Что-то похожее. Они прожили с Верой полтора года. После чего надоели друг другу смертельно. Расстались и никогда больше не пытались продолжать свой роман. Расстались просто и, кажется, к взаимному удовольствию. Ничего, кроме облегчения, ни он, Огурцов, ни Вера не испытывали. А ведь была у них та самая – большая и светлая любовь. Гуляли белыми ночами по набережным, целовались, трахались так, что Огурцов сам себе удивлялся – откуда только силы-то берутся сутками из постели не вылезать? А, на тебе, прошло полтора года, и выяснилось, что говорить им не о чем, что музыка Вере нравится совсем не та, что Огурцову, что друзья Огурцова ей неприятны, что в гости к ним она ходить не любит и не хочет, да и Огурцов мог бы денег побольше зарабатывать.

Не дождалась Вера той поры, когда начал бывший ее возлюбленный зарабатывать деньги. Когда стал известным, популярным писателем, когда стали в его квартиру звонить и приходить люди именитые, знатные и богатые. Когда оделся он по-взрослому, стал носить хорошие костюмы и дорогие туфли, когда подстригся и купил себе машину – уже и близко Веры не было. Они несколько раз сталкивались в каких-то клубах, на концертах, которые Огурцов посещал теперь очень нечасто, сталкивались, кивали друг другу и расходились в разные стороны.

А ведь любовь была – ну, просто Шекспир. И тоже, вот, как сейчас с Глашей, – с первого взгляда.

Огурцов тяжело приподнялся на постели. Устал. Годы берут свое. Встал, подошел к окну.

– Ты что? – спросил Глаша. – Что-то не так?

– Все так. Просто думаю.

– О чем?

– Не могу сформулировать.

– Ну попробуй. Ты же писатель. Он услышал в голосе девушки иронию.

– Ну, писатель. А что в этом смешного?

– Да так. Инженер человеческих душ, да?

– Отчасти, – отчего-то начиная злиться, ответил Огурцов.

– Знаменитый...

– Не особенно. К сожалению.

– А чего ж так?

– Это сложный вопрос, – ответил Огурцов. – Там же все, как в любой отрасли шоу-бизнеса. В принципе, литература сейчас – тот же шоу-бизнес. Развивается по тем же законам. Раскрутка, реклама, промывание мозгов массового читателя. Поработали как следует, деньги вложили – вот, получайте новую звезду. Нового, так сказать, знаменитого писателя. Причем, в любом жанре. В детективе это заметно больше, в, если можно так выразиться, серьезной литературе – меньше, но суть одна.

– А чего ты сердишься-то, Саша?

– Я? И не думаю. Мне с тобой так хорошо, что я не могу сейчас сердиться, – соврал Огурцов. На самом деле он злился все больше и больше. Злость подпитывала сама себя, началась какая-то цепная реакция – он не понимал причину, вызвавшую мощную волну раздражения, и от этого непонимания все глубже и глубже погружался в бездонный омут агрессивной депрессии.

– Я же вижу, – сказала Глаша. – Вижу, что ты злишься.

– Ну, допустим, – ответил Огурцов.

– Ладно, перестань, Саша. Расскажи лучше, что ты пишешь сейчас?

– А откуда ты меня знаешь вообще?

– Ну, как это – «откуда»? Ты же бываешь в нашем клубе. Редко, но бываешь. И с друзьями. Друзья и говорят. И потом, я ведь слышу, о чем за столиками клиенты беседуют. А город наш, Питер, – он же маленький. Здесь почти всё про всех рано или поздно узнаешь. Книжки твои, между прочим, в магазинах продаются. А знакомые твои – большей частью алкоголики. Как пойдут за столиками трепаться, орать на весь зал – волей-неволей все окружающие в их беседу включаются.

– Ладно... Ты лучше о себе расскажи. Злость не проходила. Встретил, видите ли, женщину своей мечты и вместо того, чтобы предаваться нескончаемой радости, жить этими минутами – кто знает, когда их время закончится, – может быть, никогда, а может быть, уже завтра или сегодня, – вместо этого снова начинается самокопание, комплексы какие-то, размышления о смысле бытия и о месте его, Огурцова, в этом бытии. Может быть, болезнь какая-нибудь психическая развивается? Незаметненько так – подкралась и начинает подтачивать организм известного писателя. Что же – это даже стильно...

– О себе? А что мне о себе рассказывать? Работаю в «Зомби»...

– Это я уже понял.

– Сын у меня...

– Взрослый?

Глаша усмехнулась.

– Извини...

– Ничего, ничего. Я, наверное, выгляжу уже старушкой, если ты такие вопросы задаешь.

– Да нет, что ты...

– Семь лет. Папа наш где-то по стране рыщет...

– Что так? Бросил?

– Я его послала. Алкаш. Когда замуж за него шла – казался красавцем-мужчиной. Умницей. А потом – ни работы, ничего. Перестройка как раз случилась. Он и запил. Лег на диван – и лежит. Только пиво сосет и водку эту, из банок железных. Ну, полежал год, другой, третий... Начал вещи потихоньку продавать. Я его и послала. Квартира-то – моя. Иди, говорю, куда хочешь. Развелись, одним словом.

– Алименты хоть платит? – спросил Огурцов.

– Я и думать про него забыла – какие, к черту, алименты... Я же по судам не буду таскаться. Противно.

«Да. Ты и так можешь заработать», – подумал Огурцов и тут же назвал себя за эту мысль подонком.

– В общем, если честно, то как белка в колесе.

– А живешь... Одна?

– Хм... Ну, одна. Мне, знаешь, и с сыном проблем хватает. А мужика в дом... Что-то не хочется. После моего благоверного как-то, знаешь, не тянет больше замуж. Даже не замуж, а вообще – как-то одной спокойнее.

– А с Мишей... Ну, то есть, – Огурцов указал пальцем на пол, – с ним у тебя что?

– А что ты имеешь в виду? Если то, о чем я подумала, то в этом смысле – ничего. Просто помогает он мне. Время от времени.

– С друзьями своими знакомит? – не удержался Огурцов.

– Саша... Ты мне кто? Муж? Или папа? Что ты хочешь от меня услышать?

«Я хочу услышать... Что я хочу услышать? Что я самый лучший из всех ее мужчин? Что она хотела бы жить со мной? Чушь. С Веркой так же было. Тоже – любовь до гроба. С первого взгляда... И что? Ничего. Поздно, Огурец. Проехали. Шел бы ты домой».

– Мы с тобой еще увидимся?

– Как хочешь.

– А ты как хочешь?

– Мне с тобой интересно. Ты, кстати, так и не рассказал, что ты сейчас делаешь.

– Я? Пишу новое произведение. Роман века.

– О чем же?

– Обо всем. О тебе, в частности.

– Обо мне? – Глаша села на постели. – Интересно. Ты же меня сегодня в первый раз увидел. Точнее, заметил. Что же ты обо мне можешь написать?

– Там есть девушка, очень на тебя похожая. И ее, представляешь, тоже зовут Глашей. Я как услышал твое имя, так и опух сразу. И внешне... Получается, что я все время о тебе думал, представляешь?

– Бывает, – покачав головой ответила Глаша. – Всякое бывает. Так что же там, в романе твоем?

– Там все... Знаешь, я ведь раньше детективы писал.

– Знаю. Читала кое-что.

– И как тебе?

– Нормально. Вполне. Даже занимательно.

– Вот... Занимательно. И деньги шли хорошие... Поднялся на этом деле. А потом так достало. Вот, решил написать книгу о Ленине.

– О ком?! Глаша хихикнула и повалилась на спину.

– О Ленине. Только не так, как все совки писали. А так, что там и мы фигурируем...

– «Мы» – это кто?

– Мы. Мои друзья, все, короче говоря, кого я знаю. Или знал. Книга о времени. Время – оно относительно... Для меня многие из тех, кого уже нет, они более реальны, чем те, кто рядом ходит... Вот об этом. Но мне сейчас, честно говоря, лень в теорию вдаваться.

– Конечно, – сказала Глаша. – Лень. А мне на работу вечером сегодня – мне не лень. Нереальный ты, Саша. Все вы...

– Кто это – «вы»?

– А вот как ты сказал – ты и твои друзья. Нереальные – у вас мир отдельный, свой, который с реальным миром почти не пересекается. Вы в нем и живете, ничего не замечаете из того, что рядом с вами происходит. Я же в этом клубе много кого видела. И писателей, и артистов, и музыкантов... Совершенно параллельное существование. Мне с вами скучно бы было. Я бы ни с кем из вас жить не смогла.

– Да почему же – нереальный? Что ты знаешь-то обо всем этом? Это самая настоящая реальность и есть. Там такие люди, в шоу-бизнесе... Такие бабки крутятся... Там людей могут замочить в два счета. Или – звездой сделать в неделю. Я столько историй могу рассказать, ты с ума сойдешь. И все они реальны. По-настоящему. Ты меня удивляешь, Глаша. Надо же такое сказать – «нереальный». Хм...