Катерина никогда больше не входила в другую церковь или другой божественный дом.

Когда она вышла через большую дверь, снаружи было темно, и, посмотрев вверх, Катерина увидела что химеры скрылись в ночи и больше не сердились на нее.

Они сели на корабль в Марселе. Когда Радьярд прощался с ней на станции в Париже, он был меланхоличен. Как и остальные. Она поцеловала каждого из них и каждому прошептала слова предостережения, прося быть осторожными в еде, питье и в поведении. Она любила каждого из них и получала с ними удовольствие. Они принесли ей счастливое время молодости, которое должен пережить каждый. Эти люди помогли ей обнаружить тайны удивительных троп, в которые ее впервые посвятил отец. Ее охватило чувство огромной потери.

— Привези мне магараджу. С бриллиантом в каждой подмышке, — попросила Энн.

— Говорят, на границе неплохая марихуана, — сказал гpaф Владимир.

— Сиед, позаботься о ней, — попросил Радьярд. — И мы хотим, чтобы она вскоре вернулась.

Сиед только нежно улыбнулся, но его глаза оставались спокойными.

Катерина не надеялась больше вернуться назад. Ей казалось, что она пересекает воды океана в последний раз. Что путешествие, которое началось в ее воображении в магазине отца много лет назад, собирается перейти в свою последнюю фазу.

В Марселе они провели ночь в отеле. Сиед — странно, пристойно — заказал две отдельные комнаты. После ужина они долгое время говорили о банде Радьярда — так легко было говорить с Сиедом, — а затем он нежно поцеловал ее на прощание и остался у дверей ее комнаты. Она удивлялась его крайней сдержанности и лежала без сна долгое время, приводя свое страстное тело в спокойствие.

На корабле Сиед тоже заказал две отдельные каюты. С тактом и предупредительностью он отдал ей ту, которая была лучше; их разделял только этаж. Она проводили каждый день вечер вместе, на палубе и в обеденном зале, он начал учить ее словам хинди — но ночью Сиед всегда тепло целовал ее у дверей каюты и поворачивался, чтобы уйти. Катерина пыталась найти ответы. Отец Джон ничего не сказал ей о любовниках, которые не занимаются любовью. Она закрыла глаза, положила руки на свое тело и качалась вместе с кораблем.

Когда три недели спустя они причалили в Бомбее, Сиед все еще не зашел дальше поцелуя у двери. Он говорил так же прекрасно, как всегда, и это трогало Катерину сильнее, чем раньше, но она начала беспокоиться.

Они путешествовали по горящим равнинам центральной Индии на поезде, и огромный поток воздуха субконтинента сбил ее с ног. С того момента, как она высадилась в Бомбее, чувствуя себя отверженной девственницей, она оказалась в разгуле цветов, звуков, видов. Каждое ее чувство немедленно атаковали. Она быстро заметила великий парадокс Индии: одновременное ощущение великой суеты и полного оцепенения.

Они остановились в знаменитом отеле Тадж-Махал со стороны моря, и снова две отдельные комнаты ждали их. И когда через день они сели на поезд в Виктория Терминус, то оказались в одном купе, но с двумя комнатами. Теперь Катерина обезумела, и, если бы она не была полностью поглощена происходящим вокруг нее, она загнала бы в угол Сиеда. Когда поезд трогался со спящих станций, она видела бесконечные просторы зеленых и коричневых полей, усеянных бабулами и баньанами, по которым очень медленно двигался скот, и голых крестьян, по большей части в тюрбанах, которые выглядели так, словно их там посадили с начала времен.

В поезде она чувствовала расположение к темнокожим служащим, которые приходили каждые несколько минут, чтобы настойчиво угощать их огромным количеством еды и питья.

Ни секунды, тогда или когда-либо после, она не чувствовала, что от них исходит угроза. Они постоянно улыбались, вели себя почтительно, но всегда держались отстраненно, со странным достоинством.

Она вспомнила слова своего отца и увидела в них правду. И она не изменила своего мнения до конца жизни.

Удивительный народ, но совершенно неизвестный.

Когда они достигли Дели, Сиед отвел ее посмотреть на чудеса Индии — Мугхал и другие реликвии истории, которые сохранились за тысячу лет. Они проехали через местность кустарников и леса кикара, чтобы увидеть удивительный минарет двенадцатого века, Кутуб Минар. У нее закружилась голова, когда она смотрела вниз с пятого этажа этого здания.

В разрушенном городе Тугхлакабаде большие обезьяны изводили их насмешками. И в Пуране Киле торгаши сказали им, что это настоящее королевство Пандавас. Но больше всего поразил и привлек Катерину окруженный стенами город в особом треугольнике чудес: огромный Ред Форт, величавый Джама Масджид и сумасшедшая коммерческая дамба Чандни Чоук.

Это было зеркало невероятного безумства Индии. С одной стороны, были миллионы жужжащих мух, которые кормились в легендарных магазинах сладостей, несчастные нищие с руками и ногами, изъеденными проказой, и лицами, отмеченными оспой, грязные собаки бегали у всех между ног, оставляя после себя блох. С другой стороны, были богатые магазины, заваленные товарами из разных частей света. Говорят, что в Чандни Чоук можно достать все, что можно купить или продать в мире. От персидских ковров до китайского шелка, от арабских скакунов до индийских слонов, от бразильского какао до афганского опиума, от турецкого мыла до английских принадлежностей гигиены, от травы аюрведы до гомеопатических шариков, от потертых шлюх до гурий с воздушными губами.

Но самыми поразительными все же были нищие, которых она увидела. Это были голые мудрецы, их тела были проколоты железными стержнями, их спутанные волосы касались лодыжек. Один стоял на правой ноге, его пенис свисал до колен, словно хобот слона, оттягиваемый вниз большим камнем. Когда они проходили мимо, он махал им весело, словно маятником. Сиед положил просверленную монету в его чашку. Были и продавцы порошков, которые назойливо их преследовали, предлагая Катерине белый порошок, который помолсет ей избавиться от всех любовниц и жен Сиеда, высосет сок из них, сделает их задницы похожими на сухие листья.

Она увидела факира, худого, словно былинка, с развевающейся седой бородой и распущенными волосами, который ходил небрежно с бамбуковой палкой, перекинутой через левое плечо. На каждом конце его палки висело по две плетеные корзины. Сиед весело показал на него и объяснил, что его зовут Баба Маггермахии, он пересекал реку Джамуна утром каждого понедельника верхом на крокодиле, чтобы собирать милостыню у торговцев. «Баба, — сказал он, — мог по своей воле вызвать любого крокодила из реки, чтобы тот служил ему транспортным средством».

Катерина посмотрела на Сиеда. Этот человек из Оксфорда был тем, кто всегда говорил о великом действии рационализма и прогресса. Сиед улыбнулся и заметил: «Есть много вещей в мире, которые мы не понимаем, — не нужно быть слишком скептически настроенным».

Она очень любила его в этот момент. Уязвимая плоть под кожей невероятного спокойствия. В свое время Катерине придется понять эту выдающуюся черту индийского народа: тугой круг рассудка, снаружи которого лежит неизведанное. Не было такого существа, как полностью рациональный индиец. Ты поклоняешься богу рассудка, богу науки, богу эмпиризма, а затем поклоняешься богу других вещей, маленьких и больших, известных и неизвестных.

Ты прокладываешь свою жизнь между богом разума и богом безрассудства.

Поклоняясь обоим, никого не обижая.

В этом не было противоречия. Только глупец видит его.

В любом случае голый факир, ездящий верхом на крокодиле на работу, привлекал ее больше, чем разглагольствующий юноша, который подсчитывал собственные хорошие поступки и отправлял всех остальных на ревущие костры апокалипсиса.

Прямо перед их возвращением в отель Сиед провел Катерину по улочкам, извивающимся серпантином позади Джама Масджид, пока они не добрались до маленького острова безмятежности: простая побеленная могила, рядом с ней стояла маленькая палатка с решетчатыми окнами, огромное дерево ним раскинулось над всем этим. Это было пристанище известного предсказателя, и юноша, который сидел в палатке и медитировал, был его учеником. Сиед сел, скрестив ноги, на холодный мраморный пол, Катерина сделала то же самое. Сиед сказал что-то. Юноша — кусок белой ткани был повязан у него на лбу, у него была тощая борода — повернулся и долго смотрел на Катерину. Затем он закрыл глаза и сидел, не двигаясь. Когда он вышел из транса, то быстро заговорил с Сиедом, положив руку на его руку.