Каждая женщина была загадкой, и он изучал каждую с тем же чувством удивления, которое побуждало его к путешествиям в чужих странах.

И он никогда не прекращал удивляться.

У него было только одно важное правило. Он искал признаки очарования на лице. Гладкость кожи, приятные черты лица, полные губы, соблазнительные глаза. Как он говорил своим друзьям, которые приходили навестить его в магазине, когда с путешествиями было покончено: «Тело не имеет значение, важно только лицо. Когда занимаешься любовью с женщиной, все, что видишь, — это ее лицо: если оно притягивает тебя к себе, тогда все в порядке, и оно никогда не покажется тебе плохим».

Юная Эмилия была наделена очарованием, которое было написано на ее лице. В ту минуту, как Джон увидел ее, его душу охватила дрожь. Не то чтобы он не был знаком с любовью прежде. Все мужчины любят, когда изливают свое семя в глубины женщины. То же происходило и с Джоном с каждой женщиной, в которую он входил, даже с самой жалкой на вид. Но это было другое. Это был прилив страсти, желания защищать и обладать. Необходимость сжать ее в своих объятиях и сделать ее центром мира. Служить ей, нежно любить и обожать ее. Это была любовь — не в момент экстаза, а намного раньше, она была выше плотского удовольствия.

Мужчины странным образом теряют голову за одну минуту. Под влиянием самого ложного из побуждений их жизнь меняется навсегда.

Когда они наконец поженились, Джон обнаружил, что его прекрасная жена была невинна телом и не способна на страсть. Со всем своим огромным опытом он приступил к исследовднвдо ее хрупкой оболочки. Он давил и пробовал, целовал и облизывал, ласкал и сосал, смотрел и обдумывал — старательно разыскивая кнопки, которые заставили бы ее тело сгорать от страсти. Джон знал, что у каждого тела есть свой код; он не мог долго скрываться от решительного любовника. К сожалению, ему не довелось узнать, что некоторые коды такие запутанные, что их просто невозможно разгадать.

Он пробовал использовать афрозодиаки. Джон всегда держал комнату с порошками и снадобьями, привезенными им из его поездок по Индии и Дальнему Востоку. Женьшень и кости тигра, масло варана и зелье из перца и гвоздики, чеснока, имбиря и лакрицы, мускатного ореха и шафрана. Он испробовал их на жене, тайком и открыто, по одиночке и в комбинации с другими снадобьями, еженедельно и ежедневно, с беспокойством ожидая, что в ее теле зажжется искра.

Но тело молодой Эмилии, после того как над ним работали, обхаживали и кормили снадобьями много месяцев, оставалось абсолютно безучастным.

Конечно, она не прогоняла его. Она прошла через все ритуалы, оставаясь совершенно равнодушной и без всякого следа желания.

Но что-то странное и неожиданное начало происходить с телом Джона. Оно начало увлекаться равнодушным телом жены. Без всяких хитростей Эмилия нашла в себе драгоценный код к желанию Джона. Гладкость ее кожи, покатость ее узкой груди, мускусный запах ее тайных мест, вздернутые соски, даже сладкое дыхание начали приводить мужественного путешественника в безумие. Он ужинал на самых экзотических пирах в мире, но только одно блюдо показалось ему настолько превосходным на вкус, чтобы заинтересовать его.

Джон просыпался по утрам возбужденным, и даже когда он кончал, желание не покидало его. Ночью он начинал мучаться в предвкушении задолго до того, как она шла в постель. Он не знал такого страстного желания со времен, когда был подростком. Джон обнаружил, что наблюдает за ней, когда она занимается своим туалетом, нежно поднимает покрывало, чтобы смотреть на нее, когда она спит. Порой, когда Эмилия прислонялась к окну, чтобы задернуть шторы, он падал на колени, поднимал ее одежду и зарывался лицом сзади в ее бедра, слабый от желания.

Она терпела это все, отдавая себя ему без слова жалобы или страсти. Наука ее матери, которую она усвоила с помощью Библии, — о морали и ответственности — сделала ее не способной ни на удовольствие, ни на возмущение.

И Джон, который вступал в связи с искусными гуриями и стонущими от страсти красотками на четырех континентах, пытался понять привлекательную природу пассивности своей жены. По прошествии времени он даже перестал ждать от нее отклика, делая с ее телом все в любой момент, погружаясь все глубже в безумие ее плоти.

Его жизненные истины начали умирать одна за другой.

Он всегда заявлял, что желание — это улица с двусторонним движением, и невозможно желать того, кто не испытывает того же к тебе.

Джон всегда чувствовал разнообразие в желании женщины, которое определяло ее очарование.

Он всегда знал, что тайные места женщины и бесконечное вращение Земли будут главными мотивами его жизни до последнего дня.

Джон всегда верил, что каждая женщина, в которую входит муж-чина, оставляет след в его душе, и ничто не может его стереть. Но все изменилось.

До своей женитьбы он помнил каждую женщину, в которую входил, так же хорошо, как и страстную ночь с ней. Но теперь, когда юная Эмилия лежала перед ним равнодушной, а его желание обладать ею становилось все более и более страстным, части тела и изгибы, влажные открытия и мускусный запах сотни любимых им женщин начали медленно тускнеть в его памяти. И он утратил необходимость следовать за вращением Земли. Джон больше не мог оставаться много месяцев вдали от своей невероятно пассивной жены. Ему нужно было ее тело, чтобы пережить этот день.

Ему пришлось обратиться к магазину, чтобы создать другой мир взамен прежнего.

И в попытке зацепиться за то, кем он был когда-то, он начал записывать — как лучшие люди его времени — все, что он видел и знал. Поскольку посетителей в магазине всегда было мало, он садился за стойку, записывая в большой бухгалтерской книге воспоминания, прежде чем они потускнеют, не зная, для кого он это делает и зачем. Джон писал, не владея искусством слога, но он писал от полноты жизни. И потому, что он никогда не думал, что кто-то прочтет это, Джон писал без хитрости и страха.

Едва ли он знал, что слова оправдывают свое существования в момент написания. Едва ли он знал, что записи будут читать, как только они появятся из-под его пера.

Катерина, которая ненавидела Частную школу танцев, культуры и манер миссис Милс; Катерина, которая ненавидела грязные сточные канавы и кипящие жизнью улицы шумного Чикаго; Катерина, которая ненавидела странствующих старьевщиц и итальянских иммигрантов, назойливо предлагающих фрукты на каждом углу; Катерина, которая ненавидела красные лица пьяных ирландских полицейских и черных подрстков, продающих бесконечные газеты; Катерина, которая ненавидела холодную погоду в Чикаго, пробирающую до самый костей и проникающую в душу; Катерина, которая ненавидела шикарные магазины на Стэйт Стрит, предлагающие разнообразные товары из Парижа и Лондона; Катерина, которая ненавидела модных дам, прыгающих по бульварам в шелковых платьях и с кружевными зонтиками, купленными в Поттс Палмерс Эмпориум; Катерина, которая ненавидела ездить в семейной одноместной карете со своей равнодушной матерью; Катерина, которая ненавидела пикники на озере Мичиган со своими драгоценными кузинами; Катерина, которой не нравилось навещать дядю по материнской линии на Калумет Авени соблюдая правила этикета; Катерина, которая ненавидела попытки друзей ее матери попасть в «Книгу хорошего тона самых выдающихся и модных дам Чикаго»; Катерина, котора ненавидела общество Чикаго, где мужчины были хорошими, а женщины — просто красивым дополнением: юная скучающе-рассерженно-разочарованно-презрительная Катерина нашла в словах своего отца, Джона, пищу для души.

Как только искатель приключений с конским хвостом делал очередные записи, девочка находила их и читала. Едва выходил за дверь, она оказывалась у стойки. Когда там нечего было читать, она смотрела на спрятанные там картинки. Под влиянием таинственного очарования «Редких товаров с Востока Джона», магического притяжения живых слов отца и темного соблазна, от которого подкашивались ноги, этих эротических рисунков, Катерина выросла в женщину, которой просто не было места в Чикаго.