Рядом с ним сомкнулись гигантские зубы, обдав чудовищным смрадом. Между клыков шевелилось нечто, похожее на щупальца, сочащиеся все той же липкой дрянью. Мир кренился, и Сворден все быстрее соскальзывал в сторону пасти.

— Держись! — заорал повисший на канате Блошка, размахивая длинной металлической палкой.

Сворден ухватился за веревку, однако левая рука так и оставалась зажатой в пленке.

— Я пошел, — сказал Блошка Свордену, оскалился и отпустил канат.

Он ловка упал на торчащую из воды покрытую шестиугольными пластинами голову дерваля, примерился и вонзил палку. Дерваль распахнул пасть. Сворден увидел в глубине бездонного зева, до краев усеянного острыми зубами, торчащую человеческую ногу.

Вдруг пластины щелкнули, встали горизонтально, превратившись в лезвия, а из под них хлынули какие-то мелкие членистоногие твари. Твари вцепились в Блошку, в одно мгновение покрыв его плотной шевелящейся массой. Ударили фонтаны крови, сбив нескольких паразитов с лица Блошки.

Сворден сосредоточился. Время послушно растянулось, достигло предела натяжения, зазвенело струной, готовой лопнуть. Мир замер, стал хрупким, точно лед.

Рывок. Рука свободна. Падать долго. Поворот. Ноги упираются в нависающую льдину, которая через мгновение рухнет в полынью. Накроет его и Блошку. Мгновение — это много, целая вечность. Толчок и полет вниз — к пасти, зубам и лезвиям.

Неподвижная картинка. Теперь к пасти добавляются массивные чешуйчатые лапы с когтями. Блошка и впрямь — блошка на подводном колоссе.

Группировка, новый поворот, приземление. Ступни — на голой коже дерваля, изрытой гниющими язвами. Из язвы торчит членистоногая тварь. Симбиот. Паразит.

Плоть дерваля расплескивается гнойными ошметками. Ноги погружаются в нее до половины лодыжек. Увяз. Есть ли твердь? Есть. Остановка. Время уже не звенит — скрипит. Трутся друг о друга жилы мгновений, проворачивая колесо десятков мгновений, сотен мгновений. Мир с неохотой подается. Картинка размазывается.

Воздух подобен стене. Снежинки режут лицо. Блошка на пределе досягаемости. Захват. Сильнее. Раздавить напившихся кровью тварей. Переворот в прыжке.

Мир как мячик изнутри — даже если встать на голову, ничего не изменится. Ноги описывают полукруг — размен фигур. Блошка в обмен на Свордена. Словно невидимая рука сметает окровавленное тело.

Членистоногие потеряли добычу. Сил на новый толчок нет. Счет — на десятки мгновений. Твари начинают вяло шевелиться.

Шест! Спасение. Рука ноет. Ноги налиты свинцом. Что-то опускается сверху. Громадное. Жаркое. Наэлектризованное. Живая молния. Громовая птица. Разрядник потрескивает. Снег вперемежку с искрами. Успеет. Успеет. Ждать нельзя.

Разрыв. Время не выдержало. Сворден почувствовал, как в прыжке его толкнуло в спину, закрутило, и он неловко приземлился на бок. Лед молотом врезал по плечу.

Льдина хрустнула, накренилась, увлекая Свордена обратно в полынью, где над тушей дерваля повисла громовая птица, пытаясь подцепить приманку с оставленного Блошкой шеста.

Сил хватило лишь на то, чтобы сделать новый вздох и вонзить пальцы в неохотно поддавшийся лед. За спиной кипела схватка. Сворден посмотрел через плечо. Громовая птица взмахнула крыльями, взмыла, развернулась и сделала новый заход. Дерваль взревел, раззявил громадную пасть, плюнул, но разряд молнии ударил в пленку, смял ее, освобождая летуну путь. Птица замерла над шестом, ухватилась за приманку и…

Мир воспламенился. Вспышка ударила по глазам. В уши вбили по заряду взрывчатки и подорвали. Тело пронзили мириады иголок. Мышцы скрутились в тугие жгуты, судорогой свело каждую из них. Хотелось закричать, но воздух исчез. Свершилось чудо. Рухнули все преграды и легион впечатлений вторгался в мозг, который отказался складывать из них привычную картину замкнутого на себя мироздания.

Свордена растворил мировой океан, теперь лишенный бледной палитры загаженных радиацией вод, увлек мимо грандиозной кальдеры, чьи иззубренные вершины терялись в облаках, а склоны испещряли лабиринты бесконечных лестниц, протащил сквозь узкие фарватеры цитаделей, раскинул широко в нескончаемом водовороте Стромданга, и ввергнул в чудовищный поток Блошланга, чья сила скручивала мир, выворачивала наизнанку, кехертфлакш, кехертфлакш, кехертфлакш…

— Кехертфлакш, — проревел Блошланг голосом Церцерсиса.

— Сечешь, Клещ? Тут тебе не легкие отбивать. Тут, сечешь, такой разряд вставило, с тебя вся шкура лохмотьями пойдет. Башка Сворден, башка!

Пальцы надоедливо ощупывали лицо. Мир с трудом втискивался в привычное узкое русло промороженного гноища. Хаос пятен превратился в физиономию. Сворден пятерней оттолкнул Пятнистого и сел. Затем встал. Льдина покачалась и остановилась.

— Здорово его шарахнуло, — сообщил Гнездо, опасливо заглядывая в полынью.

— Взорвался, — сказал Паук. Потрясение родило в его манере говорить прошедшее время.

Церцерсис наколол на нож черный ошметок, осторожно понюхал, прикусил. Задумчиво пожевал.

— Ты чего, чучело, туда сиганул? — Сворден промолчал. — Тебя что, Мокрицей зовут, урод?

— Нет, — сказал Сворден и поискал взглядом Блошку.

Церцерсис выплюнул изжеванный кусок и двинулся в Свордену, отставив руку с ножом. Блошка лежал неподвижно около полыньи в луже крови.

— Знавал таких, — сказал Гнездо. — Берутся непонятно откуда, живут непонятно и других не понимают. Не кипятись, Це. Гноище — оно на то и гноище. Отбросы. Мусор.

Сворден приготовился отбиваться, но Церцерсис остановился и спрятал нож.

— Ладно, на берегу разберемся — кто отброс, а кто мусор.

Прежде чем вновь прицепиться к веревке, Сворден подошел к телу Блошки. Одежда превратилась в лохмотья, сквозь прорехи виднелась кожа, сплошь покрытая ранами. Сворден осторожно потрогал Блошку за руку. Мертв.

— Я думал — мы команда, — сказал Сворден подошедшему Гнезду.

Услышавший это Пятнистый хохотнул:

— Башка, Сворден, башка. Простых вещей не сечешь!

— Каждый полезен для дела, — сказал Гнездо. — Мокрица была кормом. Дерваль потому и кинулся на нее. Муха — и туда, и сюда — непонятный человечишка. Блошка, как и Паук, птиц приманивает. Каждый на что-то годен. И тебя приспособят.

— Приспособим, — пообещал Церцерсис. — Так приспособим, что не отковыряешь.

Проходя мимо Пятнистого, Сворден сказал:

— В следующий раз из воды не вытащу.

Пятнистый схватил его за рукав:

— Ты это… Это, сечешь, зря ты так. Я — дело другое. Я — не Мокрица. Я дерваля не чую, от страха не ору. Меня не надо топить. Сворден, ты хорошо сделал — спас. Вытащил. Клещ, кореш, вон и то меня спасал. Так отмутузил, что вся гадость вышла. Видел? Вышла, да, — при этом он хватал Свордена за руки, суетился, неловко помогая привязаться к веревке. Пользы от его суеты не было. Чувствовалось, Пятнистый по-настоящему перепуган.

Когда они нашли дасбут, снегопад почти утих. Мир прояснился, привычно поднимаясь вверх, чтобы сомкнуться в зените.

Громовые птицы продолжали кружить над останками дерваля, чтобы, улучив момент, резко спикировать вниз. Крики дерущихся хищников гулко разносился в морозной тишине.

Лодку впаяло в лед — над снегом невысоко выдавалась палуба с характерными вздутиями стартовых шахт. Дасбут было бы сложно разглядеть, если бы не рубки. На передней, самой высокой, красовался знак — рука, сжимающая факел. По бокам второй шли ряды нарисованных черепов.

Дасбут здорово потрепало в походе — белое покрытие корпуса кое-где свезено длинными извилистыми полосами, обнажившими серый металл. Казалось, лодку исполосовало острейшими когтями умопомрачительное по величине чудовище.

— Кто ж их так? — шепотом спросил Пятнистый смотрящего в бинокль Церцерсиса. — Дерваль?

Церцерсис не ответил.

— Подавится твой дерваль дасбутом, деревня, — сказал Гнездо. — Ему, гаду слюнявому, Мокрица поперек горла чуть не встала. Так ту ведь соплей умоешь. Тут посерьезнее тварь поработала.

Пятнистый поежился и подвинулся поближе к Свордену.