— Что ты делаешь? — спросила Ольга.

— Ничего не понимаю! — бормотал Олег. — Центрального отопления нет, печки тоже, но тепло. Нет, скоро и я начну верить в чертовщину! Иди к хозяйке и спроси, как отапливается эта бесплатная жилплощадь.

В нижней комнате старой хозяйки дома тоже было тепло. Все стены были увешаны картинами в тяжёлых позолоченных рамах и портретами седобородого мужчины. На широком диване сидели рыжие кошки с глазами-виноградинками.

— Очень просто! — улыбнулась Ольге хозяйка дома. — Да, всё очень просто. От вас исходит любовь, комната платит тем же. Нам с мужем никогда не было холодно, и он умел видеть меня такой, какой я была пятьдесят лет назад, потому что умел любить. Я самая счастливая женщина на свете: кому ещё удаётся быть молодой целых пятьдесят лет?!

— И всё же комната чудесная, — сказала Ольга мужу. — Но ты всё равно не веришь. И я завидую нашей хозяйке: она была любимой целых пятьдесят лет!

— Я буду любить тебя сто лет, — пообещал Олег.

В скором времени наступили морозы, закрутились над городом метели, а в комнате без печки было тепло и уютно, и молодожёны продолжали любить друг друга, как в день свадьбы.

И вот опять пришло жаркое лето, в саду у дома поспела малина, и целыми длинными днями над ней кружили осы.

Однажды, вернувшись с работы, Олег сообщил:

— Мне дали квартиру. Завтра же переедем.

— Зачем?! Здесь так хорошо!

— Не вечно же проживать в чужом доме!

Ночью Ольга потихоньку поплакала, а утром они собрали чемоданы, заперли комнату и отдали большой медный ключ старой хозяйке.

— Мы будем навещать, — сказала Ольга. — Через неделю заявимся на всё воскресенье. Так жаль расставаться с вами и чудесной комнатой! Да, скоро мы приедем…

Старуха грустно улыбнулась и долго, стоя у калитки, смотрела вслед молодожёнам.

Они стали жить в новом многоэтажном доме, в квартире с весёлыми обоями, с просторными окнами, пропускающими много света. Под ними не было уже мальв, не светились окна разноцветными стёклами, и в пасмурные дни тоже становились скучными. Ольге не нравилось смотреть в окно: дом, ещё дом, дома-близнецы.

Она начала работать в школе. Вечерами проверяла тетради и готовилась к урокам. Олег свободное время проводил в шахматном клубе. Теперь, возвращаясь домой, он забывал поцеловать жену, и она однажды попрёкнула его. В ответ он сказал незнакомо зло:

— Ежедневные сантименты приедаются, пойми! Семейная жизнь не состоит из бесконечных любований друг другом.

— Из чего же она состоит?

Олег не ответил. Поужинав, он сел разбирать шахматную задачу. А Ольга украдкой поглядывала на него и думала, что муж и эта новая квартира становятся с каждым днём всё более чужими ей.

Они не навестили старую хозяйку маленького дома через неделю. Не навестили и через много месяцев. Ольгой стало овладевать беспокойство: казалось, в прежнем их доме, таком уютном и добром, что-то случилось. Она стала просить мужа:

— Мне так хочется побывать там хотя бы разочек, поедем!

— Я не собираюсь тратить время на пустяки, — отвечал он. — Старуха наверняка успела заселить свою разрисованную комнатёнку Какой-нибудь неимущей парочкой. Если уж тебе так скучно, можем сходить в кино.

И Ольга поехала одна.

Улицы города поливал холодный осенний дождь, и намокший домик старой хозяйки выглядел унылым и постаревшим. Ветер скрипел калиткой, сквозь голые кустики малинника с глянцевой от влаги корой сквозила раскисшая земля. Дождь смыл песок со знакомой дорожки, оставив редкие его островки — между ними стояли тёмные лужицы.

Старуха словно ждала: она сразу вышла на крылечко в сопровождении рыжих кошек.

— Здравствуй, милая! Я знала: придёшь ты одна.

— Здравствуйте. Почему вы знали, что я приду одна?

— Вы давным-давно бы навестили меня, если бы были ещё вдвоём.

«Боже мой, — подумала Ольга. — Всё верно, всё так и есть — мы чужие с мужем, но зачем-то живём в одной квартире!»

— Если можно, мне бы хотелось взглянуть на нашу прежнюю комнату, — сказала она.

— Что же, взгляни.

Они обошли вокруг дома, поднялись по лестнице, и старуха открыла дверь большим медным ключом.

Комната пахнула на Ольгу холодной затхлостью. Белесая плесень расползалась по стенам, картины мутно проглядывали сквозь неё. Потускнели разноцветные окна — свет их был неярок и печален.

— Отсюда ушло тепло. Но я всё надеюсь, что придут те, кто умеет любить всю жизнь, и тогда всё вернётся…

Ольга тихо заплакала.

— Успокойся, милая, после зимы всегда наступает весна, после печали — радость… Всё устроено так, что есть надежда, а иначе и жить было бы невозможно!

— Как всегда, Аделаида Петровна запаздывает, — сказала преподавательница физкультуры и бодро закинула левую мускулистую ногу, туго обтянутую синим тренингом, на не менее мускулистую правую. — Прекрасно знает, что педсовет назначен на семнадцать ноль-ноль… — И она метнула быстрый взгляд на директора школы, восседавшего в конце длинного стола, накрытого зелёным сукном в чернильных пятнах. Директор старательно чинил карандаш и не отреагировал.

— Мой Гоша, — погромче сказала физкультурница, — говорит, что Аделаида Петровна приходит в класс после звонка…

— И что такого? — вяло спросил преподаватель зоологии. — Не бежать же впереди учеников.

Преподаватель математики нагнулся к уху преподавательницы географии:

— Аделаиде не позавидуешь: Гоша в её классе, и такой же ябедник, как мамаша!

Преподавательница черчения нагнулась к уху преподавательницы английского языка:

— Вы не находите, эта «Мой Гоша» за что-то недолюбливает Аделаиду Петровну?

— Её, — прошептала в нос англичанка. — Гоша имеет у неё по сочинениям не более фо…

— Может, начнём без Аделаиды Петровны? — шаркнула кроссовками по полу физкультурница.

— Ждём ещё десять минут, — буркнул директор, не отрываясь от заточки карандаша.

В это время дверь кабинета распахнулась и в неё боком протиснулась Аделаида Петровна. В одной руке у неё был пухлый портфель, в другой — объёмистая хозяйственная сумка. Из сумки торчали пакеты с морожеными пельменями.

— Извините, кажется, чуточку запоздала! — покраснела она.

— Мы вас заждались, — сказал директор и постучал указательным пальцем по циферблату наручных часов.

— Сибирские? Большая была очередь? — с невинным видом кмвнула физкультурница на хозяйственную сумку Аделаиды Петровны. Та ещё гуще покраснела и засунула сумку под стул. Одна пачка пельменей вывалилась на пол.

Директор воткнул отточенный карандаш в пластмассовый стаканчик под бронзу.

— Аделаида Петровна, первый вопрос об ученице вашего класса. Простите, фамилию запамятовал…

— Немудрено, — сочувственно заметила физкультурница. — У неё даже собаку Мурой зовут.

— Каждый называет свою собаку как хочет! — парировала Аделаида Петровна. — Почему это нельзя дать собаке кличку Мура?!

— Потому что так зовут кошек и, кроме того, собак не красят в лиловый цвет!

— Она и не крашеная! Скажите, — обратилась Аделаида Петровна к преподавателю зоологии, — бывает в природе лиловая масть?

— Природа многообразна, — утомлённо вздохнул зоолог.

— Товарищи! — шлёпнул ладонью по столу директор. — Мы, кажется, собрались обсудить годовые оценки, а не клички и масти собак. Аделаида Петровна, есть предложение снизить оценку по поведению ученице вашего пятого «Б», этой… простите, опять запамятовал…

— Эртоиз?

— Именно. Вас как классного руководителя не раз предупреждали о её недопустимом поведении.

Аделаида Петровна нервно подправила прядки, выбившиеся из небольшого пучочка на затылке, и решительно одёрнула кофточку:

— Ни в коем случае! Эртоиз хорошо учится… живёт с одной бабушкой!

— И бабушка совершенно не похожа на бабушку, — в тон продолжила физкультурница. — Мой Гоша говорит, что она усиленно занимается аэробикой и носит «бананы».