О многом можно было бы поспорить с Сименоном, но и та часть его статей о литературе, которая публикуется здесь, позволяет видеть в нем писателя, стремившегося теоретически и, если можно так сказать, самокритично осмыслить свой труд романиста, объяснить самому себе и другим, как рождается литературное произведение, в чем его социальные, психологические и иные корни.
Не хотелось бы, чтобы у читателя создалось впечатление о Сименоне как о чуть ли не кабинетном затворнике, размышляющем за письменным столом о проблемах литературы и литературного творчества. В действительности Сименон был одним из самых непоседливых писателей своего времени. Очень рано, обуреваемый жаждой приключений и желанием открывать новые горизонты, он вместе с молодой женой, служанкой и датским догом Олафом (трое в лодке, не считая собаки), на маленьком суденышке пускается в первое путешествие по рекам и каналам Франции. Путешествие далеко не такое простое, как это могло бы показаться, хотя бы уже потому, что между Парижем и южным побережьем страны приходится преодолеть не одну сотню шлюзов, а это занятие не из приятных. Затраченные труды, однако, окупаются с лихвой. Автору этих строк довелось (правда, в течение лишь нескольких дней) вести небольшую яхту по части пути, проделанному Сименоном. Смею заверить: с реки путешественнику открывается как бы совсем иная, не такая Франция, которую видишь из окна автомобиля или несущегося со скоростью 140–160 километров в час поезда. Это, по очень тонкому и верному замечанию писателя, «подлинная, куда более древняя Франция».
Из книги очерков «Незнакомая Франция» (хотя у Сименона это страна, так сказать, пятидесятилетней давности), в которой драматические эпизоды чередуются с комическими, можно и сегодня почерпнуть немало интересных, а для любителей отдыха на воде и полезных вещей.
За первым путешествием последовали более продолжительные — в Бельгию, Голландию, Германию, Норвегию, и от каждого из них что-то оставалось для будущих романов Сименона.
Были и другие источники столь необходимого для каждого писателя материала. Еще со времен репортерской работы в Льеже Сименона привлекал к себе скрытый от посторонних глаз целый пласт жизни — мир преступности. Конечно, вначале молодого человека интересовало прежде всего происшествие само по себе, драматический случай, его обстоятельства и участники. С годами этот интерес приобрел другой характер, перед Сименоном встал ряд более серьезных вопросов: как и почему происходит преступление, в чем его непосредственные, «ближние» и «дальние», глубокие причины, в каком отношении находятся преступник и общество, преступник и регулирующие жизнь этого общества законы. Для ответа на эти вопросы необходимо было так или иначе соприкоснуться с этим миром. Так началось знакомство писателя с работой разных отделов парижской полиции. Он проникал в «новые парижские тайны», которые и не снились автору «Парижских тайн» Эжену Сю, открывал такие стороны жизни, которые во многом меняли его представления о функционировании общественного механизма.
Из отдельных фактов складывалась общая картина, «объективный» наблюдатель приходил к существенным выводам. Так, оказывалось, что Париж — далеко не единый социальный организм. Даже характер совершаемых в том или ином квартале города преступлений говорил о глубоком социальном неравенстве, как язва разъедающем многомиллионный город. Еще хуже было то, что полиция не только ощущала существующие социальные различия, но и была вынуждена делать из них для себя соответствующие выводы: все были равны перед законом лишь на бумаге.
Особый интерес вызывали у Сименона люди из числа обосновавшихся в Париже иммигрантов из разных стран, бежавших сюда от нищеты и безработицы чаще всего для того, чтобы пополнить ряды местных бедняков или преступников, которых и без того в Париже было вполне достаточно.
В 30-е годы столица Франции приобрела сомнительную славу грандиозными финансовыми скандалами, до основания потрясшими всю буржуазно-демократическую систему страны. В печально знаменитом деле международного мошенника и афериста Стависского были замешаны государственные и политические деятели, сенаторы, депутаты, министры. Французская Фемида делала все возможное, чтобы скрыть подлинные масштабы аферы.
Дело Стависского дополнилось делом советника Пренса. Располагавший важными документами, которые он должен был предъявить следствию, советник «выпал» (или был выброшен) из поезда, а находившиеся при нем документы исчезли. Сам Стависский, по одной версии, покончил жизнь самоубийством, по другой — его убили. Оба дела не были доведены до конца, а в их расследовании по заданию газеты «Пари-суар» принял участие Сименон. Для этого требовалось незаурядное мужество: слишком много людей было заинтересовано в сокрытии истины, и люди эти были настроены весьма решительно. Сименон опубликовал большую серию хорошо документированных репортажей. Стависского и его высокопоставленное окружение он показал как типичную гангстерскую шайку со своей иерархией и своими законами[3].
Конечно, современная французская полиция далеко ушла от той, которую знал и описывал Сименон и к которой, несмотря на многие ее грехи, он относится с определенной симпатией. Однако и оснащенная самыми совершенными техническими средствами, она остается инструментом классового насилия в руках правящих кругов. Совершенствовалась и преступность; в послевоенные годы она стремительно «американизировалась», на смену одиночкам и небольшим шайкам бандитов-кустарей пришли хорошо организованные банды, повседневным явлением стали вооруженные налеты на банки, взятие заложников, похищение людей ради выкупа. Обо всем этом Сименон будет размышлять уже позже, на страницах своих воспоминаний. В 1987 году в интервью с советским журналистом Ю. Косинским он скажет о современной полиции: «Ни в одной из буржуазных стран подобные органы не могут претендовать даже на видимость независимости, напротив, они используются в качестве орудия политического давления и влияния. И это всем известно».
В начале 30-х годов с некоторым запозданием по сравнению с другими странами Франция вошла в полосу жесточайшего экономического кризиса. Пострадали и сельское хозяйство, и промышленность. Уровень промышленного производства опускался до 69 % по отношению к 1929 году. Резко упали цены на мясо, вино, пшеницу — традиционные предметы французского экспорта. Число безработных временами достигало миллиона человек. Разорялись и были вынуждены покидать свои земли крестьяне, по стране прокатилась волна банкротств, в особенности средних и мелких предпринимателей.
Иногда по собственной инициативе, иногда по заданию какой-либо газеты Сименон много ездит по всей Франции, внимательно присматривается к происходящим событиям. Его собеседниками становятся люди самых разнообразных профессий и состояний — фермеры и владельцы кустарных мастерских, фабричные рабочие, мелкие государственные служащие и разорившиеся предприниматели. Со всех сторон доносятся панические крики: «Кризис! Кризис! Кризис!»
В 1934 году Сименон публикует цикл статей «Франция после кризиса» — своеобразный монтаж «в манере русского фильма». Ему нельзя отказать в наблюдательности, он многое сумел увидеть и запечатлеть в живых сценах, диалогах, эпизодах жизни страны, пораженной кризисом. Теперь в его публицистике социальная тема занимает важное место. И все же позиция журналиста, ограничивающего себя лишь возможно более точной регистрацией фактов, статистических данных, подчеркнутое намерение поставить себя «вне политики», несомненно, сужали кругозор Сименона в те далекие предвоенные годы. Отдельные фрагменты не всегда укладываются в единое полотно; в некоторых случаях Сименон приходит к ошибочным суждениям и выводам, например тогда, когда он готов возложить значительную долю вины за безработицу в стране на рабочих-иммигрантов, на все более широкое внедрение в производство машин, которое приводит к упадку традиционных для Франции ремесел.
