— Я очень уважаю ваше мнение и вашу осведомлённость в очень многих вещах. Но ответьте мне, мой дорогой учитель, какой смысл во всём этом?

— О, если бы я знал ответ для себя или для тебя, мы бы были совсем на другом уровне развития и наша жизнь была бы совсем другой. Запомните, Генри, всё в своё время. Но я знаю ещё одну истину, что душа бессмертна, но я хотел бы видеть результат своей жизни ещё при жизни, чего и вам искренне желаю. Похвально ваше стремление узнать, как можно больше и быстрее, но не забывайте советоваться о своих намерениях. Я не снимаю с себя ответственности за ваше поведение, я не предостерёг вас в своё время, но мне и в голову не пришло, что вы так беспечны. Вы сделали всего лишь миллиметровый шаг в этой дороге, за который могли бы очень серьёзно поплатиться. Спасибо вашему астральному проводнику, он забил тревогу, видя, как далеко вы забрались и вернул вас назад. Но есть и положительный момент вашей прогулки. Вы получили большой энергетический и психологический заряд и впитали его в себя полностью. Вам хватит этой энергии космоса на много лет, даже если вы будете щедро делиться им с другими. Физические раны вы сможете залечивать, словно по волшебству. Многие тёмные закоулки человеческих душ вы будете видеть теперь очень ярко и отчётливо. Восстановите вашу физическую плоть, но за это я не переживаю, вы молоды, полны сил и позволю себе надеяться, что матушка-природа будет к вам благосклонна. Но обещайте, впредь, будете благоразумны и осторожны, пока не научитесь контролировать время и расстояния. Ваши прогулки по космическим далям и мирам должны быть планомерными и не выходящими за грани разрешённого. Обещаете? — Юлиан уже сменил свой гнев на милость, он не мог долго сердиться, успокоился, видя своего ученика перед собой.

— Да-да, конечно. Я даже представить не мог, что это возможно, ведь я только что вышел в астрал и прошло, казалось, всего-то несколько минут! — Генри, конечно же, верил своему учителю и понял, что незаслуженно его бы не отчитывали с таким запалом, — я приношу извинения за доставленные хлопоты и обещаю быть более ответственным.

Генри подошёл и обнял своего наставника в знак примирения. Юлиан похлопал его по спине и, отступив на шаг, оглядел с ног до головы.

— Слава создателю, я вижу, что с вами всё в порядке. Ну-ну, расскажите мне, что вы увидели, что поразило вас больше всего?

Генри открыл рот, приготовившись делиться впечатлениями, ведь в его душе всё было очень ярко и красочно. Но тут же закрыл его, с ужасом и досадой понимая, что ему нечего рассказать. Он всё забыл! Исчезли все картины увиденного и осталось лишь чувство блаженства и неги, испытанное им там. Как не старался, как не напрягал он свой мозговой центр вспомнить хоть что-нибудь, всё было тщетно. Пустота! Генри, умоляющим и печальным взглядом, посмотрел на своего учителя и тихо произнёс:

— Как странно, я ничего не помню. Как же так, доктор? Разве это возможно, испытать столь приятные и чистые ощущения не помнить их причины и истоки? Я чувствую, что был просто счастлив, спокоен и помню только то, что проник так далеко, куда даже земная мечта не могла достигнуть. Просто покой и блаженство и всё.

Юлиан, хитро прищурился, улыбнулся и ободряюще похлопал Генри по плечу:

— Не отчаивайтесь, мой друг, ничего не поделаешь. Вселенная не терпит бестолкового и несозревшего духовно вмешательства в свою жизнь. Всему своё время, трудитесь и вам, надеюсь, повезёт заглянуть в её окна. А может быть, если не будете лениться, вам даже откроют двери и пригласят войти. Но не будем загадывать, хотя я верю в вас.

— Мой добрый учитель, простите великодушно, что доставил вам массу хлопот, — Генри виновато улыбнулся, — но это не со зла. Я даже представить не мог, что забрался слишком далеко. Но, видимо, это суть моей жизни, пытаться побежать, когда ещё не научился ходить.

— А я, в отличии от вас, всегда смотрю, куда шагаю и не сужу книгу по обложке, — Юлиан притворно нахмурился, — А сейчас давайте подумаем о том, что теперь делать дальше. Вы вернётесь в своё тело и будете ссылаться на плохое самочувствие ещё с недельку, чтобы не вызвать недоумения окружающих. Вы сделаете вид, что почувствовали себя плохо внезапно, в результате простуды. Покашляйте и почихайте притворно какое-то время. Я скоро навещу вас. Идите и приходите в земные чувства. Торопитесь, отчаяние вашей возлюбленной велико, мне очень жалко эту девушку, она безвинно страдает от вашего легкомыслия.

Юлиан взял Генри за плечи развернул лицом в противоположную сторону.

Генри закрыл глаза, почувствовал дрожь, резкий толчок и, словно, окунулся с головой в плотную среду. Он почувствовал своё биологическое тело, услышал чьи-то голоса, но открывать глаза сразу не стал, пытаясь разобрать, кому они принадлежат. Один голос не был ему знаком, но за то интонации другого неприятно резанули слух. Это был голос Людвига. Генри чуть приподнял веки. Солнечный свет обжог его глаза и он снова зажмурился.

— Вы видели, видели? Мне показалось? Но его веки дрогнули! Подождите, пульс?! Надо послушать его пульс, — сказал второй голос и Генри почувствовал прикосновение прохладной руки на своём запястье.

Глаза пришлось открыть пошире и Генри стал разглядывать тех, кто был возле его кровати. Над ним склонился пожилой человек в пенсне, с аккуратной бородкой и внимательными глазами. В ногах Генри стоял Людвиг. Он во все глаза смотрел на Генри и когда отчётливо увидел, что тот окончательно приходит в себя, на его лице отразилось сначала отчаянье, а потом, раздражённость и злоба.

— Вы не ошиблись, господин Мальду, он, действительно, пришёл в себя и весьма порадовал меня этим, — Людвиг постарался, как можно больше придать своему голосу неподдельной радости, — хвала всевышнему, Генри Яровский снова с нами.

Генри передёрнуло от чудовищно неискреннего высказывания Людвига, но проявлять большее улучшение своего состояния не стал.

— Потрясающе! Это просто чудо какое-то, я уже не перестал надеяться. Как показал опрос его сокурсников, после бала, он выглядел уставшим и встревоженным, ни с кем не говорил, просто лёг в кровать и молчал, а потом заснул. Но утренняя побудка не разбудила его и за мной прислали посыльного. Я нашёл его спокойно спящим, но не реагирующим на внешние факторы. У него было тихое дыхание, слабый, нитевидный пульс и полное отсутствие реакций. Мы перенесли его сюда, но в последующие дни его состояние непритерпело никаких изменений. Я собрал несколько консилиумов, пригласил очень известных светил медицинской науки, но тщетно, никаких результатов. Мой сорокалетний профессиональный опыт не дал мне никаких подсказок. Позову сестру, мне нужно кое-что перепроверить, — быстро закончил доктор Мальду и вышел из палаты.

Генри услышал, как за ним закрылась дверь. Лёгкое колебания воздуха подсказало ему, что Людвиг подошёл к его изголовью. Генри почувствовал дыхание врага на своей щеке, открыл глаза и столкнулся взглядом с колючими, вспыхнувшими огненными искрами, глазами Людвига.

— С возвращеньецем вас, — выдавил из себя Людвиг, — не скрою, мне отвратительно, видеть вас в добром здравии. Я весьма огорчён и раздосадован вашим поведением. Неужели, тот мир, в котором вы побывали, был на столько негостеприимным, что вытолкнул вас вон? Или там, такие как вы, не нужны?

И только Генри собрался ответить Людвигу любезностью на любезность, как его дыхание перехватило от ужаса увиденного. Нет, не Людвига он испугался, ни своего состояния, он увидел в чёрных зрачках своего противника языки пламени. Напряг зрение, чтобы заглянуть ещё глубже и ужаснулся. Перед его глазами появилась жуткая картина какого-то чудовищного пожара. Горело большое здание, треск огненных всполохов, крики людей. Генри, с ужасом всматриваясь, узнал, это здание. Спальный корпус Академии! «Боже мой, что за дикость?! Это предвидение или плод моего воображения? Какая чудовищность! Это уже было или только случится?!!» с ужасом думал Генри. Он почувствовал, как в середине его лба появилась какаято болезненная точка, в этом месте началось жжение и следом пришло чёткое знание, это должно произойти через два дня, в третий день полнолуния. Он очень отчётливо увидел себя в спальном корпусе, своих безмятежно спящих товарищей, потом мгновенно оказался на улице, услышал раскаты грома, всполохи молний и шум дождя. Одна из молний, вырвавшаяся из плотно сомкнутых, грозовых туч, остриём пронзила корпус, рассыпавшись на тысячи огненных языков. Огонь мгновенно охватил весь здание целиком, ни на секунду не дав никому шанса на спасение. Генри услышал вопли и стоны людей, объятых пламенем, сгоравших заживо. Возле корпуса стояли офицеры, но их бездействие не было равнодушным. Здесь нельзя было сделать ничего, что в человеческих силах. И вот утро, по пепелищу ходили санитары и собирали останки, фрагменты человеческих тел, складывали их на расстеленные простыни. Генри услышал разговор старших офицеров о том, что надо оповестить родственников погибших. На месте сгоревшего корпуса было решено поставить Памятную Стелу. Чуть поодаль от всех стоял Людвиг и изо всех сил старался надеть на своё лицо маску осознания трагедии и великой скорби. Но глаза выдавали его с головой. В них горел сизый дьявольский огонь радости и самолюбования, на губах блуждала еле уловимая ухмылка. И Генри всё понял. «Это его рук дело, вмешался дьявол, всё, что произошло, он спланировал, подчинив себе эти огненные стрелы».