— Пусть попросят его назвать имя хозяйки замка, в часовне которого он разговаривал со своей возлюбленной. Речь о леди Джоанне. Если он ответит правильно — впустите его, кто бы он ни был, пусть даже сам дьявол!

Джуди кивнула и неторопливо вышла вон. Да и зачем спешить? И умереть, и порадоваться всегда успеешь. Жаль, что не до конца отогрела пальцы.

Незнакомец ответил правильно, и отряд въехал в замок.

В доме их встретил тусклый свет одинокой свечи на пустом длинном столе. Гости расположились возле только что растопленного камина и велели подать еды.

В зал осторожно заглянула Джуди. Убедившись, что баннерет — действительно баннерет, а не призрак или самозванец, она на цыпочках подошла к нему и знаком попросила следовать за ней. Недоумевающий и рассерженный нерадушным приёмом, Артур с бранью встал и пошёл за ней.

Она повела его вверх по винтовой лестнице; ступеньки гулким эхом отзывались под сводами замка. Проведя баннерета через большую комнату, в лучшие времена служившую общей спальней для неженатых мужчин, служанка свернула в узкий проход и, наконец, остановилась.

Девушка на миг скрылась за кожаной занавеской, а потом пропустила его внутрь.

Комната была неправильной формы, со сводчатым потолком, поддерживаемым мощными балками перекрытий. Окон в ней не было, а вся мебель сводилась к двум запыленным сундукам. Пахло сыростью и мышами.

Пока Джуди бегала за свечами, Артур успел хорошо осмотреть комнату. Его внимание привлек свёрнутый в рулон ковёр. По мнению баннерета, ковры должны были висеть на стене или крепиться к деревянным рамам, а не пылиться на полу, словно ненужная рухлядь.

— Почему это валяется на полу? — Леменор развернул ковёр и понял, что он не окончен, хотя рисунок был в общих чертах намечен: сад, населенный диковинными животными и прекрасными девушками. Лица, за исключением одного, не были вытканы. Это была женщина с неестественно большими глазами, с молитвенником в руках, замершая в неестественной статичной позе.

— Кто это? — Он осветил изображение.

— Почём я знаю! — пожала плечами служанка. Встав за спиной баннерета, слегка нахмурив лоб, она вгляделась в лицо женщины.

— Кто это, я не знаю, а этот ковёр начала прабабушка баронессы. — И шёпотом прибавила: — Говорят, её силком выдали замуж, поэтому она всю жизнь и проплакала. Старый барон был злющий и уморил её побоями.

— А почему ковёр лежит здесь? Почему его не убрали?

— Ну и вопросы Вы задаёте, сеньор! Сколько себя помню, всегда он здесь лежал. Может, если госпожа велит его закончить, его на стенку повесят. Только, думаю, она к нему прикасаться не станет.

— Почему же?

— Он ей о матери напоминает. — Она снова перешла на шёпот. — Она пыталась ковер докончить — не успела. — Джуди всхлипнула. — Ой, какая же она добрая и красивая была, мы в ней души не чаяли! Да не уберёг Господь — поехала она как-то в деревню, а, вернувшись, захворала. Сгорела-то за седмицу, на рассвете Богу душу отдала…

Восторженно описывая Беатрис Уоршел, служанка умолчала о главном, о том, что знала даже она, в ту пору совсем маленькая девочка: судьба покойной баронессы не так уж отличалась от судьбы Юлии Уоршел. Нелюбимый муж, узость его интересов (она ведь родилась в графской семье и вовсе не в глухой провинции), отсутствие развлечений… Сначала она пробовала сопротивляться, но потом сдалась. Барон молчаливо обвинил её в смерти старшего сына, ругал за «неправильное» воспитание детей; то, что она умела читать, служило ещё одним поводом к укорам. В прочем, ей особо не на что было жаловаться: муж редко бил её, а если бил, то не до смерти.

Беатрис дала себе слово быть примерной супругой и не обращать внимания на недостатки супруга и радоваться скупым проявлениям его любви. Но смерть Найджела подкосила её. Стараясь забыть о своём горе, не находя должной поддержки у мужа да и боясь искать её, она стала всё чаще и чаще бывать в деревне, помогать больным крестьянам, возиться с их детьми… Вот что скрывалось за её добротой.

Удовлетворив любопытство гостя, служанка забрала лампу и опять куда-то ушла.

Баннерет присел на сундук, проклиная голод и Джуди.

По полу пробежала крыса. Добежав до стены, она присела на задние лапки и принюхалась. Артур стукнул кулаком по столу, и крыса юркнула в щель.

Наконец служанка вернулась.

— Эй, бестия, кто-нибудь собирается похлопотать об ужине? — угрюмо бросил Леменор. — Где тебя черти носят?!

— Сеньор, — Джуди робко жалась у стены, — я Вам что-то должна сказать, Вы только меня внимательно выслушайте.

— Что ещё? — буркнул баннерет.

— Госпожа уж не чаяла Вас увидеть. Вы уж простите нас, грешных, что так долго Вас не впускали…

— Что значит, не чаяла? — нахмурился Артур. — Отвечай, дрянь!

— Вы её не вините… Мы ведь все поверили, что Вас убили.

— Что ты несешь?! — Он стукнул кулаком по столу.

— Даже не знаю, как и начать… — на свой страх и риск продолжала служанка, мысленно предвидя, чем может обернуться её откровенность. Вот чёртова обязанность-то! — Много чего у нас тут произошло… Господь забрал к себе господина и госпожу, его супругу то бишь. Тяжко нам пришлось, а госпоже ещё хуже. Вся извелась, аж смотреть тошно было! А тут, на наше счастье, появился граф Норинстан. Без него бы она, бедняжка, совсем пропала бы…

— Вот она, хваленая женская верность! — сквозь зубы в бешенстве процедил Артур. — Продажная двуличная тварь! А ведь клялась… Погоди же, я тебе всё припомню, графская сука!

— Сеньор, не говорите так! — Джуди решила принять на себя весь гнев баннерета. — Выслушайте меня! Госпожа не живёт во грехе с графом, она ведь порядочная и никогда бы… Граф давно помолвлен с баронессой… Словом, они поженились, и она ждёт ребёнка, — тихо выдохнула девушка.

— Как ребёнка?! — Артур был в ярости. Ему хотелось на ком-нибудь выместить свою злобу, но Джуди предусмотрительно отошла подальше.

Баннерет схватил со стола канделябр и изо всех сил метнул его в стену.

Джуди громко завизжала.

— Заткнись, дрянь! — рявкнул баннерет. — Заткнись, или я сверну тебе шею!

Служанка вжала голову в плечи. Но молчать она не собиралась.

— Всё не так, как Вы думаете, сеньор! — Нужно было погасить пожар в душе баннерета, пока он не спалил всё вокруг. Одно дело, когда бьют служанку, а совсем другое — госпожу. — Сеньора ни о чём таком и не думала, тверда была, как камень. Но ведь как суров её батюшка был, поедом ее ел! Грозился в монастырь отдать, а то и вовсе от нее отказаться, если за графа не выйдет. Но госпожа терпела… А уж как граф за ней ухаживал, сколько всего доброго для нас сделал! А потом он передал, что Вы умерли. Ой, как она по Вам убивалась! Я боялась, она руки на себя наложит. Опасно тут было, крестьяне бунтовали, словом, нельзя было госпоже одной. А тут граф вернулся, помог нам. Она и согласилась выйти за него, да и он настаивал, напоминал о данном слове…

— Так, по-твоему, она не виновата? — Артур поднял покалеченный канделябр и снова запустил его в Джуди — на этот раз он попал в цель. — Она сука, твоя госпожа, подлая сука, такая же, как и ты!

— Смилуйтесь, сеньор, она ведь не хотела…

— Так не хотела, что завела ребёнка? — Баннерет схватил её за шиворот и ударил головой о стену. Потеряв равновесие, Джуди упала.

— Да она за Вас каждый день молилась! — Служанка поднялась, потирая ушибленный висок. — Не виновата она, просто граф…

— Так это он её заставил?

Чувство самосохранения и желание спасти не родившегося ребёнка графини заставили Джуди кивнуть.

— Мерзавец, он всё-таки опередил меня! А куш-то неплох, — подумалось ему. — Мальчишка-барон не в счёт, он всё быстро приберёт к рукам. Вышла замуж и ждёт ребёнка… Ладно, по крайней мере, не бесплодна. Значит, граф так долго тянул с женитьбой не из-за этого. Но что толку-то! Хотя, не всё ещё потеряно.

— Надеюсь, больше ничего? — Он пристально посмотрел на Джуди.

— Ничего, сеньор.

— Она выйдет?

— Не знаю, сеньор. Пойду, спрошу.