В парке, прилегающем к дому, просыпались птицы, подав несколько пробных трелей, словно боялись поторопиться с восторгом встречать рассвет. Но солнце уже показалось среди стволов деревьев парковой аллеи. Генри потянулся, закинув руки за голову, подставил лицо тёплым лучам. Сделал несколько упражнений, как на утренней зарядке в училище. «За работу, капрал Яровский. Пора разбудить это сонное царство и снова вдохнуть в него жизнь».

— Мсье Генри, я приготовил вам чашку горячего морса, вашего любимого — услышал он голос старого дворецкого.

Генри повернулся, улыбнулся и легко взбежал на ступени.

— Спасибо, спасибо тебе, старина. Ты не представляешь, как я рад, что снова дома и вижу ваши родные, милые лица. Пригласи всю прислугу, будем держать совет, как взбодрить обстановку и привести дом в надлежащий вид. Вперёд на войну со скукой, — Генри одной рукой обнял дворецкого за плечи и так, обнявшись, они вошли в гостиную.

Генри быстро дал распоряжения, в доме всё пришло в движение. Суетились слуги, бегая с вёдрами и тряпками, стирая пыль и затхлый запах. Окна были распахнуты настежь, впуская в дом солнце, свет и чистый воздух. Отец позвал Генри к себе и изъявил желание спуститься вниз, чтобы самому присутствовать при чудесных, жизнеутверждающих переменах в доме. Привезли цирюльника. Постриженный и выбритый, отец попросил одеть его в самый любимый, дорогой костюм. Но, увы, вся одежда была ему велика. Доставили семейного портного для снятия новых мерок. Генри дал распоряжение, чтобы к завтрашнему вечеру отцу сшили фрак и пару костюмов.

— Если не сможете справиться своими силами, найдите толковых помощников, расходы не имеют значения. Завтра мы будем принимать гостей, — начало фразы было адресовано портному, а конец предназначался отцу, который, не скрывая слёз радости и восторга, сидел притихшим и довольным.

— Генри, где вы? — послышался с лестницы голос Юлиана.

— Поднимайтесь к нам, — позвал его Генри.

— Я вижу, во всю кипит работа по благоустройству вашего родового гнезда. Это правильно и своевременно, к сожалению, меня ваш любезный батенька совершенно не хотел слушать. Вы молодец. Хотел бы я иметь такого любящего сына, — показался в дверях доктор, — нуте-с, как наш благородный герцог? О, превосходно, превосходно. Замечательный, цветущий вид! Вы помолодели лет на тридцать, старина.

Юлиан подошёл к герцогу и пожал его руку. Тот выпрямился и кивнул.

— Это всё Генри, он вернул меня в мир действительности, вдохнул жизнь в моё умирающее тело. Это восхитительное, волшебное чувство, которое волнует мою старческую, вялую кровь и заставляет её быстрее бежать по жилам.

— Отец, я могу дать вам сроку прийти в себя до завтрашнего вечера. На завтра я пригласил ваших старинных друзей, вы должны выглядеть молодцом, — улыбнулся Генри. — Да-да, я буду стараться. Смотрите, я вполне бодр и готов жить, — герцог опёрся на подлокотники кресла и осторожно встал на дрожащих ногах во весь рост.

Генри дернулся чтобы поддержать его, но Юлиан успел схватить его за руку и, глядя в глаза, отрицательно покачал головой:

— Оставьте, пусть сам, я, как врач, держу ситуацию и уверен в успехе, — прошептал он Генри.

Герцог сделал несколько робких шагов к окну и посмотрел на улицу.

— Боже мой! Как прекрасен вид зелёных деревьев и солнечного света. Я просто воскрес, — тихо сказал герцог, — но увлекаться самостоятельностью ещё рано. Правда, доктор?

— Да-да, совершенно верно, спешить нам не куда. Генри, проводите меня, а вы отдыхайте, дружище, — Юлиан откланялся и стал спускаться по лестнице.

В гостиной он протянул Генри маленький пузырёк из тёмного стекла.

— Давайте ему по девять капель этой микстуры три раза в день, это поддержит его, — сказал Юлиан и, надев котелок, вышел на улицу, — вы сделали почти невозможное, радужный адепт, пусть он хоть ещё немного побудет счастлив.

Но Генри не слышал этих слов, потому что доктор сказал это, садясь в свою карету.

Вечером следующего дня дом герцога Яровского был полон гостей. Старинные друзья герцога чинно сидели в расставленных креслах и вспоминали свою молодость и годы службы. Отец, действительно, выглядел вполне замечательно. Он довольно бодро ходил по комнате от одной компании к другой и, потягивая лёгкое вино, не стесняясь хвастаться, рассказывал всем об успехах сына. Отвыкнув от суматохи, он рано отправился спать. Генри несколько раз заглядывал в его спальню, слыша ровное дыхание отца, успокоился и тоже лёг.

Как не странно, вопреки привычке ранних подъёмов в училище, Генри проспал довольно долго. Спустившись вниз, он застал отца, сидящем в кресле.

— Вы любите поспать, мой мальчик. Я не стал вас беспокоить. Сегодня моя очередь вас развлечь и порадовать. Я приглашаю вас на конную прогулку, позавтракайте, нам пора отправляться. Я уже дал распоряжение подготовить наших лошадей.

— Отец, а вы не торопитесь? Может, повременим с прогулкой. Вы ещё не совсем оправились, — придав мягкости своему голосу, попытался возразить Генри. — И слушать не желаю. Я кадровый офицер и не намерен, как растение сидеть и ждать смерти, — как можно строже ответил герцог, — я полон сил и желания побороть свои недуги.

— Хорошо, хорошо, отец. Я буду готов через пять минут, — Генри улыбнулся и поднялся в свою комнату.

Вернувшись ровно через пять минут, он увидел отца, стоящим у портрета матери, который, занимая почти полстены, висел возле камина.

— Прости, прости меня за всю ту боль, которую я причинил тебе, — тихо шептал отец и вытирал слёзы.

— Я готов, — сказал Генри, помолчав немного и дав отцу выплакаться.

— Да-да, сынок. Я тоже готов, — герцог довольно резво вышел на ступени парадного входа.

Конюх держал под уздцы Верного и Крепыша. Верный, гнедой восьмилетка, призёр многих выставок, прядал ушами, раздувая ноздри. Герцог купил его маленьким жеребёнком и очень любил. Конь отвечал ему взаимностью и радовался, когда тот приходил на конюшню, чтобы угостить своего любимца кусочком сахара. С тех пор, как герцог запер себя в четырёх стенах, конь, чувствуя, что с хозяином неладно, стал возбуждённым, нервозным и почти никого не подпускал к себе. Но сейчас было видно, он рад встрече со своим добрым, любимым другом. Перебирая ногами, он тихо ржал и тянул морду к герцогу. Отец подошёл и погладил его.

— Ну, что, мой четвероногий друг, давай вспомним былое и покажем молодёжи, как надо нестись на встречу ветру, — сказал герцог и довольно, резво вскочил в седло, — догоняй, сынок!

Пришпорив Верного, отец прильнул к его гриве и поскакал вперёд. Генри вскочил на Крепыша и бросился вдогонку, стараясь не выпускать из виду эту пару. Смутное, тягостное предчувствие больно кололо его грудь. Хотя внешне всё было спокойно, но тревога уже поселилась в сердце, сжимая его мягкой лапкой маленького, но страшного и коварного зверя, под именем «страх». Люди и кони, слившись воедино в своих парах, мчались по полю к опушке леса. Генри прищурившись, наблюдал за отцом. Тот долго скакал, припав к спине своего коня и когда до леса осталось всего несколько метров, он вдруг распрямился, раскинул руки в стороны и запрокинул голову. Верный дёрнулся всем телом и резко остановился. Руки отца безвольно упали по бокам и он уткнулся лицом в конскую гриву.

— Отец! Отец! — дико закричал Генри, хотя прекрасно понимал, что это конец.

Подскакав поближе, он слез с Крепыша и бросился к отцу. Ноги Генри подкосились, он сел на траву. Слёз не было. Просто душа забилась в уголок его существа и тихо стонала от неизбежности произошедшего. Потеряв счёт времени, он долго сидел, не решаясь подняться. Потом встал, взял под уздцы Верного и Крепыша и пошёл в усадьбу.

Вся прислуга выскочила на улицу, как только увидели Генри, ведущего коней в поводу. Конюх помог Генри вытащить отца из седла, они вдвоём занесли тело в дом и положили на кушетку. Горничные тихо запричитали по покойному. С улицы послышался цокот конских подков и через минуту в гостинную вошёл Юлиан. Положив котелок и трость на столик, он подошёл и обнял Генри за плечи.