— Ты очень добр, — ответил Соклей, подразумевая «ты очень жаден», — но я и впрямь намеревался отвезти череп грифона в Афины. И сейчас я был бы уже на пути туда, если бы нам не пришлось вернуться, чтобы привезти сюда с Кавна родосского проксена и его родных.

— Четыре мины? — с надеждой спросил Дамонакс.

Соклей снова покачал головой.

Дамонакс вздохнул.

— Ты и впрямь собираешься везти его в Афины?

— Разумеется, — ответил Соклей.

— А я-то думал, что настоящий торговец продаст за деньги все, что угодно.

Дамонакс, казалось, даже не понимал, что Соклей может воспринять это как оскорбление. А ведь хозяин дома почти назвал гостя шлюхой.

— Ты, кстати, так и не объяснил, почему тебе пришлось увезти из Кавна родосского проксена, — продолжал Дамонакс.

— Неужели не объяснил? — удивился Соклей. И рассказал о нападении Птолемея на Ликию.

— О, вот это новость! — воскликнул Дамонакс. — Ты уверен, что не хочешь обдумать мое предложение? Я желаю тебе удачно добраться до Афин, но как только эта новость распространится, в Эгейском море будет полно военных галер. Многих ли моряков Птолемея и Антигона будет волновать череп грифона?

Соклей поморщился.

Флот Птолемея базировался на острове Кос, в то время как военные суда Антигона плыли из портов, расположенных на островах Ионического моря дальше к северу или на анатолийском побережье. Дамонакс был прав: столкновений не избежать.

— Но ведь наш полис свободен и независим, — сказал Соклей. — Родос нейтрален. Ничье судно не имеет права чинить нам препятствия.

— Это мы, родосцы, так считаем, — с безукоризненной вежливостью, как и полагается богатому землевладельцу, ответил Дамонакс. Что, однако, не помешало ему задать гостю очевидный вопрос: — Неужели ты думаешь, что капитаны противоборствующих генералов или пираты, которых они наняли для разведки и набегов, согласятся с нами?

— Кто их знает, — заявил Соклей вместо того, чтобы сказать: «Ты прав, нет ни малейшего шанса, что они с нами согласятся». — И все-таки «Афродита» постарается добраться до Афин.

— Ты упрямый парень, верно? — заметил Дамонакс. — Положим, я дам тебе за череп шесть мин?

— Я принес его сюда не для того, чтобы тебе продать. — Соклей громко позвал: — Арлисс! Куда ты запропастился?

Когда раб-кариец явился на зов, щеки его оттопыривались, как у садовой сони.

— Мы уже уходим? — с набитым ртом разочарованно спросил он.

— Боюсь, что да.

Соклей указал на череп грифона.

— Заверни его в ткань и пойдем.

Ему хотелось побыстрей убраться отсюда.

Дамонакс выказал даже больше интереса к черепу, чем ожидал Соклей, но не того интереса, на который он рассчитывал. Если господин-землевладелец вдруг кликнет полдюжины крепких рабов… Даже если подобная идея пока не пришла в голову Дамонаксу, Соклей счел разумным убраться прежде, чем такое случится.

— Ты уверен, что мы так и не договоримся? — спросил Дамонакс. — Я предложил хорошую цену: шесть мин — большие деньги.

— Согласен, почтеннейший, — ответил Соклей. — Но я хочу отвезти череп грифона в Афины. И кто знает? Может, там я смогу получить больше.

Сам он не верил в это ни на одно мгновение. Судя по выражению лица Дамонакса, тот не верил тоже. Так или иначе, но хозяин не попытался удержать Соклея, и никаких дюжих рабов, чтобы отобрать череп грифона, не появилось.

Снова очутившись на улице, Соклей испустил долгий вздох облегчения. Они с Арлиссом сделали всего несколько шагов по направлению к дому, когда раб спросил:

— Я не ослышался — он и вправду сказал, что даст тебе шестьсот драхм за эти несчастные старые кости?

— Да, так оно и есть, — кивнул Соклей.

— И ты отказался! — недоверчиво проговорил Арлисс. Раб не просто удивлялся: он говорил так, словно только что стал свидетелем чуда. — Клянусь Зевсом Лабрандским, хозяин, сомневаюсь, что ты бы отказался, если бы кто-нибудь предложил за меня шестьсот драхм.

Вполне возможно, раб не ошибся. Карийские рабы стоили дешево и во множестве попадали на Родос, тогда как череп грифона был — и, как считал Соклей, будет — здесь единственным в своем роде.

Но не объяснять же все рабу? И Соклей попытался отшутиться:

— Видишь ли, Арлисс, эта вещь не такая прожорливая, как ты.

— Шестьсот драхм, — повторил Арлисс; Соклей усомнился, слышал ли кариец то, что он сейчас сказал. — Шестьсот драхм, и ты отказался!

Раб посмотрел на завернутый в тряпку череп и заговорил с ним так, как будто они были равны не только в цене:

— Эллины просто сумасшедшие! Старая кость, ты со мной согласна?

Соклей начал было возмущенно протестовать, но потом прикинул, как бы отреагировал Менедем, узнай тот, что его двоюродный брат отказался продать череп грифона за шесть мин. Менедем наверняка превратился бы не просто в сумасшедшего эллина, а в буйнопомешанного.

— Нет, — нетерпеливо проговорил Менедем, когда Соклей снова начал приставать к нему с уговорами. — Мы не пойдем в Афины только потому, что тебе приспичило там оказаться.

— Но… — начал было Соклей.

— Нет, — повторил капитан «Афродиты». — Я тоже хочу убраться с Родоса, но сейчас мы не можем этого сделать. Ты видел новомодные драгоценные камни из Египта, которые называют изумрудами?

— Я о них слышал, но пока не видел, — ответил Соклей.

— Так вот, мой дорогой, тебе лучше на них посмотреть, если ты думаешь, что сможешь выманить меня с Родоса раньше, чем я выманю изумруды у их владельца — капитана торгового судна, — объявил Менедем.

— Но череп грифона… — запротестовал Соклей.

— Нет! — покачал головой Менедем.

Его тень тоже покачала головой, спугнув бабочку с цветка в саду возле дома Лисистрата.

Менедем посмотрел, как она улетает, потом продолжил:

— Череп пролежал в земле с тех пор, как началась Троянская война, и даже дольше. Мы уже говорили об этом. Поэтому попадет ли он в Афины сейчас, в следующем месяце или еще на месяц позже — не так уж важно. Зато смогу ли я раздобыть изумруды — очень даже важно.

— Логично, — признал Соклей.

Менедем уже решил было, что его двоюродный брат наконец прислушался к доводам разума, но тут Соклей добавил:

— И все-таки мне это не нравится.

— Очень жаль, — бессердечно сказал Менедем.

Слишком бессердечно: он дал брату повод завестись по новой.

— Да что такого особенного в этих изумрудах? — вопросил Соклей.

— Это прекрасные драгоценные камни, вот что, — ответил Менедем. — Такие же прекрасные, как рубины, только не красного цвета, а зеленого. Они зеленее, чем незрелые гранаты; зеленые, как… как… — Он не мог подобрать сравнения, пока не сорвал лист с одного из растений в саду. — Как это.

— Это мята моей сестры, и она выскажет тебе все, что думает, если увидит, как ты обрываешь побеги, — ответил Соклей.

— Это будет невежливо с ее стороны, — заметил Менедем.

Если не считать дня ее свадьбы, он не видел Эринну без покрывала с тех пор, как она была маленькой девочкой.

— Будь уверен, сестра выскажет тебе все, что думает, — не без гордости повторил Соклей.

Эринна, вероятно, была сейчас в женских комнатах наверху и слышала каждое слово, которое произносилось в саду. Женщины из хороших семей, может, и не часто выходили из дома, но это еще не значило, что у них не было способов выяснять, что происходит вокруг, и влиять на происходящее.

— Тогда дадим ей такую возможность, — сказал Менедем. — Послушай, пока ты не увидишь сам эти драгоценные камни, ты не поймешь, почему я так из-за них волнуюсь. Имей в виду, Фрасилл и понятия не имеет, что я из-за них сам не свой, так что я буду тебе очень признателен, если ты меня не выдашь и не испортишь мою игру.

— Можно подумать, ты недостаточно хорошо меня знаешь, что обращаешься с такими просьбами, — обиженно ответил Соклей. — Фрасилл — это владелец изумрудов?

— Верно. Он только что привел на Родос большое судно, полное египетской пшеницы.