– А кто конкретно посоветовал?

– Простите, не помню…

– А должен все помнить! – повысил голос Князев.

– Простите, Пал Палыч, но почему вы спрашиваете?

– Мне нужна охрана в загородном доме.

– Позвонить в ЧОП?

– Не сегодня. – Князев пропустил в дверь Малику. Сбегая по лестнице и заметив ее унылое настроение, сказал: – Выше нос, Малика. Еще пару дней…

– Я уже не могу ждать.

– Понимаю. Но ты же сама видишь, мы делаем все возможное. Осталось обговорить план с участниками и… А хочешь, я не поеду к мэру?

– Князев, занимайся своими проблемами, а не мной. Я в порядке, опекуны мне не нужны. – У джипа Малика вдруг задержала его. – Стой, Князев. Почему у тебя галстук постоянно на сторону сбит?

– Потому что я терпеть их не могу, – подняв подбородок, пока она поправляла галстук, ответил он.

– Есть, – делая несколько снимков, произнес Скляренко. Он убрал фотоаппарат, затем откинул назад длинные и взлохмаченные волосы, мешавшие наблюдать. – Давай за ними, только осторожненько, чтобы не заметили, как вчера. Здорово мы их пуганули, а?

– Мы же поменяли машину, – сказал Бусин, трогаясь с места. – Между прочим, я вчера нахватал «зайчиков», думал, ослепну.

– А нервы у них обострены, затылком чуют «хвост», – захихикал Скляренко.

– Не хотел бы я, чтобы за мной так гонялись.

– Брось, – скривился Скляренко, стягивая черной резинкой мешавшие волосы. – Нам бы его проблемы! Не подъезжай близко… Ага, в администрацию намылился. Стань ближе к дороге…

Если Скляренко выделялся крупными габаритами, был полноват, бородат, имел выступающий живот, однако был подвижен, то Бусина можно определить как экземпляр массового производства. И характер у Бусина никакой, короче, он был ведомый, чем бессовестно пользовался напористый оптимист Скляренко.

Бульдог, то бишь мэр, сам изъявил желание встретиться с Князевым, но теперь молчал, глядя в сторону. Его вдавленный нос и выступающий подбородок с большим ртом и тонкими губами, а также отсутствие лба доказывали, что произошел господин мэр от человекообразной обезьяны. Но кличку почему-то ему дали Бульдог, а не, например, Питекантроп. Медлительный, немногословный и вальяжный, он являлся понукаемой лошадью Большого Билла. Князев мог плюнуть на приглашение мэра и не прийти, что в его положении было бы логично, но поехал к нему с одной целью – прощупать атмосферу вокруг себя.

– Вы разочаровали нас, Пал Палыч, – наконец начал Бульдог. Князев предпочел воздержаться от оправданий, а мэр ждал их. Не дождался и продолжил: – Ваше положение критическое, если не сказать хуже. Что вы намерены делать?

Запоздалый вопрос. Князев множество раз пытался его задать и мэру, и губернатору, но оба бегали от него, как зайцы от волка.

– Жить и работать, – отрапортовал он, старательно пряча иронию.

– Вы развалили мощнейшее предприятие в городе, – произнес Бульдог патриотично-трагичным голосом, ни дать ни взять – внучок мировой революции. Князев не стал напоминать ему, что он-то как раз и поднял завод. – Но есть способ спасти его.

– Да? – заинтересовался Князев и подался вперед, хотя не верил в искренность слов мэра, очевидно, Бульдог и Большой Билл что-то задумали. – Позвольте спросить: как?

– Продать активы предприятия.

Князев едва удержался, чтобы не показать жест, обозначающий исключительно мужской орган.

– Мера крайняя, но необходимая. Вырученные средства, разумеется за вычетом зарплаты, налогов и расходов на реализацию имущества, вы сможете направить на погашение долгов, выплату дивидендов, а также на улучшение финансового состояния завода. Он должен функционировать, не мне вам говорить, что ждет нас, когда он перейдет в чужие руки.

– Угу, – междометием подытожил Князев речь мэра. – Это ведь не тулуп продать, кто-то должен его купить, и за короткий срок.

– Найдем покупателей.

– Уже нашли, – догадался Князев. – И кто же наш спаситель?

Мэр воздел очи к потолку, повел бровями и раз, и два, и три.

– Президент?!! – вытаращил глаза Павел Павлович, хотя прекрасно понял, кто собрался облагодетельствовать его.

– Ниже, – скромно сказал мэр.

– Предложение серьезное, один я это не решу, надо собрать совет. К тому же мы еще не оценивали имущество.

– Собирайте, – разочарованно вздохнул мэр. – Но помните: время не ждет.

Павел Павлович решил, что визит был не бесполезен, вернулся в машину и закатился от хохота.

– Что тебя насмешило? – с подозрением спросила Маля, ибо предполагала, что Князев не умеет столь заразительно смеяться.

– На мой завод еще один претендент объявился – Большой Билл. Не знаешь, кто это? – удивился Князев, видя ее неподдельное недоумение. – Губернатор.

– Я с ним не знакома, переживу, если никогда не познакомлюсь.

– То-то он инертно отнесся к делам завода, вожак чаек выжидал! Ну что, Малика, мы с тобой заслужили двухчасовой отдых?

– Что ты имеешь в виду?

– Чемергес, вези нас в Кашкино.

Кашкино – это пригород, напичканный ресторанчиками и кафе, как у хорошего грибника лукошко грибами. Сюда приезжают оттянуться люди разных мастей из близлежащих городов, потому что и природа здесь сохранилась в первозданном виде, и обслуживание и кухня отличные. Погода была тихая, Князев выбрал кафе у реки, предложил устроиться на воздухе возле воды, под пушистой ивой, заказал мясо, вино, зелень и кофе. Пока ждали заказ, выпили по глотку, и Князев подробней рассказал, о чем шла речь у мэра.

– А что такое активы предприятия? – спросила Малика.

– Имущество. Здания, цеха, оборудование, даже забор вокруг завода и фонарные столбы, провода, по которым ток течет.

– Но тогда владельцем завода станет губернатор?

– Подавится, – хмуро усмехнулся Князев. – Малика, давай на два часа забудем обо всем? Посмотри, как здесь здорово.

– Мне нелегко это сделать. Не могу избавиться от чувства вины.

– В чем ты себя винишь?

– В том, что до сих пор сестра и муж находятся у Гриба.

– Скорее я должен чувствовать себя виноватым…

– Князев, я не потому сказала, чтобы переложить вину на тебя. Просто мне неспокойно и поэтому трудно переключиться на природу, погоду и так далее.

Он накрыл ладонью ее кисть, лежавшую на столе, сжал:

– У нас все получится. Сегодня обговорим с участниками план и успешно его осуществим. Знаешь, на чем он базируется? На уверенности. Просто, понятно, но почему-то не каждому доступно. Мы же как привыкли: кто-то должен нас подтолкнуть, уговорить, нажать, а сами не решаемся пошевелиться, неуспеха боимся, ответственности. Когда нас уговаривают сделать тот или иной шаг, мы надеемся, что в случае провала будет кому предъявить претензии, мол, вы же меня уговорили, а сам я не хотел.

– «Мы» – значит и ты?

– Я – нет. Когда начинал, никто не верил, что развалины оживут, а я верил. Я хотел и верил. И сейчас верю в успех.

Принесли заказ. У Князева был аппетит далеко не смертника, однако он пригласил сюда Малику с другой целью, но подступиться к ней не удавалось, вернее, он не знал, как начать, лишь поглядывал на нее украдкой. Состояние робости ему было незнакомо, иногда его упрекали, что он прямолинейный, как шпала, но предложить Малике на час заехать в гостиницу Князев не решался, посему начал с другой стороны:

– Сколько лет твоей сестре?

– Двадцать. Она совсем другая, чем я, как цветочек. Представь, каково ей там… Я стараюсь об этом не думать.

– А кто твой муж, чем занимается?

– Сейчас ничем. Раньше был геологом.

– Как я понял, у вас нет детей. Почему?

– Потому что это невозможно. – Выражение его лица насмешило Малику, но готовый слететь с языка вопрос она пресекла: – Князев, ты чересчур любопытен. Давай переменим тему?

Он с удовольствием сменил бы тему, да чувствовал: Маля отвергнет его предложение. В уме он считал: ее муж Кеша (идиотское имя!) тяжело болен, и, судя по всему, детей не завели по причине его болезни, к тому же он еще и не работает. Хорошо устроился! И этому альфонсу Малика рабски предана, хотя ее невозможно назвать рабыней. Для себя Князев решил: «Отобью. А дистрофику ее предложу калым, когда снимут арест с моего счета. Альфонсы любят бабки».