Я взял другую книгу и просмотрел ее наугад. Не было никакой разницы. Внутри книги были одинаковыми так же, как и снаружи. Страница за страницей маленьких слов, написанных выцветшими королевскими чернилами; толстая бумага, которая распадалась на части, потемнела и стала кремового цвета. Физз делала то же самое, брала блокноты и смотрела, отличаются ли они чем-нибудь. Было очевидно, что мальчики занимались тем же самым, потому что книги не были пыльными, И внутренняя часть сундука была чистой. Если книги лежали по-другому, то не был никакого доказательства этому; если и был какой-то порядок в их первоначальном расположении, то он был утрачен при невнимательном обращении.

Но если осмотреть блокноты тщательно, можно определить, какие из них лежали внизу. Страницы почти прилипли друг к другу, и приходилось медленно рассоединять их по краям. Единственным намеком на хронологию были чернила: они выцвели в большинстве книг, и было почти невозможно их разобрать. Некоторые страницы казались испачканными; трудно было определить, случилось это во время написания или позднее.

К тому времени, как мы без всякой системы просмотрели все книги, прошло несколько часов. Когда Ракшас пришел позвать нас на обед, мы сидели среди стопок книг в кожаных обложках. Как только я увидел его, то понял, что что-то случилось… Исчезло его обычное возбуждение, его красивое лицо было печальным и не улыбалось. Обрубок его руки висел мрачно и не двигался. Я понял, что он не присутствовал при драме, разворачивавшейся здесь последние несколько часов.

— Что все это такое, Ракшас? — спросил я.

Стоя в дверях, он ответил:

— Прошлое следует оставить в земле. Мы с трудом можем справиться с настоящим. Но эти глупые люди равнин ничего не знают.

— Но что это все-таки такое, Ракшас? — повторил я свой вопрос.

Не глядя на меня, он сказал:

— Я не знаю. Я ничего не знаю. Все, что я знаю — прошлое следует оставить в покое. Мой отец обычно говорил, что настоящее принадлежит деятелям, будущее — мыслителям, а прошлое — неудачникам. Прошлое следует оставить в покое.

Этим вечером пришел Тафен. Он узнал, что мы приехали из Дели. Как всегда, от него пахло виски, и он был весь покрыт собачьей шерстью. Но Стефен тоже был странно печальным. Мы сидели на террасе, глядя, как солнце умирает над долиной. Из Биирбхатти ехала провожающая его в последний путь армия: грузовики цвета зеленых оливок держались на равном расстоянии друг от друга, наполняя ревом горы.

— Что вы сделали с ними? — поинтересовался Тафен.

— С сундуком? — спросил я. — С записями? Они лежат в нашей комнате.

— Их не следовало доставать, — сказал Стефен. — Сожгите их, сахиб. Мадам, поверьте мне, прошлое следует оставить нетронутым. Все в горах знают это. Вот почему в горах царит мир, а на равнинах неприятности. Вы выкапываете храмы, мечети, мертвецов и их идеи, приносите старые проблемы и смешиваете их с новыми, превращая все это в еще большие неприятности. Мой мальчик Майкл повторяет: «Папа, я сделаю тебе этот укол, и, благодаря ему, все болезни уйдут». Но на равнине считают по-другому: «Позвольте мне взять старые болезни и добавить их к новым, чтобы создать такую болезнь, от которой никто бы не смог вылечиться» Люди говорят, что прошлое очень важно. Я думаю, что прошлое — это ловушка. Позвольте мне сказать вам, мадам: нет в мире такого мудрого человека, чтобы он учился у прошлого — все они копаются в нем в поисках неприятностей.

— Что это за книги, Стефен? — спросил я.

— Я ничего не знаю, сахиб, — ответил он. — Я просто советую их сжечь, сжечь их, выбросить. Зачем играть с прошлым? Что каждый из нас может в нем найти?

Солнце опустилось за горные вершины и теперь было похоже на сверкающий абажур. Долину освещали последние лучи, чистые и спокойные. Некоторые грузовики из обоза теперь оказались позади нас и поднимались к Бхумиадхару, Бховали и, наконец, в военный городок у Раникхета. Даже ритмичный звук грузовиков не мог нарушить покой убывающего дня.

— Стефен, вы что-то недоговариваете, — сказал я.

— Сэр, поверьте мне, я многое вам рассказал, — вздохнул он. — Я прошу вас оставить в покое то, что было зарыто. Миру нужны живые люди, а не привидения.

Я постарался выяснить у него еще что-нибудь, но он молчал. Тафен продолжал утверждать, что ничего не знает, кроме того, что прошлое не следует трогать. Уже стемнело, когда он встал, чтобы уходить. На склонах холмов и в долине ожили тысячи огней. Свет луны был слабым: луна была в первой своей фазе; через десять дней она будет освещать всю долину.

Тафен хотел, чтобы кто-нибудь проводил его до поворота дороги, откуда он поднимался по тропе к своему дому. Он больше не приводил своих собак, потому что они сходили с ума, когда видели мальчиков, и всегда существовала опасность, что Шатур нападет на них с топором, если они будут угрожать его курице. Теперь некому было сопровождать его. Все рабочие расползлись по своим комнатам и были заняты тем, что мылись, испражнялись, готовили еду. Было бессмысленно просить Ракшаса. Тафен был настойчив. Наконец, он сказал:

— Сэр, вы пройдетесь со мной до моего дома?

По дороге Стефен объяснил, что очень боится темноты. Он рассказал, что, когда ему было девятнадцать и он был здоровым парнем, на него у нижних ворот прыгнул дьявол. Он сказал, что дьявол был больше семи футов в высоту, имел горящие угли вместо глаз и длинные извивающиеся когти вместо пальцев. Когда дьявол открывал рот, раздавалось низкое, утробное рычание, у него не было зубов, просто темная, бесконечная, пустая бездна. Тафен добавил, что в школе был в команде боксеров и попытался защититься, но дьявол схватил его за шею и легко поднял над дорогой. Его собака начала мяукать, словно кошка, убежала и спряталась под трубу. Только когда он собрался умирать, из-за поворота показался грузовик, и, когда его фары осветили дьявола, тот бросил Тафена и исчез.

Мы были внизу у извилистой тропы, которая вела к дому Стефена. Вверху на тропе висела лампочка на мыльном дереве, создавая круг желтого света.

— Стефен, ты хочешь, чтобы я поднялся с тобой? — спросил я.

— Нет, там безопасно, сэр, — покачал он головой. — Я боюсь того места, которое находится рядом с флигелем.

— Но Ракшас живет там. Один, — вспомнил я.

— Но он индус, сэр, — возразил Тафен. — Дьяволу нужны только христианские души.

Это был долгий день: мы уехали из Дели в четыре часа утра; когда мы отправились спать с двумя порциями виски внутри и съеденным обедом, не пробило и десяти. Ракшас обслуживал нас на террасе. Он молчал и вел себя враждебно, когда принес дал, гхоби и рис. В темноте огни на склоне Найнитала были похожи на множество сверкающих бриллиантов. На самой вершине, где начинался этот каскад огней, можно было увидеть темные шпили Святого Джозефа.

Физз ушла раньше меня. Когда я последовал ее примеру через какое-то время, то увидел, что она складывает все книги назад в ящик. Я энергично взялся помогать. Четыре аккуратные стопки по шестнадцать книг в каждой. Когда все было сделано, Физз закрыла крышку и повесила обратно сломанный замок с открытым, тяжело дышащим ртом. В странном порыве она подняла наш чемодан и поставила его на сундук, почти придавив его.

Я посмотрел на нее. Она сделала это неосознанно. Когда мы оказались под одеялом — было так темно, что мы не могли даже видеть друг друга, — Физз спросила:

— Ты думаешь, с этим сундуком все в порядке?

Я держал ее за руку, крепко сжав.

— Конечно, да, — сказал я. — Не позволяй этим двум шутникам пугать тебя.

— Они были очень странными, — заметила она. — Первый раз я видела, что они в чем-то согласны друг с другом.

— Они — жители гор, — сказал я. — В горах любят захватывающие истории. Этот идиот Стефен рассказывал мне, что однажды встретил дьявола. У наших ворот. У нижних.

Физз захихикала.

— И что произошло? Дьявол убежал?

— Нет. Он поднял его и тряс над дорогой. Напротив указателя на Бховали.