В воздухе потянуло дымом. Это ещё больше укрепило желание священника обогреться у очага, надёжно защищённого от всех дождей и ветров.

Впереди мелькнул тёмный силуэт. Бертран придержал мула и нащупал рукоятку ножа: темнота и разбойники — лучшие союзники, так что надо всегда быть начеку. Не погнушались же нехристи обокрасть Его преподобие и, надругавшись над его саном, оставили висеть вниз головой на одном из деревьев.

Но тёмный силуэт принадлежал не разбойнику, а женщине, спускавшейся к примитивному мостику из двух длинных брёвен. Из-за дождя брёвна стали скользкими, и бедняжке приходилось балансировать, изображая руками крылья ветряной мельницы. Удача отвернулась от неё в самом конце, и женщина, испуганно вскрикнув, упала в воду. Её юбки раздулись и, стремительно набухая, влекли её ко дну.

Бертран среагировал быстро. Подскакав к месту трагедии, он отыскал на берегу надёжную толстую палку и протянул её утопающей. Та обеими руками вцепилась в неё и позволила вытащить себя на берег. Платье её было безнадёжно испорчено водой и глиной, зато она была жива.

— Да продлит Господь Ваши дни! — стуча зубами от холода, пробормотала спасённая и с ужасом обнаружила, что её головной убор унесло водой. Зато благодаря этому Бертран Фарден узнал, как по-настоящему выглядит Эмма Форрестер — именно её он вытащил из реки. Оказалось, что волосы у неё длинные, густые и слегка вьются от воды. И как же она умудрялась прятать их под барбет? Затем его взгляд привлекла её фигура, обрисовавшаяся сквозь мокрую ткань, обрисовавшая так чётко, что это было даже неприлично. Эмма, занятая своими волосами, пока не осознала этого, поэтому её спаситель мог беспрепятственно любоваться её станом.

От двух острых холмиков и плотно обтянутых живота и бёдер на него пахнуло райским блаженством. Им овладело дьявольское наваждение прикоснуться ко всем этим округлостям, приласкать, сжать их до боли… Бертрану казалось, что он ощущает запах кожи этой женщины, запах её мокрых волос, таких приятных на ощупь. Ах, сколько блаженства сулил ему Искуситель! Хотелось согреть это тело поцелуями, прижаться губами к скромному вырезу её платья, снять ненужные покровы и впервые познать упоение обладания.

Священник почувствовал движение плоти и испугался. Он сопротивлялся, но чувствовал, что если Эмма не оправит платье и не накинет на себя что-нибудь, его животное начало возьмёт вверх. С ним никогда ещё такого не бывало. Ему впервые хотелось быть мужчиной, а не священником.

Собрав в кулак остатки воли, Бертран снял с себя плащ и предложил его Эмме, молясь, чтобы она не заметила, не почувствовала его позора. Та поблагодарила его улыбкой и встала. Запахнувшиеся полы облегчили мучения священника. Взяв с себя слово не смотреть на Эмму, он помог ей сесть в седло, реши проводить до дома мельника.

— Что с Вами, святой отец? — Вопреки всем его стараниям, она все же заметила странности в его поведении.

— Ничего, — поспешил ответить Бертран. Он шёл пешком, опасаясь снова коснуться её, так как точно знал, что мучившее его желание не прошло. — Как бы Вы не простудились, дочь моя.

— У меня крепкое здоровье, — улыбнулась Эмма. — Зато подол Вашей рясы, кажется, насквозь промок. Её нужно просушить перед огнем, иначе мы рискуем лишиться проповедника в ближайшее воскресенье.

— Здоровье моих прихожан мне дороже собственного здоровья. — Господи, что за адское наваждение! Неужели плоть так слаба, что не выдерживает первого же искушения, посланного ему Врагом человеческим?

Вопреки собственному решению пройти весь путь пешком, Бертран все же был вынужден сесть в седло: дорогу размыло так, что не было никакой возможности идти дальше. Эмма дрожала; его плащ не спасал её от холода, и он, втайне радуясь этому, обнял её за плечи и даже, сидя позади неё, наклонившись вперед, якобы случайно коснулся губами её щеки — она не заметила его хитрости. Окрыленный этим, на мгновенье священник заключил её в объятия, а потом, чтобы окончательно не погубить себя, отстранился.

Больше всего на свете он боялся, что она поймет, догадается, но она не произнесла ни слова осуждения, наоборот, в очередной раз благодарила его за спасение.

Оставив её на попечение мельничихи, немного обогревшись и просушив одежду, Бертран поскакал в Форрестер. Ночь была промозглой, ему по-прежнему не мешало выпить чего-нибудь крепкого, но он просто не мог оставаться с Эммой под одной крышей: Бертран за себя не ручался. Доводы вроде принятых обедов, святости и непорочности этого существа, которое он любил, не помогали.

В ту ночь священник понял, что любовь требует прикосновений. Правда, оказавшись у Форрестеров, он сумел убедить себя, что ограничиться самыми невинными из них.

Солнце клонилось к закату; его огненный край уже коснулся земли. По земле расползлись тёмные тени; над колосившейся в полях пшеницей кружились стрижи.

Сумерки медленно сгущались над долиной Северна. Крестьяне разбредались с полей по домам, где их ожидал кислый домашний эль и горячие бобы с грибной подливой (несмотря на сеньориальный запрет, детишки целыми днями бродили по лесу с лукошками, к вечеру принося матерям изрядный урожай).

Наконец солнце полностью крылось за горизонтом; по лесу пробежал лёгкий ветерок; зашелестела листва. Яркая полоса на западе таяла с каждой минутой и наконец совсем исчезла. На небе робко зажглись первые звёзды; с каждой минутой они становились всё ярче. Когда на небосводе не осталось и следа от дневного светила, из-за кромки леса медленно выплыла двурогая луна.

Хрупкую ночную тишину нарушил стук копыт. Забряцали уздечки. Из-за поворота показались всадники. Они замешкались на развилке, а потом свернули к Уоршу.

— Сеньор, Вы собираетесь заночевать там? — почтительно поинтересовался у господина слуга.

— Где там?

— В замке у Уоршелов.

— Может быть, может быть…

Роланд рассеянно посмотрел на дорогу и пустил коня крупной рысью. Он не был здесь больше года, да и сейчас вряд ли оказался в этих местах, если бы не странное желание хоть издали взглянуть на замок, где жила его невеста. Граф хотел убедиться, что Уорш по-прежнему цел, а Жанна Уоршел всё ещё не замужем.

Норинстан знал, что другого случая навестить Уоршелов в этом году не представится: он вернулся на родину предков всего на несколько недель. Вообще-то, граф сделал порядочной крюк ради того, чтобы заехать в баронство Уоршел, и теперь, оказавшись посреди тёмного ночного леса, ругал себя за то, что не внял голосу разума.

— Ну, и что я там буду делать? — досадуя на самого себя, в который раз думал он. — Как какой-то мальчишка стану вздыхать под её стенами? Вот потеха! Видно, чтобы не ударить в грязь лицом, придётся заночевать у барона. В конце концов, можно будет поговорить о свадьбе. Думаю, предстоящая поездка на север будет последней. Если так, то в начале лета отпраздную женитьбу.

Звёзд на небе стало больше. Луна, окружённая лёгким кружевом облаков, серебрила воды Северна.

Жанна, вздрагивая от каждого шороха, вышла на крыльцо, спустилась вниз и мелкими перебежками добралась до лестницы, ведущей на обходную галерею.

— Нет, нужно было растолкать Джуди и попытаться открыть эту дурацкую дверь, — подумала она, следя за движениями стражников на галерее. — Конечно, там полно крыс, но, по крайней мере, нет слуг, которым хочется выслужиться перед отцом. Но эта соня, как на грех, куда-то подевалась!

Девушка тихонько, стараясь не шуметь, поднялась на галерею и притаилась в тени донжона. У неё бешено заколотилось сердце, когда стражники, о чём-то лениво переговариваясь, прошли всего в нескольких шагах от неё.

— Благодарю тебя, Пресвятая Дева! — Баронесса облегчённо перекрестилась.

Она подошла к одной из бойниц и с замиранием сердца взглянула на противоположный берег. Там блеснул огонёк, чья-то рука начертила свечой в воздухе крест. Жанна улыбнулась и поспешила снова укрыться в тени. Когда стражники в очередной раз прошли мимо, она спустилась вниз и вернулась в донжон.