— Поверьте мне, сэр, оно стоит триста тысяч. Я не хочу меньше двухсот пятидесяти тысяч, но вам я продам за двести.
Мы прикрепили липкую бумагу с телефонными номерами к доске. И не говорили об этом целую неделю. Мы снова ждали, пока кто-то из нас заговорит первым. В пятницу ночью мы сидели на террасе, греясь виски, обсуждая планы на выходные, мы посмотрели друг на друга, и я сказал:
— Хочешь попытаться?
Я снова позвонил дяде. После того как его долго звали к телефону, он подошел к трубке, его голос звучал так, словно он грелся виски у себя на террасе. Он немедленно начал насмехаться надо мной:
— Кто ты, кровожадный похититель куриц? Дом? Какой дом? Я не продаю дом таким, как ты! Ты продаешь мне свой дом, чертов тупица!
Я собирался оскорбить его в ответ, когда телефон схватили у него из рук, и заговорила женщина.
— Простите, сэр, — сказала она, — с ним не все в порядке.
— Это насчет дома, — объяснил я
— Да, вы можете приехать завтра, он будет в порядке к этому времени, — пообещала женщина.
Я слышал, как он громко кричит на заднем плане: «Хочет купить мой дом! Я куплю его дом, дом его отца и дом отца его отца! И дом отца матери его отца!»
Женщина у телефона рассердилась:
— Заткнись, Тафен!
Затем она дала мне указания. Физз все записала, когда я повторил их вслух. Хапур, Гархмуктешвар, Гаджраула, Мурадабад, Рампур, Биласпур, Рудрапур, Халдвани, Катгодам, Джеоликоте, Гетия.
Очень скоро это станет мантрой наших жизней.
Мы выехали перед рассветом и добрались до Хапура раньше первых лучей солнца. Было холодно, и мы держали окна Джипси закрытыми. Маленькие городки, встречающиеся по дороге, уже проснулись, продавцы фруктов и овощей начали выстраиваться вдоль дороги. Когда мы пересекли Ганг у Гаримуктешвара и проехали мимо благоухающего Гаджраула, солнце уже встало, окна в машине были уже опущены. Нам в лицо дул холодный ветер, мы болтали и чувствовали себя замечательно. Мы уже давно так не разговаривали: легко, счастливо. О прошлом, о будущем. Мы заметили голубых соек и пестрых зимородков, которые уселись на проводах, приготовившись к утренним набегам; на полях усердно трудились мужчины и женщины.
Хаос Мурадабада с его автомобильными магазинами, рикшами, автобусами, велосипедами, торговцами, дхабами, железнодорожной станцией, школьниками, тракторами устроил нам настоящую проверку, нам снова пришлось закрыть окна из-за шума и запахов рыночной площади. Все люди спешили в разных направлениях, следуя правилам психиатрической лечебницы. Рынок растянулся, словно дурное настроение ребенка; когда мы наконец выбрались из него, мы оказались в бесконечной очереди у железнодорожного переезда. Мы были так далеко позади, что не видели даже, где рельсовые пути пересекали дорогу. Нас охватил ужас из-за спокойствия, царящего вокруг нас. Большинство водителей и пассажиров вышли из своих транспортных средств: они потягивались, нежась на солнце, присаживались у обочины, покупали индийские газеты, разрезали зеленую гуаву и влажную белую редиску. Некоторые из них лежали на островках солнечного света и собирались спать. Многие испражнялись в канавах, спрятавшись в тени гладких светлых стволов эвкалиптовых деревьев, бросая взгляды на тex, кто разговаривал с ними с дороги. Повсюду лежали дворняжки — разноцветные, с тусклой шерстью, на вид больные чесоткой и бешенством, совершенно потерявшие интерес к шуму, царящему вокруг.
Мы получили первый урок терпения на нашей дороге к Эльдорадо.
Вскоре мы тоже вышли из «Джипси». Купили гуаву, купили редиску, приправили и то, и другое до черно-коричневого цвета. Прочитали местную газету. Физз села на теплый капот. Я спустился в канаву, чтобы испражниться. Солнце было в зените. Мы купили поддельную пепси. Она была неплохой. По очереди мы поднимались, чтобы посмотреть, как быстро двигается вереница машин. Она была похожа на питона, который проглотил кларнет, гитару, затем саксофон и, наконец, виолончель. И теперь дремал на солнце. Она раздавалась, сокращалась, сужалась и расширялась, в ней отсутствовал всякий порядок. Бесконечные грузовики, легковые машины, автобусы, двухколесные велосипеды, тракторы, троллейбусы, трехколесные транспортные средства, фургоны, перевозящие быков, грузовики с кудах-тающими курицами, повозки с волами, полные сена, повозки, запряженные лошадьми, с большими мешками, и старый джип «Виллисс», выпускающий такие выхлопные газы, что не думаю, что водитель мог видеть дорогу впереди, — все они стояли на дороге, наезжая друг на друга и сражаясь за свободное место, пока все движение не замерло. Питон, казалось, впал в кому и не собирался возрождаться к жизни.
Затем внезапно по змее пробежала дрожь. Шорох раздался среди машин. Мы не могли ни видеть, ни слышать поезд. Но мужчины, женщины, дети начали карабкаться на свои средства передвижения. Включилось зажигание; заработали двигатели. Мы с Физз тоже сели в машину. Вдалеке раздался предупреждающий свисток, мы почувствовали дребезжащий звук под ногами, слабое щелканье железных рельсов. Даже не видя, мы знали, что поезд проехал мимо. Все стихло. Последние люди, которые испражнялись, вышли из канавы и заняли свое место. Казалось, змея затаила дыхание. А затем внезапно раздался рев: змея пришла в движение. Она начала подниматься, трястись и извиваться. Когда другая змея с противоположной стороны двинулась в нашем направлении, мы стали вытягиваться и среди криков, гудков, оскорблений — выстраиваться в линию. Змея должна была пройти через узкие ворота, и, приняв обтекаемую форму, она начала двигаться. После того как мы много минут сигналили, тормозили, тряслись, давили друг друга мы переехали через двойные рельсы — вторая змея медленно скользила в противоположном направлении — и оказались на другой стороне.
Торговля, которая процветала на переезде, затихла; продавцы гуавы, сахарного тростника, редиски, арахиса, алу тикки кулчей, голгаппой, далом теперь сидели на покрытой травой обочине, наблюдая за постоянным движением их клиентов.
Со следующим поездом их количество вырастет.
Со следующим поездом они разрушат насыпь.
Меньше чем через тридцать километров, прямо перед Рампуром, мы почти завизжали от ужаса, когда увидели, как формируется еще одна змея. Но в этот раз поезд уже проехал, и змея медленно ползла вперед. Мы схватили ее за хвост и продолжали движение.
Наша удача на этих двух переездах, находящихся на расстоянии тридцати километров друг от друга, навсегда определила шкалу несчастий наших путешествий.
Нас предупредили, что в Рампуре надо искать поворот на Найнитал, и мы заметили его слева, сразу после рынка, среди дюжины припаркованных грузовиков. Следующие пять километров дорога проходила мимо людных рынков, складов лесоматериалов, автомастерских, магазинов покрышек и ограждений с животными. Затем неожиданно открылся вид на зеленые и золотые поля с изредка встречающимися деревьями. Дорога была вся в рытвинах, словно рябое лицо. При таком грохоте нам пришлось выключить музыкальную систему. Но с открытыми окнами и придорожными деревьями приглушенный свет солнца, чистый ветер, дующий с полей, были настоящим бальзамом для нас. Запах и шум основной магистрали пропали, движение сократилось до минимума, единственным звуком было трение резины об асфальт.
Физз улыбалась, ее волосы развевались, правая рука была зажата в моей левой ладони.
Мы проехали мимо Биласпура, через узкий мостик, где пришлось пропустить встречные машины, потом повернули на Рудрапур, быстро прогромыхав между деревьями и зелено-золотистыми полями. Возле Рудрапура были просторные дороги и окольные пути Чандигарха, мы промчались по ним без остановки. Через несколько минут мы оказались снова среди, полей, и теперь нас обступили семалы.
Затем мы повернули налево, переехали через брошенный железнодорожный переезд и оказались на широкой дороге в лесу. Холодный ветер засвистел нам в уши. Возле дороги росли, в основном, семалы, фикусы, баньаны и сал, но прямо за ними можно было увидеть плантации эвкалипта и тополей. Это был тайный лес, и впервые с тех пор, как мы покинули Дели, мы не видели человеческих жилищ. Движение было минимальным, единственное, за чем приходилось наблюдать, — это отряды обезьян, обозревающих обочину.
