Мы вошли в кабинку, заперли дверь изнутри и уселись рядышком на приступке для онанистов. Я вставила в автомат жетон и выбрала фильм с двумя цыпочками. Мне нравится смотреть, как девчонки занимаются сексом. Потом я столкнула Ройалтона на пол, чтобы он встал на колени лицом ко мне, стянула джинсы и задрала ноги, оперевшись о противоположную стену.

Девчонки из фильма были соседками по комнате, и одна из них всегда испытывала тайное влечение к другой. Однажды она, наконец, призналась своей соседке, и так они оказались вместе. Я представила, что Ройалтон – моя соседка по комнате, а я – девушка из фильма. Он настолько потрясающе делал куннилингус, что моя киска замурлыкала уже после трех жетонов.

– Изумительно, – сказала я. – Теперь твоя очередь выбирать фильм.

Он выбрал фильм с двумя парнями. Я не стала высказывать своего суждения. Парни занимались этим в переулке. Разговора почти не было, за исключением: «Давай» и «Еще». Ройалтон спустил брюки, а я встала на колени и схватила вожделеющими губами его огромный, великолепный член. Черт, это было вкусно. Обожаю делать минет. Это мое самое любимое занятие. Могу весь день заниматься только этим, и тогда жизнь предстает передо мной во всей полноте.

Но скоро его пенис сделался чересчур огромным даже для меня, так что я высвободилась, повернулась к нему спиной, с двух сторон оперлась руками об экран и наклонилась вперед. Партнер зарычал, как дикий кабан, и въехал прямо в мой туннель Линкольна. Я люблю секс по-собачьи. Это мое самое любимое занятие после минета. Могу целый день заниматься оральным сексом и сексом по-собачьи – ведь это дает мне ощущение полноты жизни.

Мое лицо находилось всего в нескольких дюймах от экрана, так что я могла разглядеть каждого мужчину вблизи. Этот опыт оказался в тысячу раз более волнующим, чем я могла себе представить. Один пенис около лица, второй внутри меня; в ноздри ударяет запах спермы других мужчин; из разных кабинок доносятся звуки непристойных фильмов.

Пока Ройалтон продолжал раздирать меня пополам, я периодически лезла в карман джинсов за новыми жетонами. Эти регулярные остановки лишь усиливали пыл Ройалтона. Как раз в тот момент, когда мужчина в фильме издал глухой стон, Ройалтон тоже застонал, и я почувствовала, как его гигантский ствол начинает пульсировать. Его озноб передался мне, и я с удивлением ощутила, что сама затрепетала.

Партнер вздохнул, и я – тоже, а потом он плавно и медленно вытащил свою штучку. Повернув к нему лицо, я одарила его любящим взглядом, довольная тем, что наконец осуществила свою фантазию, довольная, что он мне в этом помог.

Мы быстро оделись и вышли на улицу. Напротив кинотеатра есть мороженица «Бен и Джерри». Мы пошли туда, и Ройалтон купил мне мороженое. Белое и пышное, оно стекало по моему подбородку, и я пожалела, что не дала парню эякулировать себе в рот, поскольку мало что доставляет мне большую радость, чем сладкий вкус свежего семени.

Я поделилась этой мыслью с Ройалтоном, и он предложил вернуться в кинотеатр. Утерев губы, мы пошли назад в «Мир кино». К счастью, наша свадебная кабинка все еще была свободна. Так что мы вошли в нее, запустили следующий фильм, и я сосала Ройалтона до тех пор, пока он не кончил мне в глотку.

Разделавшись с колонкой, я выключила компьютер и пошла купить что-нибудь перекусить. Поблизости, на углу Корт и Нельсон-стрит, недавно открылся новый бар. Я вспомнила, что видела рекламу в витрине о продаже там горячих хлебцев, и я отправилась туда. Большинство посетителей бара составляли местные итальянцы средних лет, но в дальнем углу курил сигарету и потягивал пиво какой-то молодой парень в традиционной рубашке из шотландки. Я панорамировала его фигуру сверху донизу, уподобившись кинокамере при съемках Брэда Питта в «Тельме и Луизе», и тут вдруг поняла, что эта грудь мне знакома.

Это был Джейк Дэтнер, очень недолго бывший моим бойфрендом, когда я училась в десятом классе. Мы встретились на субботней вечерней службе для юношеской группы в синагоге Родеф Шалом, и меня сразу же поразили его склонность к самоунижению и острый ум. Мы флиртовали в течение всей церемонии Гавдала, и когда пришло время ложиться спать, он положил свой спальник рядом с моим. Проснувшись в два часа ночи, Джейк поцеловал меня, и мы прошмыгнули в одну из классных комнат еврейской школы, чтобы заняться обжиманцами на полу под одной из парт.

С тех пор мы каждый день встречались после школы у него, на Уэст-Энд-авеню, и ласкали друг друга в его комнате, пока родители были на работе.

И еще мы каждый вечер по часу болтали по телефону. Но через месяц у нас иссякли темы для разговоров, поэтому по взаимному полюбовному соглашению мы решили прекратить встречи. В том же году, несколько позже, Джейк выбыл из юношеской группы, и с тех пор я его больше не видала. Я слышала, что он поступил в Гарвард, но последний раз разговаривала с ним, когда нам было по пятнадцать.

Может, в том, что я собралась пойти в этот бар именно этим вечером, был знак судьбы? Может, таким способом Бог помог мне высунуть голову из песка? Я села рядом с Джейком. Он поднял глаза и вздрогнул от неожиданности, но потом улыбнулся, узнав меня.

– Привет, Ариэль! – сказал он. – Давненько мы не виделись. Я читал твои опусы. Ты – хорошая писательница. – Я прищурилась, пытаясь понять, нет ли у него на уме сексуальных поползновений, но ничего такого не заметила. – Я тут прочитал в «Нью-Рипаблик» одну статью о Морин Дауд и женщинах-журналистках и вспомнил о тебе. – Он потянулся за своей сумкой, вынул из нее журнал и вручил мне.

– Можно оставить себе? – спросила я.

– Конечно.

Мне было наплевать на Морин Дауд, но подарок тем не менее произвел на меня впечатление. То, что, отдал мне свой экземпляр «Нью-Рипаблик», доказывало, что у него есть мозги или что он достаточно умен, чтобы предугадать мою реакцию на этот жест. Мое податливое сердце размягчилось от его твердого, как скала, IQ.[90]

– Что ты делаешь в этих краях? – спросила я.

– Я живу на Третьей улице.

Он живет в Кэррол Гарденс! То, что я зашла в этот бар, – явно знак свыше. Джейк как раз подойдет для серьезных отношений! И папе понравится, что я встречаюсь с парнем, с которым познакомилась в еврейской школе. Это смягчит все проблемы, что я ему доставила, начав вести «Беги, хватай, целуй». Он наверняка не будет шокирован, прочитав в очередной моей колонке описание пылкого секса с евреем, выпускником Гарварда, отличным парнем.

Продолжая разговаривать с Джейком, я поняла, что он по-прежнему обладает теми чертами, которые нравились мне в нем пятнадцатилетнем. Милый и смешной, с красивой внешностью еврейской кинозвезды – бледная кожа, розовые губы, длинные ресницы.

Я спросила, чем он занимается, и Джейк сказал, что хочет стать драматургом, но сейчас зарабатывает на жизнь, сотрудничая в дешевом издательстве. Я рассказала ему, как получила свою колонку, и он заметил:

– А ты отчаянная.

Мне это понравилось. Давно такого не было, чтобы мое честолюбие поразило мужика больше любого из моих прочих качеств.

Но, проболтав со мной около получаса, Джейк сказал:

– Я сегодня сильно вымотался. Пожалуй, пора домой.

– Я провожу тебя, – сказала я.

Пока мы вышагивали по улице, я осторожно придвигалась к нему все ближе и ближе, пока наши бока не стали соприкасаться. Джейк остановился и глянул на меня. Я прижала парня к стене дома и впилась в его рот. Губы оказались полными, необыкновенно мягкими, и он не кусался. Я вспомнила, как хорошо Джейк умел целоваться в пятнадцать лет. Целуясь, он обнял меня за шею и немного погодя отстранился, уставившись мне в лицо. Я понимала, что это хороший знак, потому что если парень просто хочет использовать девушку, то не станет разглядывать ее лицо.

– Я рад, что тебя встретил, – сказал Джейк.

– Я тоже, – откликнулась я.