Пошарив у него под подушкой, графиня достала камизу и штаны-чулки и бросила их на брата — тот даже не пошевелился. Это её встревожило, и она, присев на постель, участливо спросила:
— У тебя что-то болит?
Мальчик положил руку на горло и на лоб.
— А вдруг это лихорадка святого Антония? — ужаснулась Жанна и приложила пальцы к его лбу — он был горячим. Вскочив, графиня бросилась в кладовую за травами, переполошив ползамка.
Узнав, что Элджернон страдает болями в горле, Элсбет посоветовала обратиться за помощью к святому Блэйзу:
— Надо, госпожа, ему крепко помолиться и накрест поставить ему в горло освещенные свечки.
— Да у него горлышко, как у цыпленка, боюсь, убьем ненароком.
— Так мы ж не просто так, мы святого на помощь призовем. Но не хотите, как хотите. Молитесь тогда святому Алексию и святой Ирине — не один, так другая подсобит. И водичкой Святой его поите, образок на горло положите.
Графиня, хоть и верила святым, никогда полностью на них не полагалась, поэтому, послав за священником, задержалась на кухне, чтобы приготовить пару нехитрых настоев и компрессов, которые могли бы облегчить страдания брата.
— Совсем уксуса не осталось, весь извели, срамницы! — в сердцах пробормотала она. — И хоть бы толк был — а то Джуди двоих нагуляла.
Смешав в разных пропорциях корень пиона, розовое масло, уксус, масло, мак и ромашку, графиня аккуратно пропитала льняные повязки и сама положила их на шею и голову Элджернона.
Пришёл священник с чашей Святой воды, укоризненно взглянул на компрессы, но промолчал. Поручив брата заботам Всевышнего в лице его земного представителя, Жанна снова спустилась на кухню, чтобы приготовить надежное, много раз испытанное жаропонижающее средство.
— У него лихорадка? — шепотом спросила она священника, снова войдя в комнату больного.
— Нет, надеюсь, что нет. — Иерей был единственным знатоком болезней в округе, его диагнозам привыкли доверять. Собственного врача у Уоршелов не было: дорого, да и слишком многие считали их шарлатанами — поэтому они поручали заботу о своем теле священнику, врачевавшему словом, и умению терпеливой хозяйки.
— Вы с ним не посидите, пока я не пришлю служанку?
Священник кивнул и подвинулся, чтобы она смогла беспрепятственно подойти к постели, приподнять голову брата и напоить его лечебным отваром.
Пресвитера у изголовья постели сменила Харриет, которой было поручено давать больному по трети кружки отвара и укреплять его дух рассказами о житиях святых, которые она, будучи прилежной прихожанкой, знала почти так же хорошо, как священник.
Первой ей на память пришла история святой Варвары, имя которой она не раз призывала в грозу:
— В одной стране, сеньор, жила праведная девушка по имени Варвара. Отец её был закостенелым в грехе язычником из знатного рода. Видя, что дочь его красива, вроде Вашей сестры, нашей госпожи, он велел выстроить высокую башню и заточил её туда, чтобы уберечь от соблазна. В башне было всего два окна, но Варвара уговорила работников отца в его отсутствие прорубить третье. Она тайно впустила к себе священника, переодетого лекарем, дабы тот окрестил её, ибо душа её была давно обращена к Богу. По возвращении отца Варвара сказала ему, что три окна суть есть Отец, Сын и Святой Дух, впустившие в её душу благодать. Спасаясь от отцовского гнева, она укрылась в расселине скалы, но пастух, человек бедный и сребролюбивый, выдал её. Отец за волосы вытащил её и начал бить плеткой. Этого ему показалось мало, и он отдал собственную дочь в руки местного правителя, дабы тот пытками заставил её отречься от своей веры. Но разве можно сломить дух праведницы? Тогда отец собственноручно возжелал отрубить голову мученице. Когда меч отделил голову её от туловища, разверзлись небеса, и огонь небесный сокрушил его.
Элджернон всхлипнул.
— Ну-ну, сеньор, что же это Вы! — пожурила его Харриет. — Вы бы со святой Варвары пример брали. И чего только с ней не делали: и в кипятке варили, и на колесе крутили — а ни одной слезинки с глаз не упало. Чтобы сказал Ваш отец, кабы увидел, что Вы хнычете оттого, что у Вас головка болит? Поболит и пройдет. Вместо того, чтобы плакать, молились бы святой Ирине — она женщина добрая, пожалеет Вас.
— Расскажи про розы святой Доротеи, — пробормотал мальчик.
И Харриет завела рассказ про то, как, получив корзину с розами и яблоками, был посрамлен и обращен в истинную веру писарь Теофил. Она и сама любила её; женское милосердие Доротеи нравилось ей больше, чем заступничество скитальца Алексия.
К полудню Жанна чувствовала себя уставшей — а ведь день только начинался.
Ели молча, глядя каждый в свою тарелку.
— Я еду в Бресдок, — коротко сообщила после окончания трапезы графиня.
— А мне-то что? — буркнул Дэсмонд.
— Просто я слышала, что муж велел Вам сопровождать меня. Но не хотите ехать, так не хотите, я прекрасно доберусь сама.
— Нет уж, — поднялся из-за стола молодой человек, — я поеду с Вами. Вдруг что случится?
Захватив мешочек с милостыней, Жанна сменила верхнюю одежду и вышла во двор. Дэсмонд уже прохаживался возле лошадей, с нетерпением дожидаясь появления хозяйки.
— Зачем Вам в Бресдок? — спросил он, помогая ей сесть в седло.
— По делам, — коротко ответила она, надевая перчатки.
В Бресдоке ей хотелось заказать службу за здравие Элджернона и, заодно, прибегнуть к услугам старой знахарки, по слухам знавшей в своё время Дьявола. Конечно, ей было боязно, страшно заходить к этой женщине, но потерять Элджернона было ещё страшнее. Хоть он и доставлял ей массу хлопот, он был её братом, единственной родной душой, и она его любила. Жанна надеялась, что знахарка в купе с усердными молитвами сумеет вылечить Элджернона.
Нищих и калек перед церковью было много. Они сидели на паперти и просили подаяния гнусавыми монотонными голосами. Останавливаясь перед каждым, графиня вынимала из кошелька по монетке и бросала в дрожащие от жадности и нетерпения руки. Обычно она не жаловала убогих, если те забредали в замок, нередко ограничивалась помоями с кухни, но неизменно по большим праздникам или просто по случаю воскресенья раздавала им милостыню. Сегодня она делала это, потому что был болен Элджернон, и, раздавая деньги от его имени, Жанна верила, что это ему зачтется Небесами.
Перекрестившись, Дэсмонд вслед за золовкой вошел в церковь и остановился неподалеку от входа, издали наблюдая за тем, как она разговаривает со священником. В голову, как и прошлой ночью, лезла всякая дрянь. Отвернувшись, он пристально уставился на полоску дневного света, проникавшую внутрь сквозь неплотно прикрытые двери.
— Мы ещё в одно место, и домой, — выходя, сообщила Жанна.
Он кивнул и молча последовал за ней.
Знахарка жила на отшибе в лачуге, не навевавшей мыслей о тепле и покое. Казалось, рано или поздно она погребет под собой хозяйку. Увидев её, графиня всерьёз задумалась, стоит ли туда заходить. Вдруг там летучие мыши, а по полу прыгают жабы?
Жанна спешилась и в нерешительности замерла перед входом в покосившееся жилище. Уехать было стыдно, а войти — страшно. Неожиданно на помощь пришёл Дэсмонд, предложивший сходить вместо неё.
— Уж не знаю, что Вам там нужно, но заходить туда Вам не следует, — решительно заявил он. — Туда пойду я, а Вы останетесь здесь.
— Боюсь, не получится, — улыбнулась графиня. — Вы же не знаете, зачем я здесь.
— А Вы скажите. — Он стоял рядом с ней, полный решимости и желания помочь ей.
— А Вы не испугаетесь?
— Вот ещё! — фыркнул Дэсмонд. — Я же мужчина. — Он с гордостью похлопал по перевязи меча.
— Хорошо, — сдалась Жанна, — я скажу Вам. Здесь живет женщина, умеющая заговаривать травы. Мне нужно, чтобы она дала мне лекарство для брата. У него жар, боль в горле и ломота в теле.
— Никогда ещё не бывал у ведьмы! — усмехнулся молодой человек. — Что ж, пойду, взгляну на неё, а заодно принесу Вам какое-нибудь зелье.
— Вам распятие не нужно? — Она протянула ему захваченный из дома кипарисовый крест, опрыснутый Святой водой.