Перед отъёздом, он получил разрешение на несколько дней отлучиться в своё имение. В усадьбе всё было в порядке. Юлиан радостно встретил своего ученика.
— Мальчик мой, вы так возмужали! Выражение ваших глаз говорит мне о многом. В вашем взоре столько зрелости, солидности! Можете не утруждать себя рассказами о своей ученической жизни, я сам всё прекрасно знаю и доволен вашими успехами. Случай с дуэлянтами мне тоже известен. Вы прекрасно справились, могу передать вам похвальные слова от ваших покровителей. Но ваша предстоящая поездка не будет гладкой. Не удивляйтесь, я знаю и об этом. Желаю вам доброго пути, не забывайте практикой усовершенствоватьсвои таланты. Поверьте, они очень вам пригодятся. Смотрите вокруг, думайте, анализируйте увиденное и растите душой. Я буду мысленно с вами, если что, вы знаете, как посетить меня, преодолев огромные расстояния. Всегда готов вам помочь.
Генри бродил по дому, вспоминая всё. Щемящая тоска от воспоминаний, сменилась тёплым чувством нежности и покоя. «Мой милый дом, где прошло детство. Твои стены помнять и радость и горе. Нет, я не бросаю тебя, я обязательно вернусь» с любовью думал Генри, словно разговаривал с живым существом. Но время расставания пришло.
Путь в Индию был долог и опасен. Многое пришлось пережить экспедиции. Морская качка и шторма, сухой и жаркий климат, вызывающий болезни дали Генри большой фронт работы. Он, тихонько, чтобы не отвечать на вопросы, вполне успешно применял свой дар, приводя здоровье спутников любого сословия в порядок. Но в один из дней, он довольно откровенно проявил себя, как человек, наделённый недюженными способностями.
В эту экспедицию, приложив максимум невероятных усилий, всеми правдами и неправдами уговорив отца, отправилась и Виола Юрсковская. В их последнюю встречу на выпускном вечере Академии, Генри был категорически против её желания.
— Ты не можешь так рисковать! Девушке отправиться в столь долгое путешествие совершенно немыслимо! Это не прогулка по аллее! Ты не представляешь, как это опасно! — Генри еле сдерживался, чтобы не повышать голос на любимую.
— Я даже слушать не хочу! Если бы ты только знал, чего мне стоило уговорить отца. Я быстрее погибну здесь без тебя, чем в дороге, когда буду видеть твои глаза и слышать твой голос. Это решено окончательно, — упрямо твердила Виола, глотая слёзы. — Но любовь моя, я боюсь за тебя, мы столько ждали, дождись меня здесь, на большой земле, эта экспедиция не надолго. Я пойду к твоему отцу, чтобы он запретил тебе ехать. Ну не плачь, прошу, не плачь, твои слёзы, словно шипы, ранят моё сердце, — Генри целовал руку Виолы.
— Вот по этому и оставим этот разговор, я буду рядом с тобой и мне ничего не страшно. И мой отец не изменить своего решения, я об этом позаботилась, Я люблю тебя и хочу быть рядом. Мы действительно, долго ждали и я, даже в страшном сне, не хочу представить, что ты уедешь без меня.
Генри понял, что уговоры бесполезны, хотя в глубине души был страшно рад отчаянному решению своей возлюбленной. Он тоже не представлял времени в разлуке и понял, ему приятно осознавать, что страстно любим такой прекрасной девушкой. «Ну, что ж, значит пусть так и будет, она будет рядом со мной, и это замечательно».
И вот теперь, видя физические страдания своей единственной, он с горечью думал, что его собственный эгоизм взял верх над предчувствием. Девушка металась по постели в горячечном бреду. Землистый цвет лица, испарина и жаркое дыхание говорило о тяжёлой болезни. Личный врач Юрсковских, доктор Парсевич, с радостью согласившийся на поездку приследуя научные цели, был в странном, не похожим на него, состояние растерянности.
— Я ничего не понимаю! Симптомы не подходят ни под одни, известные мне. Я не знаю, от чего она пришла в такое состояние, всё было в порядке, я наблюдал за ней. Я в растерянности! Мы находимся посреди моря и когда достигнем суши неизвестно! Чудовищно! Она так молода, это немыслимо, потерять её! Но боюсь, это конец! Ай-ай-ай, что я скажу полковнику?! Я чувствую свою несостоятельность как врача, катострофа!
Генри ничего не мог ответить. Он сам не понимал происходящего. Ещё вчера, они стояли на палубе, держась за руки, мечтали о свадьбе, строили планы. А сегодня под утро, служанка Виолы постучала в дверь его каюты и, прерывая рыдыния, сказала, что барышня без чувств. Генри мгновенно прибежал и застыл в оцепенении возле постели любимой. Сейчас, собравшись с мыслями, он с нетерпением ждал, пока доктор выйдет. Тот, совершенно отчаявшись, бормотал какую-то несуразицу. Генри не мог больше ждать и приступил к действиям. Сев в ногах Виолы на кровать, в полголоса читая молитвы, он закрыл глаза и ладонями коснулся головы девушки, пока не почувствовал, как будто миллионы иголочек стали колоть их. Не касаясь руками, на расстоянии пяти сантиметров от её тела, он, начиная с головы, стал обводить её силуэт. В области сердца, почувствовал, как жар в ладонях, сменился на леденящий холод. Он понял, что нашёл причину болезни. Закрыв глаза и ощутив себя в астральном теле, он увидел такую картину. Спящая Виола, она улыбылась во сне счастливой улыбкой. Но вдруг, её лицо исказала сначала, гримаса ужаса и отвращения, а потом боли. Она подняла руку и положила её на сердечную область. Рука задрожала и упала на одеяло, испарина выступила на лбу. Было видно, девушка впала в беспамятство.
«Что же произошло?» билось в висках Генри. И тут, будто разбившись на миллионы молекул, грудная клетка Виолы стала прозрачной, предоставив взору Генри свою плоть на обозрение. Он увидел каждую биологическую частичку, вены, лёгкие, рёбра и вот его взгляд проник к самому сердцу. В дрожащем, пульсирующем комочке красного цвета, чернело крохотное отверстие. Напрягая астральные глаза так, что казалось, они лопнут от натуги, Генри стал вглядываться в эту дырочку и вздрогнул от неожиданности. Внутри сердечка находился что-то странное, словно клубок ниток. Видимо почувствовав на себе взгляд Генри, это клубок пришёл в движение, стал медленно распрямляться. Генри боялся моргнуть, чтобы не потерять из виду это, явно живое существо. Хотя он и был в астрале, но боль в затылке говорила о чудовищном напряжении его сил. И когда ему показалось, силы оставили его, этот клубок в конце концов распрямился и Генри увидел, что это довольно большой червь с выпуклыми глазами. Они вращались по кругу, словно глаза хамелеона, пока Генри не попал в поле их виденья. В черных зрачках отражались всполохи синего пламени. Даже в астральном теле Генри почувствовал, как эти глаза гипнотизируют, лишая воли. Что-то очень знакомое было в них. И тут, из сливово-чёрных, глаза превратились в ядовитозелёные, а в глубине зрачков мелькнуло лицо Ядвиги. «Господи, почему её лицо? Что это значит?» ужаснулся Генри. Сбросив оцепенение, он молниеносно выбросил вперёд руку и, незадумываясь о том, что может произойти, проник в сердце и схватил этого червя. Почувствовав проволочную жёсткость, он выдернул руку и, сжимая кулак, стал, будто жерновами, растирать обеими руками это существо. Его астральное тело ныло от напряжения, пока он размазывал, уничтожал этот недуг, чуть не унесший в могилу его возлюбленную. Наконец-то усталость сменилась лёгкостью, и он понял, всё кончилось его победой. Резкий толчёк, и его астрал, словно нож в масло, вошёл в физическое тело. Генри тряхнул головой и устало облокатился спиной на стену.
Шорох в углу комнаты заставил его открыть глаза. Вжавшись в угол каюты, с искажённым от страха лицом, стоял доктор. Его выпученные глаза, дрожащие руки не оставляли сомнений, он увидел нечто такое, что привело его в состояние панического страха, схожего с сумашествием.
— Что с вами, доктор? — тихо спросил Генри и попытался встать. — Нет-нет, не приближайтесь ко мне! — дико взвизгнул доктор, — о боже, что вы с ней сделали?! Вы убили её?!
— Господь с вами, что вы, я наоборот помог ей, — устало улыбнулся Генри, — что вы видели?
— Я совершенно ничего не понимаю, это было нечто чудовищное, на моей голове волосы шевелились от ужаса. Зрительно ничего не было видно, но чувства со счетов не спишешь. Ваши руки, боже! Что с вашими руками?! О господи! — заверщал доктор.