Я получу роль статистки на съемках нового клипа с участием Джорджа Клуни, а потом сам Вуди[6] доверит мне роль выписанной по почте безгласной четырнадцатилетней невесты в «Зимнем проекте без названия». Несмотря на то, что эта героиня не произносит ни слова, мое лицо и тело окажутся настолько выразительными, что меня выдвинут на «Оскар» за лучшую роль второго плана. Я приведу папу на церемонию награждения под видом своего бойфренда, и когда Джек Пэлэнс вскроет конверт и объявит меня победительницей, я выбегу на сцену в платье без бретелек от Шанель, а операторы станут снимать папу, захлебывающегося в собственных соплях.

За моей ролью, отмеченной «Оскаром», последуют другие – роли девушек в фильмах «Скорость-4», «Скорость-5» и «Безумно непристойное предложение». Джулия[7] отойдет на задний план, Джулиана[8] просто испарится, а Жульет[9] станет вчерашним днем кинематографа. Вайнона и Гвинет[10] сделаются моими закадычными подружками. Я помогу Гвин упорядочить питание и уговорю Вайнону снова взять фамилию Горовитц, после чего мы втроем будем представлять правящую мафию еврейских девушек Голливуда. Благодаря нашему влиянию реформаторский иудаизм станет самой популярной, модной среди знаменитостей религией, а сайентология отомрет навсегда.

Я организую собственную кинокомпанию «Пышка Пикчерз» и начну снимать фильмы по собственным сценариям с интересными ролями для девчонок и абсолютно примитивными – для мужиков. Я стану первой актрисой, запросившей за роль двадцать пять миллионов долларов. «Тайм» поместит мое фото на обложке, утверждая, что я потрясаю устои Голливуда. Браун-колледж присвоит мне степень почетного доктора, и я приеду в университетский городок, чтобы произнести речь о том, как женщинам обрести права в мире, где верховодят мужчины. И все эти юные долбаные театралы будут мне бешено хлопать, когда я вдруг умолкну на полуслове, картинно взмахнув рукой, потому что вспомню тот день, когда Фей сказала мне, что я «слишком жирная».

Похоже, я задремала, потому что меня разбудил мой брат Зак, склонившийся надо мной со словами:

– Привет, толстуха.

Он посещает предпоследний класс Стивесантовой средней школы и сейчас пребывает в стадии оболтуса, мнящего себя всезнайкой.

– Мама тебе уже рассказала? – спросила я.

– Ага.

– А ты тоже считаешь, что мне нужно похудеть? Только честно.

– Ну, раз уж ты сама спрашиваешь… По-моему, ты действительно набрала несколько лишних фунтов за последние год-два. А что, диета – хорошая штука. Станешь еще более привлекательной.

Иногда Зак бывает резковат. Он может наехать, но всегда делает это с умом.

Мы уселись за стол и принялись было за фруктовый коктейль, но тут вошел папа. Маму он поцеловал, а меня – нет. С тех пор как я достигла половой зрелости, я не позволяю ему этого. Когда я была маленькой, мы с папой все время обнимались, но когда я начала развиваться физически, то стала его стесняться. Потом, когда сложности переходного периода остались позади, я не прочь была снова начать целовать его. Но ведь это означало бы, что я была не права, отказавшись от поцелуев, а признаться перед родителями в своей неправоте чертовски сложно.

– Ну и что тебе сказала Фей? – спросил папа, усаживаясь за стол.

Я ему все рассказала.

– Так-так, – произнес он, яростно нахмурив брови. У моего отца густая черная борода, так что губ не видно, но я всегда догадываюсь о его переживаниях по движению бровей.

– Не волнуйся, – сказала я. – Все будет хорошо. Подумаешь, какие-то пятнадцать фунтов. Вот увидишь, я их мигом сброшу.

– И я так думаю. – Но до конца обеда он больше не заводил речь о Фей. Папа расспрашивал Зака, как у того идет физика, а я тем временем поглощала приготовленные мамой специально для меня клецки с гречневой кашей, делая вид, что они мне нравятся.

На следующее утро я договорилась о посещении одного из агентств по найму временных служащих на Уолл-стрит. Я нашла его на первой странице воскресной «Нью-Йорк Таймс». Дьявольское объявление сработало. «ХОЧЕШЬ СТАТЬ ЗВЕЗДОЙ?» – вопрошало оно заглавными буквами. А на следующей строчке, гораздо более мелким шрифтом, было написано: «Нам требуются активные, энергичные люди. Приходи к нам, здесь ты получишь временную работу с гибким графиком».

Когда я пришла в офис, женщина лет сорока, с завитыми волосами, представившаяся как Френсис, отвела меня в зал заседаний и попросила заполнить несколько анкет. Потом она провела меня в другое помещение, где проверяли, умею ли я печатать и работать на компьютере, а также насколько я грамотна. Последний тест оказался самым унизительным. Он явно был рассчитан на умственно отсталых и состоял из вопросов типа: «Как правильно пишется Вашингтон?» или «Выберите слово, наиболее приближенное по значению к «сортировать»: а) разрушать; б) разделять; в) собирать; г) увлажнять». Интересно, подумала я тогда, а что они делают с соискателями, неправильно ответившими на этот вопрос? Может, у них где-нибудь на задворках имеется специальная камера пыток, где они заставляют несчастного часами обрабатывать огромные массу почтовых отправлений, пока значение слова «сортировать» не отпечатается навечно у него в мозгах?

Когда с тестированием было покончено, Френсис отвела меня обратно в офис, чтобы обработать результаты.

– Тебе надо немного усовершенствовать навыки работы с компьютером, – сказала она, – грамотность у тебя хорошая, и печатаешь ты семьдесят пять знаков в минуту, просто превосходно. Попытаюсь найти тебе что-нибудь прямо завтра.

К тому времени, когда я вернулась домой, она уже успела наговорить на автоответчик сообщение о том, что мне подобрали место. Мне предстояло стать секретарем финансового управляющего в издательстве журнала «Макгинли Лэдд», что на углу Тридцать второй и Южной Парковой авеню. Там платили восемнадцать долларов в час – столько я еще никогда не получала.

В вестибюле меня встретила начальница – высокая женщина, ростом около шести футов, с белокурыми волосами до плеч. Она представилась как Эшли Гинсбург. Можно было догадаться, что она шикса (так иудеи называют чужаков), вышедшая замуж за еврея, и я сразу же почувствовала к ней неприязнь – ведь она увела одного из наших мальчиков (умолчу о собственных шашнях с чужаками).

Мы поднялись на двенадцатый этаж, и начальница провела меня в неопрятную комнатушку с окном, выходящим на Южную Парковую авеню, и показала мой рабочий стол.

– Там мой кабинет, – кивнула она на дверь справа. – Не входи без предупреждения или когда я говорю по телефону.

Она объяснила, как переадресовывать вызов и работать с селектором, включила компьютер, дала мне идентификатор пользователя и удалилась в свой кабинет. Едва за ней закрылась дверь, я позвонила на свой автоответчик, чтобы узнать, не оставила ли Фей сообщение. Увы. За следующие два с половиной часа Канцелярская Крыса ни разу не вылезла из своей норы. Я сидела за столом, тупо уставившись на наручные часы и изредка поглядывая в окно. Я пребывала в мире грез, но не забывала при этом каждые пятнадцать минут проверять свой автоответчик. В одиннадцать пятьдесят, перед тем как отправиться на ленч, я позвонила в очередной раз, и тут мне повезло: «Ариэль, это Фей. Завтра в шесть назначено твое прослушивание для сериала «Всех в досье!». Пожалуйста, перезвони мне». Кто бы мог подумать, что мои фантазии так скоро воплотятся в жизнь! Однако, перезвонив Фей, я узнала, что речь идет всего лишь о роли «коренастой молодой женщины, работающей кассиром и уже успевшей побывать за решеткой». Тут я поняла, что до осуществления моей мечты еще далеко.

Во время обеденного перерыва я поехала на автобусе в кастинг-студию, чтобы ознакомиться с содержанием своей роли. Папка, озаглавленная «Толстая кассирша», не вызвала у меня восторга.