– Понял, – сказал в трубку Денис. В это время позвонили. – Подожди, звонят, кто-то пришел…

– Не открывай!!! – заорал Клим. – Никому не открывай, кроме меня с Захарчуком. Я уже еду, едет и он. Мы заночуем у тебя. Когда прибудем, позвоню по телефону. Ты понял меня? Никому!

Жена поплелась к двери на очередной звонок.

– Не открывай! – шепотом остановил ее он.

– Почему? Что случилось?

– Не подходи к двери, – приказал Югов.

Раздался третий звонок.

– Денис, в чем дело? – недоумевала Люся.

– Дело? Кажется, шутка не удалась. Ждем Клима.

Он уселся на диван, хлопнул ладонью по нему, приглашая жену. Люся с тем же недоумением на лице присела рядом, а звонок трещал еще некоторое время.

– Нас… могут убить? – выговорила она чуть слышно. Ей казалось это нереальным, но странные предосторожности мужа, которых раньше никогда не было, навели на нехорошие мысли.

– Не знаю. – Югов обнял жену за плечи, понимая, в каком состоянии она находится. – Они, наверное, хотят спросить, где Князев.

– Спросить? – проговорила она, прижавшись к нему. – Они ведь не будут просто спрашивать? Дениска, они…

– Тсс, – он приложил палец к ее губам. Звонки прекратились. – Не думай об этом. Сейчас приедет Клим… У нас найдутся спальные места?

– А сколько нужно?

– Не знаю. Но точно знаю, что выстрою собственный дом с двумя запасными выходами.

– Лучше вырой подземный ход.

Позвонил Клим:

– Мы внизу.

– Клим, осторожней поднимайтесь, – предупредил Югов. – Они недавно ушли, если только ушли… хотя неизвестно, кто это был.

С Захарчуком приехал знакомый, имеющий стаж работы в охране. Глядя вверх на окна лестничных пролетов и стараясь рассмотреть, есть ли кто в подъезде, он рассуждал вслух:

– Не могли они уйти так скоро. Я бы не ушел, подождал бы, вдруг из семейства Югова кто-то выйдет, например мусор выбросить.

– Если это были люди Гриба, то они наверняка не ушли, – подтвердил его опасения Захарчук. – Тебя, Клим, возможно, они знают в лицо, значит… Ну-ка, хватай нас за шеи… Висни теперь. Голову вниз опусти. Пьяный ты, понял? Все объяснять надо. Думаю, если мы пошумим, они и свалят. Потащили…

Клим повис на их плечах, его поволокли к подъезду, а в самом подъезде запели стаканную песню на два голоса:

– Ксюша, Ксюша, Ксюша… Юбочка из плюша…

По лестнице между вторым и третьим этажом навстречу им спускались два типа, судя по фигурам – парни не хилые, по одежде – не денди, по рожам – не паиньки. Оба задержались, так как пьяная троица загородила проход. Захарчук извинился:

– Пардон. Мы щас… разворот сделаем. Сделаем разворот?

– Угу, – кивнул его знакомый.

– И раз! – Захарчук, держа повисшего Клима, повернулся, вся «пьяная» компания прижалась к стене. Как только «не паиньки» сошли вниз, он вновь загорланил: – Ксюша… Юбочка из плюша…

На этаже Клим под громкую песню позвонил Денису:

– Открывай, мы у двери… Это мы орем, мы. Открывай, звонить не станем, чтобы звук звонка не услышали. Кажется, они еще в подъезде.

Последние дни, возвращаясь с работы рано, Спартак Макарович вызывался выгуливать злющую и бесстрашную французскую бульдожку Ванту. Тем самым он подлизывался к жене, которая дулась на него из-за постоянных ночевок на работе, подозревая мужа в измене. Спартак пытался оправдать свое отсутствие в ночное время, но жена только пила капли, давая понять, что не верит ему. Тогда он поклялся: ночевать вне дома больше не будет, а задерживаться – тут уж извините и хоть лопните. Он вывел во двор Ванту в одиннадцать, осмотрелся на предмет наличия других собак и отцепил поводок. Ванта полная дура, как и его жена, к тому же своенравная, ее можно отпускать, когда во дворе вообще никого нет, иначе начнет кидаться, оглушительно лая. Ванта сделала круг, будто догоняла зайца, и пошла на второй, как вдруг Спартак Макарович услышал ее предупредительное рычание. Кого-то мерзавка обнаружила, и сейчас начнется вечернее представление, за ним последует скандал.

– Ванта, ко мне! – крикнул он.

Так она и прибежала! Спартак пошел на рычание в темноту двора, зовя собаку, а та заливалась оглушительным лаем. Неожиданно лай перешел в дикий скулеж, очевидно, Ванта получила по морде ботинком. Спартак Макарович остановился, видя, как она несется к нему на всех парах, поскуливая, словно жалуясь. Он присел и зацепил карабин поводка за ошейник.

Внезапно его что-то ударило в предплечье, вместе с тем больно обожгло. И ни звука притом! Что это – пуля? Достаточно было единственной мысли о пуле, чтобы мозг Спартака отключился. Отключились все чувства, кроме страха, и остался только инстинкт самосохранения. Инстинкт и завел ноги на максимальную скорость: не помня как, Спартак Макарович очутился у входной двери, в сознании отпечаталось: Ванта хрипит, значит, не поспевает за ним. Дверь по счастливой случайности не была заперта, не пришлось нажимать на кнопки кодового замка. А когда Спартак захлопывал за собой дверь, пуля (без звука выстрела, но это была пуля, он ее почувствовал) врезалась в стальное покрытие. Спартак не воспользовался лифтом, ноги сами очень быстро вознесли его к квартире на четвертый этаж. Трясущимися руками он отпер замок и рухнул без сил на пуфик в прихожей.

– Почему мало гулял с Вантой? – Жена выглянула наполовину из комнаты.

– Во дворе хулиганы… – оправдался он и поплелся в ванную.

Только там он осознал до конца, что в него действительно стреляли. Пуля всего лишь поцарапала его, пробив рукава куртки, пиджака и рубашки, скользнула по руке. Но кровь лилась, его кровь. Он сел на край ванны, его трясло, трясло так сильно, что, казалось, мозги отскакивают от черепа.

Светало – теперь можно и передышку устроить. Все разбрелись по комнатам, кроме одного охранника, которому дали выспаться ночью. Малика плашмя рухнула на кровать, не раздеваясь, рядом упал навзничь обессилевший Князев. Он рассматривал лицо Малики: едва обозначенная складка меж бровей подсказывала, что она осталась в напряжении. Он приблизил лицо к ее лицу:

– Боишься?

– А ты?

– Нет.

Маля открыла глаза, посмотрела на него в упор с недоверием, тогда он признался:

– Боюсь. Неохота подыхать от подлой пули, особенно сейчас.

– И я боюсь. А еще думаю о Ляльке и муже…

– Не называй свой ходячий артефакт мужем, – поморщился Князев.

– Официально он мой муж, нет, больше чем муж. Я даже не предполагала, что люди могут быть такими хорошими.

– Разведешься, – категорично заявил Павел Павлович.

Маля приподнялась и сказала вяло, но твердо:

– Я не брошу Кешу.

– Ладно, мы не бросим, – пообещал Князев. – Слушай, давай, если все закончится благополучно, слетаем… куда ты хочешь?

– Мое главное желание, чтобы все кончилось благополучно. – Маля снова легла, прикрыла веки. – А о том, что буду делать завтра, подумаю, когда оно наступит. Лишь бы наступило.

– Признайся, тебя что-то тревожит. Что именно?

– Гриб, – честно сказала она. – Если он попадется, потянет за собой и меня. Этого я боюсь, очень боюсь.

– Не бойся, я тебя спрячу.

– Найдут. Такие, как Урванцева, всех находят.

– Спрячу там, куда ручка Урванцевой не дотянется. Например, за границей, если не поможет первая мощная защита – деньги.

– Понимаешь, Паша, иногда мне кажется, то, что было… было не со мной. Но от этого никуда не деться. Не гожусь я на роль Золушки.

– Ну, знаешь, я тоже не принц. Тебе немножко не повезло, разве ты этого хотела? Так сложилось, виноватых в том нет. А если есть, пусть живут. Просто сейчас переутомление сказывается. Поспи, и все пройдет.

Он потянулся поцеловать ее, но Маля уже спала.

Урванцева выслушала Клима о том, как вчера удалось вовремя предупредить Югова, и озадачилась:

– Выходит, Гриб догадался о розыгрыше. Плохо дело. Югову с женой желательно на время уехать отсюда.