Я не в силах был сидеть, вскочил, ослабил узел галстука и заходил по столовой. Я не верил, что Агнесса Федотовна способна на такие изощрения. Сама она не могла этого совершить. Будто угадав, о чем я думаю, Никодим Спиридонович сказал, снова обращаясь к баронессе:

– Но сами вы не могли провернуть все эти дела, вам помогли-с.

После этих его слов мой взгляд ненароком остановился на князе. Однако следующая произнесенная фраза удивила меня.

– И помогал вам барон фон Раух, – спокойно пояснил пристав.

– Барон застрелил семью ювелира? – поразился князь.

– Барон отдал записку половому из трактира, – не ответил прямо Никодим Спиридонович. – А записку написала Агнесса Федотовна. Помните, Влас Евграфович, мальчишка говорил, что человек с запиской не похож ни на князя, ни на Сосницкого? Записку отдал мальчишке человек постарше, толще, он прятал лицо, был в шинели до пят. Барон боялся, что его заметит и узнает граф Свешников, когда приедет к ювелиру. Сидел-то он у окна, посему старательно прятал внешность. Ну а потом мальчик вспомнил о перстне, о ногтях, вы же и сказали, Влас Евграфович, что это был барон. А помните, граф говорил, будто барон умер? И поначалу слух такой ходил, да только все это было сделано для графа Свешникова. Агнесса Федотовна и распустила слух, а потом изобразила шутку с воскрешением барона на спиритическом сеансе. И револьвер у графа забрала она же, когда он ночевал у нее. Все было продумано, чтоб граф попался с поличным. Даже мнимая смерть барона должна была пойти на пользу. Кто бы графу поверил? Барон жив, колье у баронессы, денег, полученных ювелиром за колье, нет. Граф вышел бы лжецом, если б оправдывался. Но он, к сожалению, не оправдывался.

– Так кто же застрелил ювелира и женщин? – тихо спросил князь.

– Вы не догадались? – улыбнулся ему Никодим Спиридонович. Противная черта наблюдалась у него – улыбаться в самые неподходящие моменты. – Это сделала Агнесса Федотовна. Да-с, господа, она дала графу снотворного, встала раньше и поехала с бароном к ювелиру. Тот, разумеется, пустил ее, а барон остался на улице. Баронесса застрелила всех, кто был способен указать на нее, и убежала, воспользовавшись черным ходом. А после, когда она вернулась домой, горничная разбудила графа Свешникова, который встал с тяжелой головой, – он ведь так и говорил. Правда, он объяснял свое состояние тем, что не выспался, а на самом деле чувствовал себя неважно, потому что его напоили снотворным. Так вот, баронесса попросила его забрать колье у ювелира…

– Но с какой целью? – воскликнул князь, перебив Никодима Спиридоновича и опередив меня. – Колье ведь было у баронессы.

– Вот! – торжественно потряс чайной ложкой Никодим Спиридонович, обнаруживая тем самым отсутствие манер. – Мы добрались до цели. Цель! У баронессы было четыре камня. Прекрасных, дорогих, но… всего четыре. Остальные подобрал мастер. И подобрал камни редкие, огромной стоимости, как того желала баронесса. А денег у нее не было-с! Потому и не могла сразу заказать колье, как только приехала. Но она заняла их. Однако для этого сначала нужно было войти в доверие, показать себя истинной богачкой. А квартирка-то у вас, сударыня, скромная для вашей милости. Побывав у вас, я и задумался, отчего ж это баронесса и барон довольствуются двумя этажами в скромном доме, а не сняли дом где-нибудь на Мойке? И прислуги у вас маловато. Вот я и стал разведывать, не занимали ли вы деньги. Занимали-с! И у Власа Евграфовича просили-с. Но долги-то следовало вернуть… Убив ювелира, баронесса не только оставалась владелицей громадной ценности колье, но и вернула назад деньги. Потому мы и не нашли денег у ювелира. Убив, она вернулась домой. По словам графа Свешникова, в то утро баронесса была страшно бледна, едва не падала в обморок. Ну, разумеется, тройное ведь убийство только что совершила! К тому же волновалась, как обернется дело с графом. А барон ждал Свешникова в трактире, читая иностранную газету. Помните, Влас Евграфович, мальчонка-половой говорил, будто в газете буквы были «ненашенские»? Едва появился граф, барон отдал записку половому. По времени все совпадает до минуты, я лично сверял, повторив маневры баронессы.

– А барон? Ежели он сообщник, то кто же задушил барона? – спросил я. – И зачем?

– Сударыня, – взглянул на нее Никодим Спиридонович, – вы правильно поняли мое первое появление у вас. Вы не могли рассчитывать на придурковатого барона – он мог выдать вас – и принялись срочно уничтожать свидетелей. Для сего воспользовались Юрием Васильевичем Сосницким и попросили его купить вам на два дня пролетку, сказав, что ваш выезд не на ходу, будто бы сломалась рессора и требуется починка, а без выезда вы не можете обходиться. Вы, переодевшись в мужское платье, попытались убить тех, о ком я говорил. Вы прекрасная наездница, следовательно, умеете управлять и запряженными лошадьми. Да только не получилось у вас убить ни Власа Евграфовича, ни мальчишку-полового, который относил околоточному записку. Тогда вы оставили у себя ночевать князя Дмитрия, ночью задушили барона подушкой и сообщили, будто колье украдено. Вы были уверены, что я дознаюсь, кто ночевал у вас. Следовательно, подозрение падет на князя. А вы тем временем с покойным мужем и колье благополучно покинете Россию. Ведь барон ваш муж, не так ли? В данном случае вы сказали графу Свешникову правду. У барона был слабый ум, потому вам и удавалось вертеть им. А Германия прекрасное убежище для вас. Кстати, вы приехали с определенной целью в Россию – сделать колье и расплатиться с ювелиром его же жизнью. План придумали загодя. А Сосницкий вчера вечером был у вас и наверняка потребовал объяснений, почему я подробно выспрашивал о пролетке. За ним и за князем следили мои люди. Вам пришлось застрелить Сосницкого, ведь, по логике всех преступников, лучший свидетель – мертвый. И вы ловко это сделали, к сожалению, мой человек вас не догнал.

– Да как вы смеете обвинять меня… – вознегодовала Агнесса Федотовна.

– Смею-с. Больше-то некому убить, – пожал плечами Никодим Спиридонович. – Вы старались избавиться от тех, кто способен удостоверить ваши хитрости. Неумно, сударыня.

– Послушайте, – подскочил князь Дмитрий. – Вы наговорили всего столько… А где доказательства? Эдак каждого порядочного человека можно обвинить черт знает в чем!

– Не каждого, – мягко возразил Никодим Спиридонович. – А того, у кого есть мотивы. Вон две записочки лежат, а почерк-то один. Кстати, сударыня, а где вы собирались захоронить барона?

– В Вестфалии, – ответила она холодно и встала. – Простите, господа, но я больше не желаю слушать бездоказательные обвинения в свой адрес. Покиньте мой дом.

– Разумеется, сударыня, мы покинем ваш дом, но чуть позже, – поднял указательный палец Никодим Спиридонович. Он повернулся к выходу, у которого стояли двое полицейских. – Приведите и начинайте.

Пару минут царило молчание. Агнесса Федотовна даже не присела, сложила руки перед собой и ждала, что еще приготовил Никодим Спиридонович, глядя на него холодно. Ждали и мы с князем. Полицейский ввел женщину, одетую по-мещански просто, и мальчика лет десяти – худого, бледного, с испуганными глазенками. Никодим Спиридонович подошел к ним, взял мальчика за плечи:

– Посмотри на этих людей.

Мальчик взглянул на меня, затем на баронессу и вдруг затрясся, покраснел и кинулся к сопровождавшей его женщине, закричав:

– Тетенька убьет меня! Тетенька убьет меня!

Женщина присела перед ребенком, обняла за плечи:

– Что ты, милый! Не бойся. Никто тебя не тронет…

– Уф, – с облегчением выдохнул Никодим Спиридонович, обмахивая себя салфеткой. – Заговорил-таки! Вот и ладно. Уведите их. – Полицейский увел женщину и мальчика, а он повернулся к баронессе: – Как видите, сударыня, свидетель вашего преступления есть. Он видел, как вы убили его родителей, спрятался от вас, да от потрясения перестал говорить. Доктор посоветовал показать ему убийцу. И получилось!

Обессилев, баронесса упала на стул, ей стало дурно.