

— Что ж, мне это не слишком нравится, но вынужден признать: так, наверное, будет лучше и для судна, и для наших дел. Поступим, как ты сказал.

— Я думал, ты поднимешь больше шума!

Соклей криво улыбнулся:

— Если хочешь, могу поскандалить.

— Не стоит. — Менедем тоже улыбнулся. — Рад, что ты такой благоразумный. Просто не многие на твоем месте так бы себя повели.

— О, я буду драться, как дикий кабан, если сочту, что прав, и выпущу кишки у охотничьих псов нелогичности, которые станут кусать меня за пятки, — заявил Соклей. — Но какой смысл горячиться и париться, отстаивая ложные убеждения?

— И все-таки ты мог бы меня переспорить. Вообще-то у тебя были неплохие шансы, — ответил Менедем. — Вспомни, как расправился Плохой Логик с Хорошим Логиком в «Облаках».

— Ты все время поминаешь эту грязную пьесу, — сказал Соклей. — Ты же знаешь, что она не входит в число моих любимых.

— Но в ней много хорошего, — возразил Менедем. — К тому времени, как Плохой Логик заканчивает свою речь, Хороший Логик понимает, что почти все афиняне — шайка широкозадых катамитов.

— Но это неправда! — запротестовал Соклей.

— Так считают люди, — ответил банальностью Менедем. — И пьеса очень смешная.

— То, что люди считают истинным, часто влияет на то, как они себя ведут или как говорят, и потому и впрямь становится истинным, — задумчиво проговорил Соклей. — Я же гонюсь за правдой, следуя туда, куда она меня приведет, куда бы она ни привела…

Он погрозил Менедему пальцем.

— Но я бы никогда не вышвырнул правду за борт, чтобы заставить кого-то посмеяться.

— Ты — воплощенная добродетель. — Менедем мог бы сказать это насмешливо, так как его двоюродный брат и впрямь бывал иногда занудным.

Но тот и в самом деле обладал многими добродетелями, и сейчас Менедем как никогда был склонен их признать, ведь Соклей не поднял шума из-за того, что им предстояло двинуться в Милет.

— А вон и «Афродита», — показал Соклей.

Пара моряков на борту торговой галеры заметили капитана и тойкарха и помахали им. Менедем помахал в ответ и вытер лоб тыльной стороной ладони.

— Жарко и влажно, — проворчал он.

— И то правда. — Соклей посмотрел на север. — И по-моему, поднимается легкий ветер.

Он говорил так, будто надеялся, что его разуверят. Но Менедем, к сожалению, был с ним согласен.

— Надеюсь, мы не попадем в бурю, — сказал он. — Сезон поздноват для бурь, но мне не нравится, как парит. Такое обычно бывает перед грозой.

— Согласен, — ответил Соклей. — Может, нам не стоило отпускать команду для кутежа?

Менедем пожал плечами.

— С равным успехом можно попасть в шторм и в Милете, и посреди Эгейского моря.

Он шагнул с присыпанной песком грязи на доски пристани, нагретые солнцем и гладко отшлифованные босыми ногами бесчисленных моряков.

Когда они с Соклеем приблизились к «Афродите», Аристид спросил:

— Так завтра на судно принесут знаменитое косское вино? Боюсь, что нет, — покачал головой Менедем. — Никомах заломил слишком высокую цену.

— О, как плохо, — отозвался впередсмотрящий.

Многие моряки проявляли живой интерес к тому, что происходило на «Афродите», и Аристид был одним из них. Может, он мечтал стать торговцем, а может, хотел служить капитаном на борту торгового судна. Скорее всего, первое. Но и второй вариант был весьма возможен — если бы Диоклею больше повезло, он бы занимался нынче именно таким делом. Но время Диоклея еще могло прийти; скорее всего, должно было прийти.