От этих мыслей настроение у меня упало по полной программе — ведь падает не только паль­то с вешалки и не только слон на муху, настрое­ние тоже падает, и оно очень тяжелое, чтобы его поднять.

Мне захотелось плакать. Я полезла в карман за носовым платком, но там его, естественно, не оказалось, так что, даже поплакать мне не удалось по-нормальному. Зато вместо платка я наткнулась на свою записную книжку, в которой у меня ле­жала фотокарточка майора Гвоздя. Он подарил ее мне после одной из наших совместных операций, сказав при этом: «Если будет очень туго, посмот­ри на морду друга». Сейчас наступил как раз та­кой момент, мне было так туго, так туго, что туже некуда. Я достала фотку и посмотрела на изобра­жение бравого майора с лихо закрученными уса­ми и в фуражке набекрень. И словно бы услыша­ла голос Петра Трофимыча: «А ну кончай, Эмма, нюни распускать! Ты же первоклассная сыщица! Нужно действовать! Соль сама суп не посолит!»

И, представьте себе, я сразу же воспряла ду­хом. И правда — чего это я?! Сколько можно убе­гать и прятаться — то в мастерской Смертолюбовой, то в отеле «Хилтон». Надо наконец распутать этот запутанный клубок. Нужно начать свое соб­ственное — эммомухинское — расследование.

И я решила начать его с Гоши-Компика.

Гоша был самый обыкновенный гений. В год он научился читать и писать, в два выучил наизусть все стихи Пушкина, а в три мог пользоваться компьютером. Коэффициент интел­лекта у Гоши был просто чудовищный — 350 (у Эйнштейна, для сравнения — только 173). О чем бы Гоше ни начинали рассказывать, он с ходу перебивал: «Знаю, знаю, знаю…» А вот Гошины родители, наоборот, не знали, что с ним делать. Ведь это же ненормально — быть таким умным. Они Гошу и по врачам таскали, и экстрасенсам показывали — ничего не помогало. С каждым го­дом Гоша становился все умнее и умнее. В пять лет он пошел сразу в седьмой класс, а в этом го­ду, когда ему исполнилось шесть, пошел в Ин­ститут высших компьютерных технологий. И, за­метьте, не учиться пошел, а преподавать. Гоша был буквально помешан на компьютерах. За это его, кстати говоря, и прозвали — «Компик».

Помимо компьютеров у Гоши была еще одна пламенная страсть — это я, Эмка Мухина. Гоша был в меня по уши влюблен. Да что там по уши — по самую макушку!

Не раз и не два он предлагал мне выйти за него замуж.

— Компик, — отвечала я на это юному ге­нию, — да ты спятил. Тебе же всего шесть лет, а мне уже тринадцать. У нас разница аж в семь лет.

— А разве это много? — смотрел на меня Го­ша влюбленными глазами.

Вот уж действительно — любовь всех делает дураками. Даже гениев.

— А разве мало?

— А разве много?

— А разве мало?

— А разве много?

И так до бесконечности.

— Компик, иди ты… в сад, — наконец теряла я терпение. — Бабочек ловить.

Но юный гений шел не в сад, а на элементар­ный подкуп:

— Если ты выйдешь за меня замуж, — вкрад­чиво говорил он, — я поступлю так же, как Аль­берт Эйнштейн.

— А как поступил Эйнштейн?

— Он отдал своей жене свою Нобелевскую премию.

— Так у тебя же нет Нобелевской.

— Нет, но будет, — уверял Гоша.

— Вот когда будет, тогда и поговорим, — от­шивала я юного гения.

Короче, когда я пришла к Гоше-Компику, он, как всегда, сидел за компом и чего-то там наби­рал на «клаве».

— Привет, Компик, — сказала я.

— Эмма… — мигом забыв и о компе, и о «клаве», одарил меня Гоша горячим, я бы даже сказала — пламенным взглядом, — теперь ты точно выйдешь за меня замуж.

— Это еще почему?

— Потому что я сделал великое открытие, за которое мне наверняка дадут Нобелевскую пре­мию.

— А что за открытие? — поинтересовалась я.

— Я разгадал тайну мироздания, — с гордо­стью заявил гений, явно ожидая с моей стороны бурной реакции по этому поводу.

Но мне сейчас было не до тайны мироздания, у меня своих тайн было выше крыши.

— Компик, — деловито сказала я, — а у меня проблема. Поможешь ее решить?

— Помогу, если ты пойдешь со мной на дис­котеку, — начал шантажировать меня юный влюбленный.

— Нет, не пойду, Гошенька, — отказалась я.

— Ну почему-у-у? — обиженно надул он свои детские губки.

— Ну потому-у-у… — передразнила я его, то­же надув губы. — Я с малышами на дискотеки не хожу.

— Ну тогда хоть поцелуйчик подари, — плак­сиво заканючил карапуз.

На поцелуйчик я подписалась.

— Ладно, но только в щечку.

Компику уже не терпелось получить обещан­ный поцелуй.

— А что за проблема-то? — ерзал он на стуле.

— Ответь мне на такой вопрос, — сказала я, — можно ли заминировать электронное письмо?

— Что значит — заминировать?

— Ну подложить мину в электронное письмо. Ты его получаешь, открываешь, и оно тут же взрывается. То есть не само письмо взрывается, а твой процессор.

Гоша задумался.

— Насколько мне известно, — подумав, ска­зал он, — вирусов-мин пока еще не существует…

— Но в принципе такое возможно?

— В принципе возможно все. Третье тысячелетие на дворе. Но я пока что не видел ни одно­го заминированного электронного письма.

— Сейчас увидишь, — заверила я юного ге­ния. — Открой-ка свою почтовую программку.

Гоша открыл.

— Настрой-ка мои настроечки. Гоша настроил.

— Посмотри-ка мою почту. Гоша посмотрел.

— Ни финты себе, — присвистнул он, глядя на экран монитора, — а ведь это и вправду мина, да еще и не одна. И в каждой не меньше двухсот граммов тротила.

— Больше, — со знанием дела сказала я. — Эти мины разнесли на мелкие кусочки процес­сор одного моего друга и его самого в придачу.

— А если мы сейчас откроем это письмо, они и нас разнесут, — догадался догадливый Гоша.

— Вот именно, — подтвердила я. — Мины яв­но многоразового использования: сколько раз письмо открываешь, столько раз они и взрыва­ются. А жаль. Мне бы очень хотелось прочесть это письмецо.

— Ты его прочтешь, дорогая Эмма, — пылко воскликнул шестилетний влюбленный. — Я его разминирую для тебя!

— Да ты с ума сошел, Гошенька! А если ты взорвешься?!

— Тогда ты будешь знать, Эммочка, что я по­гиб во имя любви к тебе, — пламенно вскричал шестилетка. — Выйди, пожалуйста, из комнаты.

— Нет, Гоша, — твердо ответила я, — не выйду. Если тебя разнесет вместе с процессором, меня потом совесть замучает. Лучше уж, если что, все вместе взорвемся — ты, я и процессор.

Но, к счастью, никто из нас троих не взорвал­ся. Компик оказался гениальным сапером. А знае­те, какая разница между простым сапером и гени­альным? Простой сапер ошибается только один раз в жизни, а гениальный никогда не ошибается.

Клик-клик-клик… — Гошины пальцы бегали по клавишам, как у заправского пианиста-вир­туоза.

— Готово! — объявил он через минуту. — Мин больше нет! Можешь, Эмма, открывать письмо, теперь это абсолютно безопасно.

Я открыла таинственный «месседж» («посла­ние» — по-русски говоря) и прочла. В нем было всего два слова. Догадываетесь, какие?.. «ПРО­ШЛОГОДНИЙ СНЕГ».

М-да, этот прошлогодний снег буквально пре­следует меня и в реале, и в виртуале, и во сне, и наяву. Хотя реал и явь — это, кажется, одно и то же.

— Ты опять, Эмма, распутываешь какое-то запутанное дело? — вывел меня из задумчивости голос Компика.

— Откуда ты знаешь?

— А чего тут знать, раз тебе мины по почте присылают.

— Спасибо Гошенька, что ты их разминиро­вал, — с чувством сказала я.

— Ты обещала меня поцеловать, — напомнил юный гений.

Раз обещала — надо выполнять. Я поставила гения на стул, так как он был от горшка два вершка, и влепила ему в щеку сочный, влажный и звонкий поцелуй. Вот такой: ЧМОК-С!

Гоша аж зажмурился от удовольствия.

— Может, у тебя еще какие-нибудь проблемы есть? — с надеждой спросил он. — Я бы и их по­мог тебе решить. За поцелуйчик, естественно.

— Эх, Гошка, Гошка, — вздохнула я, — если б я тебе рассказала обо всех своих проблемах, мы б с тобой тут до вечера целовались.