– Ну, она, наверное, хотела кого-то предупредить об опасности… – неуверенно произнес Слава. – А кого?

Щукин обвел взглядом своих помощников. Усмехнулся, заговорил:

– А вот смотрите, что получается. Ева решила продать колье директрисе, по словам Батона, и даже отдала его ей. Так? Далее. Ева была страшно избита, следовательно, говорила невнятно. Я думаю, она просила Батона предупредить директрису, что и ей грозит опасность. А «Коле» – это не имя убийцы, а слово «колье». Она не могла произнести его четко, у нее выходило «коле». То есть убийца требовал отдать колье. Он знал, как правильно называется это ожерелье – колье. Отсюда следующие шаги преступника, с его точки зрения, вполне оправданные: он убил директрису кафе и покушался на Батона. Он убирает всех, кто способен его опознать, слишком велик выигрыш.

– Где сейчас колье – вот в чем вопрос, – вздохнул Гена.

– Либо он забрал его у Веры Антоновны и оно у убийцы, либо… колье находится еще в чьих-то руках, – сказал Щукин. – Раз директриса хотела узнать стоимость колье, она могла отдать его на экспертизу. Что, если действительно отдала?

– Тогда будет еще одно убийство, – вывел Гена.

– Сто процентов, – утвердительно кивнул Щукин. – Знаете, что меня наводит на эту мысль? Опять же избиение жертвы. Явно он выпытывал у директрисы, где колье. Если б оно было с ней, она, полагаю, отдала бы его, чтоб сохранить жизнь. Тогда он не стал бы ее избивать, а убил бы сразу. Но он избил ее, только потом задушил, значит, колье при ней не было. В сущности, логика его поведения ясна, к тому же других мотивов нет. Значит, мы на верном пути.

– Как просто, – улыбнулся Слава. – Вся цепочка выстроилась.

– Ага, – скептически прыснул Вадим. – Только не ясно, кто убийца.

– Вот! Мы подошли к кругу подозреваемых лиц, – с долей торжественности сказал Щукин. – Двадцать лет колье пролежало в сумочке Ксении Николаевны. Достала она его, когда решила узнать стоимость. И показала двум ювелирам! Помимо ювелиров, колье видели сын одного из мастеров и охранник. Но! Первый ювелир упал в обморок, его сын и охранник приводили ювелира в чувство. Значит, на первом месте у нас второй ювелир. Думаю, у него была возможность проследить за Ксенией Николаевной, когда она ушла от него. Короче, он должен четко расписать, где был в тот день, а также во все остальные дни и часы, когда совершались убийства.

– Я бы не стал выкидывать из списка подозреваемых ни первого ювелира, ни его сына, ни охранника, – возразил Гена. – Лис, он и в Африке лис. Сыночек мог послать за Ксенией Николаевной кого-нибудь, это же мог сделать и охранник. Но лично я действовал бы по более надежному плану. Ксения Николаевна с внучкой долго находились у ювелирного салона и мастерской, потом обе сели в такси. Запомнив номер такси, я бы выловил таксиста и узнал бы адрес. Ксения Николаевна – запоминающаяся личность, да и внучка девушка красивая, их обеих таксист наверняка запомнил.

– Верно, – согласился Щукин. – Будем крутить всех четверых.

– А у меня есть еще один подозреваемый, – раздался робкий голос Славы.

– Кто? – в унисон спросили все трое.

– Зять Ксении Николаевны.

– Понимаешь, в принципе мы, конечно, можем внести в список и его, – сказал Щукин. – Даже дочь Ксении Николаевны можем внести. Но за Ксенией Николаевной некто неизвестный следил в окно, причем в тот день, когда она обратилась к ювелирам, то есть третьего апреля. И позже ей казалось, что кто-то подсматривает за ней в окно. Зятю это делать незачем, он прекрасно знает свой дом. Потом, и это важно, он ведет кампанию против тещи, хочет добиться признания ее недееспособной, чтоб завладеть ее имуществом, в частности домом. Зачем ему нужна была суета с кражей, если у него и так есть прекрасная возможность получить колье без всяких усилий? К тому же, судя по всему, зять и не знал ничего об этой драгоценности. Если бы зять узнал о существовании колье, он бы просто прижал тещу и потребовал: отдай. Или просто забрал. Сам, не нанимая алкаша. Третье. Надо очень хорошо знать ювелирные изделия, драгоценные камни, чтобы вот так идти напролом. Убийца прекрасно понимает, за что косит свидетелей.

– А мне кажется, разбираться в ювелирных тонкостях необязательно, и без этого видно дорогая вещь или дешевка, – возразил Слава.

– Да брось туфту гнать, Славик, – усмехнулся Гена. – У моей девчонки бриллиантовые серьги. Да я б в жизни не догадался, что у нее в ушах бриллианты. На вид – стекляшки, даже не очень блестят. Вон и Батон колье называл «стеклянные бусы». Из троицы алкашей ни один не догадался, что это драгоценные камни. Я думаю, Архип Лукич прав.

– Все же давайте внесем зятя в список? – упрямо настаивал Слава.

– Отлично, – кивнул Щукин. – Вот ты и начинай с ним работать. Поезжай к нему и выясняй алиби. Ну, что такое алиби, ты знаешь. На все дни и часы, когда совершены убийства, у него должно быть алиби. Если нету, он наш. А мы поедем к ювелирам. Значит, три перевешивают одного? Едем к первому.

Подъехав к ювелирному салону, все трое переглянулись – у двери мастерской стояла милицейская машина и «Скорая».

– Кажется, нас опередили, – буркнул Вадим.

– Интересно – кто? – произнес Щукин, вылезая из машины.

– Во всяком случае, коллеги точно опередили, – захлопнув дверцу, сказал Вадим.

Они вошли в мастерскую и остановились у порога, где столпились несколько человек. Щукин протиснулся сквозь немногочисленную толпу, представился старшему из милицейской группы и остановил тоскливый взгляд на человеке за столом.

Казимир Лаврентьевич лежал грудью на столе, голова его была повернута в сторону, одна рука свесилась вниз, вторая безжизненно покоилась у лица.

– Опоздали, – пробубнил Щукин под нос, оглядываясь.

В углу сидел молодой человек с опущенной головой, в руке он держал стакан с водой – очевидно, ему было плохо. В это время медики перенесли тело ювелира на носилки. Грудь Казимира Лаврентьевича была в запекшейся крови.

– Когда его убили? – спросил Щукин эксперта.

– Примерно в половине одиннадцатого – в одиннадцать ночи, может, чуть позже, – ответил тот, снимая латексные перчатки, – он уже закончил работу. – Здесь достаточно тепло, тело остывало медленно.

– Кто в углу? – спросил Щукин, кивнув назад.

– Сын. Он и обнаружил тело.

Щукин подошел к молодому человеку:

– Понимаю, у вас горе, и все же я хочу с вами поговорить.

– Да, конечно… – тяжело сказал сын. Он задержал взгляд на отце, которого накрывали простыней. – Он погиб, как в той тетради…

– В какой тетради? – заинтересовался Щукин.

– Вон в той, – указал Генрих на тетрадь, лежавшую на краю стола. – В девятнадцатом веке убили ювелира, он был наш родственник, как утверждал отец. Один фабрикант описал эту историю. Пройдемте в мой кабинет, я не могу здесь…

Они вошли в глухой кабинет без окон, Генрих включил вентиляцию, поставил пепельницу на стол, достал зажигалку и сигареты, предложил следователям:

– Курите. – И закурил сам.

Гена расположился у стола, взяв на себя обязанность вести протокол. Вадим встал у входа, прислонившись к стене. Щукин некоторое время думал, с чего начать. Решил, что лучше с простого вопроса, чтоб завязать разговор:

– Когда вы виделись последний раз с отцом?

– После закрытия магазина. Я уехал, а отец остался. В последнее время он постоянно оставался в мастерской.

– У него были серьезные причины находиться здесь?

– Он говорил, будто у него много работы. Но это неправда.

– Так… У вас здесь огромные ценности. Где же охрана?