Отчаянный визг впился в уши. На призрачный свет, сочащийся в окно, пала еще более призрачная тень. Нечто огромное продавило предохранительную перепонку, хотя ничто и никто, кроме человека, не смогло бы это сделать, и начало вдавливаться внутрь гигантским куском прозрачного геля из колоссального тюбика зубной пасты.

Желеобразная масса надувалась пузырем, по чьей поверхности пробегали радужные сполохи, а затем вспучилась многочисленными полусферами, будто прыщами или даже гнойниками, потому что в глубине тут же возникли переливчатые токи, связующие вздутия с чем-то еле заметным, трепещущим внутри с высокой частотой. На вершине выпуклостей сформировались темные точки, которыми точно выстрелили, и они повисли на тонких ниточках, изгибаясь из стороны в сторону.

Глаза, по какому-то наитию понял Сворден Ферц. Чудовище обзавелось глазами и теперь разглядывает комнату, соображая — что предпринять дальше. А может и не соображая, а на манер буриданова осла выбирая между ним и ей — кого слопать как аперитив, а кого оставить на диджестив.

Но, если честно, страха не возникло. Уж чересчур нелепо выглядело это полупрозрачное создание, вызывающе нелепо, можно даже так сказать, как неумелый набросок детской рукой, что тщится изобразить чудище, которое испугало бы и маму, и папу. А еще она пахло ягодами. Сворден Ферц принюхался — точно, ягодами. Причем не так, будто долго ползло через чащобу, давя ягодники, пачкаясь и пропитываясь клубничным соком, а так, как пахло бы создание, для которого клубника являлась единственным питанием.

И лишь продолжающийся визг, который теперь доносился из-под кровати, побуждал Свордена Ферца хоть что-то предпринять, лишь бы избавиться от присутствия многоглазой дряни в комнате.

Он встал, уперся ладонями в податливую тушу и попытался ее вытолкнуть прочь. Но не тут-то было — руки провалились внутрь желеобразного тела почти по самые плечи.

— Волшебный котелок, перестань варить кашку, — пробормотал Сворден Ферц и изменил тактику — освободив руки и морщась от неприятного ощущения, будто их покрыла липкая пленка, он всем телом налег на незваного гостя.

С таким же успехом можно запихивать обратно в волшебный котелок ту самую пресловутую кашу. Гель продолжал упрямо вдавливаться из невидимого тюбика в комнату, мягко отталкивая Свордена Ферца, чьи ноги лишь скользили по полу, как он ни пытался усилить свой напор.

Дверь с грохотом распахнулась, внутрь ворвался горячий воздух, пропитанный запахом металла и смазки, и на пороге возникла гигантская фигура Железного Дровосека.

— Что тут у вас?! — грозно лязгнул он, и этого оказалось достаточно, чтобы визг прекратился, точно его отключили одним нажатием правильной кнопки. — Жертвы есть?!

— Будут, — пообещал Сворден Ферц. — Вот только найду автора этой гадости…

— Это не гадость, — прогудел Железный Дровосек, бесцеремонно продираясь внутрь, отчего деревянные косяки разлетались в щепки. — Это еще только пол-гадости!

— Да неужели, — заскрипел зубами Сворден Ферц, ощутив, что напор вползающей в окно массы резко усилился. — Помоги!

— В первую очередь — женщины и дети, — пропыхтел Железный Дровосек, выпуская из челюстных раструбов густые клубы пара.

К черту женщин и детей, хотел заорать Сворден Ферц, но вовремя прикусил язык. Железный Дровосек давно уже забыл, что такое аффект, и воспринял бы его слова со всей его стальной основательностью в вопросах морали.

Но тут на счастье из-под кровати выглянула она и умоляюще протянула к Железному Дровосеку руки.

— Женщина! — протрубил лязгающий болван, подхватил ее, так что голые ноги сверкнули, и стал отступать из комнаты, пятясь как огромный атомный танк, угодивший в эпицентр взрыва.

— Эй-эй! — завопил Сворден Ферц, напоминая о себе и понимая — стоит отпустить эту штуку, как она со всей силой ломанется внутрь и погребет его под собой.

Она тут же принялась стучать по башке Железного Дровосека, отчего по комнате поплыл тяжелый, чугунный гул, и закричала:

— Отпусти! Отпусти!

Железный Дровосек ее однако не послушал, еще крепче прижав к броне, но вытянул руку и аккуратно сунул между ладонью Свордена Ферца и вдавливающейся внутрь биомассой что-то твердое и холодное. Крепко сжав это в кулаке, Сворден Ферц отпрыгнул на кровать и полоснул этим по непрошеному гостю.

Раздался неприятный чавкающий звук, полыхающая всеми цветами радуги пленка лопнула, обнажив неожиданно черное, пульсирующее нутро, и чернота хлынула в комнату самой обычной водой, заливая все вокруг, и не найдя иного выхода, мощной волной устремилась в снесенную напрочь дверь. Напор оказался столь велик, что Свордена Ферца одарило об стену затылком, а Железному Дровосеку пришлось уцепиться за косяк.

Но вот поток грязной воды сошел, щебетанье маленьких птичек в ушах стихло, и Сворден Ферц тяжело отдышался, утирая кулаком перепачканное лицо. Штука, которую он продолжал крепко сжимать, оказалась самым обычным скальпелем.

— С тобой все в порядке? — почему-то шепотом спрашивала она, гладя его по щекам.

Железному Дровосеку все-таки пришлось выпустить ее, и теперь он замер в проеме, как атлант, которому на плечи взгромоздили небесный свод. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было — Высокая Теория Прививания, вшитая в архитектуру позитронного мозга, требовала оградить взятое под опеку живое существо от опасности, однако доносящиеся снаружи крики свидетельствовали, что в такой же опеке нуждалось еще множество живых существ. Близость голоногой, целующей в нос существо с высоким индексом социальной ответственности и информированности, исключающим его из списка подлежащих заботе, уравновешивала неопределенное пока множество тех, кто в панике носился по поселку.

Железный Дровосек завис в состоянии неразрешимости, раз за разом запуская сложные алгоритмы расчета добра и зла, пока позитронный мозг наконец не отключился, высвобождая упрятанную в доспехи оцифрованную душу:

— Вы еще долго миловаться будете? — сварливо проскрипел Железный Дровосек.

Сворден Ферц осторожно отстранил ее, всхлипывающую от пережитого страха, прошлепал к окну, уже заросшему неопрятной перепонкой, ткнул в нее и выглянул наружу.

Внизу что-то вспыхивало, на мгновение высвечивая мечущиеся фигурки, какие-то темные бесформенности — скорее всего родственники той твари, что напрашивалась в гости. Вслед за вспышкой наступала скоротечная тьма, крики тут же нарастали, словно требуя еще огня, еще, а когда огонь возвращался, то избиение продолжалось с новой силой.

— Что там происходит? — робко спросила она.

— Надо помочь людям, — пророкотал Железный Дровосек. — Вызвать службу ЧП, отвести детей и женщин в лес…

— Нет, — покачал головой Сворден Ферц. — Помощь нужна совсем другим.

Она встала рядом и тоже стала смотреть на происходящее.

— Отвратительно, — сказала она и зажала рот ладонью, пытаясь сдержать рыдания. — Отвратительно. Теперь я понимаю, как мерзко себя вела… Прости меня… Но я испугалась… Оно просило помощи, а я испугалась… Оно хотело здесь спрятаться, а я… а я…

— Перестань, — Сворден Ферц обнял ее за плечи и отвел от окна. — Еще ничего неизвестно. Может, мы поступили правильно. Кто-то запустил биофоров и оставил без присмотра. Программа нарушилась, и они расползлись куда попало. А это опасно. М-м-м, очень опасно, — Сворден Ферц требовательно посмотрел на Железного Дровосека, но тот промолчал — врать не умел.

— Странно, на всех частотах тишина, — Железный Дровосек покрылся изморозью. Вокруг его головы сгустилось облачко, он растопырил руки и забормотал: — Одержана очередная великая победа в Одержимости… Полчища боевых подруг продолжают наступать… Белый Клык в прямой видимости… Осталось совсем немного, и лес одержит самую окончательную из всех окончательных побед…

— Вот видишь, — сказал Сворден Ферц. — Осталось совсем немного. Лес одержит победу.

Что я несу? — изумился он где-то внутри. Каждый раз, когда на Железного Дровосека находил подобный приступ, и он начинал нести околесицу о какой-то Одержимости, подругах и наступлениях, больше смахивающую на фронтовые сводки, Сворден Ферц, да и не только он, ощущал нечто вроде гордости, какой-то душевный подъем, будто эта ахинея и в самом деле имела смысл.