Я взял Физз с собой, когда отправился на ее кремацию. Вся деревня, и даже больше — вся округа, столпилась во дворе и на грязной дороге, которая вела к имению. Мужчины, женщины, дети, старики, молодые, крестьяне, торговцы, представители власти. Я обнял дюжину людей, которых знал много лет. Конечно, все знали меня. Блудный внук, который променял Биби на мусульманскую девушку. Многие мужчины и женщины — некоторые обращались со мной как с ребенком — не выдерживали и громко кричали, когда встречали меня. Физз покрыла голову чунни. Некоторые из них инстинктивно обнимали и ее тоже. Их одежда едко пахла потом и дымом.

Биби Лахори лежала на земле посредине двора. Стоял непрерывный плач. Группа старых женщин профессионально плакала, ритмично била себя в грудь. Мать обняла нас. Ее глаза опухли. Отец был в темном костюме и казался спокойным. Он пожал мне руку, затем неуверенно пожал руку Физз тоже. Хотя мужчины и женщины сидели отдельно, я посадил Физз рядом, с моей стороны.

Когда Анил обнял меня, он сказал, что Биби проснулась в предрассветные часы, позвала его и велела снять ее с постели и положить на пол. Она знала, что пришло ее время. Он сказал, что с трудом выпрямил ее ноги, когда она умерла. Последнее, что она сказала: «О Сансар Чандиа, я заставила тебя ждать?»

Все говорили, что это была самая большая похоронная процессия на их памяти. Вместе с ее двумя сыновьями, Анилом и моими кузенами Кунваром и Таруном, я подставил плечо под ее похоронные дроги. Она была легкой, как листок. Словно мы несем только бамбуковые палочки. Место кремации, которое находилось за пределами деревни, было забито народом. Множество людей сидело на недоделанной стене из кирпичей. Когда прибыл уполномоченный комиссар в белой машине «амбассадор», толпу охватил трепет. Это был молодой человек в кремовой рубашке и очках в золотой оправе, он прошел через группу плакальщиц, словно властелин среди подданных. Некоторые из них вышли вперед и коснулись его коленей. У него в руках был букет цветов — туберозы, гладиолусы и гвоздики. Он шел прямо к моему отцу и Кевату Тайа — оба были одеты в безупречные черные костюмы и галстуки — и официально пожал им руки. Я отвернулся, когда он огляделся в поисках того, кому он еще мог принести свои соболезнования.

Священник начал петь последние церемониальные гимны.

После того как Кевал Тайа ударил ее по голове деревянной палочкой сквозь колыхающееся пламя, все обмыли свои головы под краном, и каждый выбрал веточку. Затем на грязной дороге, фаланга к фаланге, словно римские солдаты, мы стали на колени в пыли и, повернувшись спиной к огню, сломали ветки, когда священник произнес нужное слово, и бросили кусочки через плечо. Наша связь с женщиной, горящей за нами, была разрушена. Круг жизни замкнулся.

Когда она возродится, то вступит в новые отношения со всеми нами. Заплатит старые долги. Закончит дела из этой и прежних жизней. Брать и отдавать.

Это сказал замученный Абхимануи своему прежнему отцу, великому Арджуна, который пришел искать своего мертвого сына во дворце Индры, царя богов. Молодой Абхимануи был убит в четырнадцать лет в знаменитой битве с ордой самых сильных воинов Кауравы, потому что осмелился войти в чакравиукх — круг загадок, из которого он не знал пути назад. Молодой Абхимануи, вечный образец для всех доблестных мужчин, которые поступают правильно, даже если они не знают путей отступления. Молодой Абхимануи, играющий в шахматы с богами, спросил своего несчастного отца Арджуна, доставленного туда господином Кришной: «Почему ты так сильно плачешь, человек? И кто ты?» На это Арджуна ответил: «Я — твой отец, и я оплакиваю твою несвоевременную смерть». Абхимануи ответил ему сквозь взрывы смеха: «Ты был моим отцом! Как во многих прежних жизнях я был твоим! Не веди себя глупо. Я исполнил свою карму. Я исполнил свой долг как воин и умер с честью в битве. Человек, иди назад и исполни свой долг!»

В новой пьесе мы получим новые роли.

Биби Лахори и я. И мы снова подведем итоги. Подсчитаем очки.

Я вернулся туда с Физз, когда все ушли. Мы сели на кирпичной стене. Она была низкой и незаконченной, и там было легко найти удобное место. Наступили сумерки, и отряды визгливо кричащих попугаев возвращались назад на базу. Деревья, посаженные вокруг, — фикусы, манго, ним, кикары, баньаны, имли — волновались на ветру. Неприкасаемый, который обслуживал место кремации, ушел в пристройку в дальнем углу и помогал своей жене развести огонь. Двое его сыновей, босоногие и в свободных шортах, играли в шарики среди могильных насыпей. Я сидел, держа Физз за руку; вскоре серый пепел Биби Лахори начал подниматься и оседать на нашей одежде.

Когда стемнело, мы молча встали и пошли на ферму. Биби все еще горела оранжевым светом, в углу кладбища мерцало пламя костра для приготовления пищи. Очертания темных летучих мышей двигались над головой.

На ферме маленькие группы друзей и родственников сидели повсюду. Настроение было хорошим и свободным. По кругу ходили стаканы с чаем. Два осиротевших брата расположились в гостиной и пили виски. Возможно, они стремились к логическому выражению смерти Биби. Я вошел и сел с Гатту Чача, и он рассказал мне о последнем годе и шести месяцах ее жизни. Затем мы пообедали, и я сказал матери, что нам надо ехать. Она поняла. Анил отвез нас в новой голубой машине «Марути» Гатту Чача на автобусную остановку Пипли. Я крепко обнял его. Он был молод, в нем было много хорошего.

Мы сидели на бетонной скамейке, нам досаждали жужжащие пюлчища комаров. Они кружили над нашими головами, когда мы шевелились, эти полчища двигались вместе с нами. Много автобусов пронеслось мимо, один остановился. Это была раскатанная машина Харианских дорог. Мы сели сзади. Я держал Физз за руку и не сказал ни слова за три часа пути до местного автобусного терминала в Дели. Когда мы добрались до нашего барсати, было далеко за полночь.

Я двигался в ней с безумной любовью, которая заполняла мою голову, пытаясь забыть этот долгий день, когда закричал господин Уллукапиллу.

Она положила руку, сдерживая меня, и я остановился.

Физз сказала:

— Он говорит: хорошо, когда это происходит.

Я поцеловал ее за правым ухом, взяв ее плоть в свой рот, заставив ее голову медленно двигаться.

— Да. — согласился я, — господин прав, хорошо, когда это происходит.

В последующие годы станет ясно, что Господин Укп был оракулом из ада.

Когда мать позвонила мне, чтобы сообщить новости, прошло больше года со смерти Биби. К этому времени Раджива Ганди съедало чудовище, созданное им самим; Бабри Масджида в Аюдхиа, мифическом месте рождения Господина Рамы, разорвали на части голыми руками под влиянием диких, атавистических эмоций чудовища, созданные им самим; и мой роман «вселенная в зерне» добрался до ужасной остановки.

Бога вырезали размером с кирпич.

Мозги нашего общества уступили нашим членам.

И ФПИЛ — Фабрика по производству идиотских лидеров — мчалась вперед во весь опор.

Мне, конечно, не удалось выжать ничего больше из истории столкновения невинного сикха с современным миром. Как и в предыдущих романах, я добрался до такого уровня, когда у меня больше не было материала, чтобы одеть плотью кости моих идей. Теперь я чувствовал, что история о юном воине-священнике и его лошади больше подходила для короткого рассказа. Но этот жанр не привлекал меня; я не сказал об этом Физз, но забросил свою работу.

В этот раз мне было стыдно за мое поражение. Я был убежден, что упаду в глазах Физз. Худший вариант обманщика

Я начинал осуществление великих проектов, которые никогда не мог закончить. Просто болтун. Она читала кое-что из этой истории и постоянно подбадривала меня. Но меня давно затопили мои собственные сомнения. Я начал удивляться, что кто-то мог уверенно написать какое-нибудь произведемние.