Вместе с комиссией в Закаты приехала кинопередвижка. Когда стемнело, жителей собрали смотреть кинохронику. Её показывали прямо на стене храма: парадные кадры победоносного наступления немцев на Москву. Много кадров о Гитлере, как его любят немцы. Много – о военнопленных.

Фрайгаузен, стоя рядом с отцом Александром, сопровождал показ своими замечаниями:

– Как видите, отче, победа не за горами.

– Да… Да… – вздыхал отец Александр. – И теперь меня сильно обжигает судьба попавших в плен. Я видел их неисчислимые потоки! Страшно смотреть! Кто о них позаботится?

– Да, их уже больше двух миллионов! Даже здесь неподалёку, в Сырой низине, где бывшие торфоразработки, создан концлагерь. Руководство стонет от нехватки всего необходимого. Мне жаль узников, они так страдают… Почти без еды, места на всех в бараках не хватает…

– Я как ваш православный пастырь даю вам благословение помочь мне. Мы должны организовать доставку продуктов и одежды.

– Яволь! – улыбнулся Фрайгаузен.

С тоской ещё немного посмотрев хронику, отец Александр спросил:

– А зачем вы это всё показываете? Желаете нас окончательно растоптать?

– Это часть моей работы.

– Пропагандирен?.. Понимайт, – съязвил отец Александр.

Утром матушке Алевтине пришлось подавать жильцам завтрак.

– Не обессудьте, кофею у нас не водится, – сказала она, на что один из адъютантов Лейббрандта тотчас выдал ей пачку драгоценного молотого зерна.

На обед немцы пригласили и отца Александра, который только что закончил богослужение. Лейббрандт, как выяснилось, родился в немецком селе под Одессой, детство и юность провёл в России, хорошо изъяснялся по-русски, но предпочитал говорить на немецком, и Фрайгаузену приходилось переводить его рассуждения:

– Господин Лейббрандт не только инспектирует общее санитарно-гигиеническое состояние Псковского края, но и попутно производит наблюдения за нравственной чистотой его жителей. Господин Лейббрандт восхищается крепостью русской семьи и высокой моралью русской женщины. Он, однако, считает своим долгом отметить, что своей недоступностью русские красавицы ставят немецких солдат и офицеров в крайне трудное положение. Политическое руководство Третьего рейха дало направление на облагораживание народов, попавших под защиту германской армии. Каждый истинный ариец считает своим долгом дать русским женщинам семя ради улучшения породы. Господин Лейббрандт считает, что вы, как проповедник и пастырь, могли бы внушить своим прихожанкам мысль о том, что забеременеть от немецкого воина не является грехом.

– Внушать подобное? – вздохнул отец Александр. – Я всю жизнь проповедовал людям, что необходимо рожать детей, находясь в законном браке. И если я вдруг начну расхваливать подобное «улучшение породы», люди меня не поймут. Противореча сам себе, я в дальнейшем, увы, неизбежно утрачу доверие прихожан. И они не станут верить мне и тогда, когда намерюсь внушить им лояльность и покорность по отношению к оккупационным властям. А немецкое руководство ждёт от меня, насколько я понимаю, прежде всего этого.

– Рихтихь, – согласился Лейббрандт и дальше заговорил по-русски с заметным одесским акцентом. – А вы не босяк. Вам пальца в рот не клади. Скажу вам, одно время в нашем руководстве была идея отбирать среди русских военнопленных наилучшие экземпляры и скрещивать их с наилучшими немецкими женскими особями. Таки я выступал против, ибо предполагалось, шо как только ребёнок будет зачат, русского отца следует капут махен.

Вечером того же дня среди находящихся в селе Закаты немцев вспыхнуло заметное оживление. Некоторые из них палили в воздух из пистолетов, другие просто вопили что-то…

К ужину в доме у отца Александра собралась значительная компания – человек десять офицеров и две связистки, обе белокурые и страшненькие, но недурно сложенные, в серых форменных платьях с белыми воротничками.

– Вас ист дас, Иван Фёдорович? – спросил отец Александр Фрайгаузена, который вообще-то был Иоханн Теодор.

– Весь мир ликует, – гордо объявил заметно подвыпивший Фрайгаузен. – Поступило важное сообщение. Наши войска наконец-то прорвали мощную оборону красных под Москвой и уже входят в столицу России, не встречая более никакого сопротивления. Москвичи восторженно приветствуют своих освободителей.

– Тогда замолвите за меня словечко господину Адольфу Гитлеру, уж очень хочется служить в первопрестольной, – потупившись, сказал отец Александр.

А сам зашёл за занавеску и сглотнул горькие слёзы. Перехватило дыхание, и с полминуты он только пытался схватить воздуха, да никак не мог… Обиднее всего в те полминуты ему было, что умирает он, грешный, не мученической кончиной и не в радостный день, а в день такой скорби!

Тут воздух рванулся в легкие и отец Александр, печалясь и горюя, снова отправился жить.

Всю ночь немцы пили и горланили, пьяно пели и плясали под патефон, связистки гоготали и взвизгивали, явно и не думая ставить своих собутыльников в «крайне трудное положение».

– Как же будем жить дальше, Сашенька! – плакала матушка Алевтина, лёжа в постели рядом со своим верным мужем. – Что будет с Россией?

– Ничего, ещё поглядим, – успокаивал её в темноте отец Александр. – Москва? Ну что ж, Москва… Помнится, «пожар служил ей много к украшенью»…

Действительно, немцам тогда удалось совершить своё наибольшее приближение к Москве, дальше которого продвинуться им было не суждено. В районе Шереметьево немецкие бронетранспортёры и мотоциклисты прорвались к мосту через Москву-реку, но были полностью уничтожены моторизованной частью отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД. В первые дни войны эта бригада была сформирована в Москве на стадионе «Динамо» и имела в своём распоряжении немыслимое для бригады число – более двадцати пяти тысяч солдат и командиров, включая две тысячи иностранцев. И это при том, что обычные бригады в то время насчитывали не более шести тысяч человек. Среди иностранцев были испанцы, китайцы, чехи, поляки, болгары, румыны, вьетнамцы, американцы, австрийцы и даже немцы. Созданием этой причудливой бригады руководил Павел Судоплатов, начальник Особой группы НКВД по разведывательно-диверсионной работе в тылу германской армии.

Вызванный в Кремль, он докладывал Берии и Маленкову, как прошёл бой за мост через Москву-реку.

– Большего успеха немцам развить не удалось, – закончил он свой рапорт.

– Это хорошо, – по-совиному мигнул Берия. – Теперь перед вашей бригадой стоит важная задача. Не будем скрывать, на сегодняшний день бригада является, пожалуй, единственным боевым формированием, имеющим достаточное количество мин и людей, способных их установить. Нужно заминировать всё, что можно заминировать.

– Железнодорожные вокзалы, объекты оборонной промышленности, – уточнил Маленков, – станции метрополитена, стадион «Динамо», некоторые жилые здания в самой Москве и на подступах к столице. Вот предварительная карта минирования, но мы полагаем, в ходе работ вы по своему усмотрению добавите что-то и подкорректируете.

– Стало быть, отступление из Москвы… – заговорил Судоплатов.

– Не нужно исключать и такого исхода, – прервал его Берия. – Но мы сделаем всё, чтобы столица не попала в руки Гитлеру. Доложите, что делается в тылу немцев для срыва поставок и распространения дезинформации.

– Несмотря на колоссальные трудности, товарищ Берия, – стал отчитываться Судоплатов, – работа в гитлеровском тылу разворачивается. Создаётся сеть партизанских отрядов по всем западным областям. Немцам уже нанесён урон в живой силе и технике. Хотя, не скрою, хотелось бы получать более ощутимые результаты. Для этого необходимо направлять в партизанские отряды хорошо обученных людей, имеющих опыт диверсионной работы. Теперь о распространении дезинформации. Нами разработана и начата операция под кодовым названием «Послушники». К митрополиту Сергию в Ригу направлены два наших офицера – Иванов и Михеев. Оба прекрасно знают церковную службу и под видом священников устроились в Псково-Печерский монастырь. Там выбран новый настоятель, Павел Горшков, не раз помогавший нам в тридцатые годы, когда он жил в Эстонии и являлся духовником Пюхтицкой женской обители. Теперь игумен Павел довольно удачно делает вид, что полностью предан оккупационным властям. А Иванов и Михеев якобы связаны с людьми, которые по легенде возглавляют антисоветское подполье в Куйбышеве, куда, как вы знаете, временно переезжает из Москвы наше правительство. Немцы должны поверить, что в Куйбышеве теперь у них развёрнута шпионская база. Иванов и Михеев будут якобы получать оттуда по рации важные сведения, передавать их игумену Павлу, а тот – сообщать врагу. Таким образом, мы постоянно будем вводить врага в заблуждение, давая любую дезинформацию.