Ленин неоднократно подчёркивал, что партийная дисциплина — важнейшее условие организационного единства партии — должна быть одной для всех её членов и строиться на сочетании единства действий со свободой обсуждения и критики. «Но за пределами единства действий — самое широкое и свободное обсуждение… Пока ещё нет призыва к действию, — самое широкое и свободное обсуждение и оценка резолюции, её мотивов и её отдельных положений»[23].

Существенный сдвиг в решении проблемы единства партии произошёл в теории и практике большевизма после Февральской революции. В дореволюционный период деятельности партии в качестве нелегальной политической организации Ленин и его соратники относительно легко шли на расколы со своими противниками по стратегическим, тактическим, организационным и даже философским вопросам — меньшевиками, ликвидаторами, примиренцами, отзовистами и т. д. Когда же партия вплотную подошла к завоеванию власти, на первый план выдвинулась проблема объединения всех сил, близких в подходе к коренным вопросам русской революции. Поэтому на предоктябрьском, VI съезде РСДРП (б) в августе 1917 года в партию было принято несколько тысяч так называемых межрайонцев — представителей различных течений социал-демократии, в прошлом полемизировавших с большевиками, а после Февральской революции сблизившихся с ними на позициях интернационализма и перерастания буржуазно-демократической революций в социалистическую.

С 1917 года Ленин уделял огромное внимание безболезненному преодолению разногласий в рядах большевиков. Были успешно разрешены разногласия по поводу новой стратегии партии, изложенной в Апрельских тезисах, а затем — связанные с принятием курса на вооружённое восстание и образованием однопартийного правительства.

Понимая, что партия, находящаяся у власти, в особой мере нуждается в единстве своих рядов, Ленин направлял постоянные усилия, во-первых, на предотвращение внутрипартийных расколов и рассасывание фракций по мере решения спорных проблем и, во-вторых, на смягчение и нейтрализацию личных и групповых конфликтов между членами партии, особенно — в рядах её руководящего штаба.

В обеспечение организационного и морального единства партии огромный вклад внёс Свердлов, совмещавший два важнейших государственных и партийных поста — председателя ВЦИК и единственного секретаря ЦК, весь аппарат которого состоял из нескольких технических помощников. Свердлов воплощал в себе те нравственные принципы традиции большевизма, которые господствовали в партии и её Центральном Комитете в первые годы революции.

«В беседах того времени с Лениным, — писал Троцкий, — мы не раз отмечали, с постоянно свежим чувством удовлетворения, что одно из главных условий нашего успеха — единство и сплочённость правящей группы. Несмотря на страшный напор событий и трудностей, новизну вопросов и вспыхивавшие моментами острые практические разногласия, работа шла замечательно гладко, дружно, без перебоев… Сплочённость центра была подготовлена всей историей большевизма и поддерживалась неоспоримым авторитетом руководства, и прежде всего Ленина. Но во внутренней механике этого беспримерного единодушия главным монтером был Свердлов. Секрет его был прост — руководствоваться интересами дела, и только ими. Никто из работников партии не опасался интриги, ползущей из партийного штаба. Основу свердловского авторитета составляла лояльность»[24].

Аналогичная характеристика роли Свердлова содержалась в речи Ленина, посвящённой его памяти. Подчёркивая, что в партии нет другого человека, обладающего таким бесспорно непререкаемым моральным авторитетом, Ленин говорил, что Свердлова «нам не заменить никогда, если под заменой понимать возможность найти одно лицо, одного товарища, совмещающего в себе такие способности… Та работа, которую он делал один в области организации, выбора людей, назначения их на ответственные посты по всем разнообразным специальностям, — эта работа будет теперь под силу нам лишь в том случае, если на каждую из крупных отраслей, которыми единолично ведал тов. Свердлов, вы выдвинете целые группы людей, которые, идя по его стопам, сумели бы приблизиться к тому, что делал один человек»[25].

Исходя из этого строго делового предложения Ленина, собравшийся спустя несколько дней после смерти Свердлова VIII съезд РКП(б) принял решение о создании коллегиальных рабочих органов ЦК — Политбюро и Оргбюро. Ответственным секретарём ЦК после съезда была избрана Стасова, а в ноябре 1919 года для согласования работы двух новых коллегий был избран ещё один секретарь ЦК — Крестинский, который в то время входил в состав и Политбюро, и Оргбюро.

Характер работы Секретариата, строго подчинённого другим высшим органам партии, определялся прежде всего тем, что ЦК был сравнительно малочисленным, собирался на свои пленарные заседания достаточно часто (только за 11 месяцев между IX и X съездами партии было проведено 30 таких заседаний) и решал на них все основные политические, организационные и кадровые вопросы. Работа ЦК была открытой, поскольку отчёты ЦК и его отделов регулярно публиковались в доступном всей партии журнале «Известия ЦК РКП(б)».

Подводя на IX съезде итоги первого года работы двух новых коллегий — Политбюро и Оргбюро, Ленин отмечал, что «работы обоих этих органов складывались в общем дружно, и практическое применение облегчалось присутствием секретаря, причём секретарём партии всецело и исключительно исполнялась воля ЦК… только коллегиальные решения ЦК, принятые в Оргбюро или в Политбюро, или пленуме ЦК, исключительно только такие вопросы проводились в жизнь секретарём ЦК партии. Иначе работа ЦК не может идти правильно»[26].

Таковы были организационные гарантии единства партии. Ещё большее значение имели идейно-политические гарантии этого единства: свобода образования фракций и блоков различных партийных групп, обеспечение прав всякой лояльной оппозиции, недопустимость преследования инакомыслящих. Ленинская мысль о том, что в нашей революции «мы практически неоднократно соединяли противоположности»[27], в полной мере может быть отнесена к идейной борьбе внутри партии как средству выработки правильной политической линии путём отбора всего рационального, что содержалось в различных политических платформах. Несмотря на крайнюю остроту фракционной борьбы в отдельные послеоктябрьские периоды, ни одна группировка вплоть до 1923 года не вышла (или не была выведена) из рядов партии, ни один из её лидеров не оказался отстранённым от партийного руководства.

Даже в условиях гражданской войны временные ограничения внутрипартийной демократии организационного порядка («милитаризация партийной организации», по определению X съезда партии) не означали отказа от допустимости инакомыслия и свободы идейных дискуссий в партии. В 1918—1920 годах прошло несколько общепартийных дискуссий: о Брестском мире, о принципах построения Красной Армии, о коллегиальности и единоначалии в хозяйственном руководстве, о профсоюзах и т. д. На VII-X съездах партии заслушивались доклады или содоклады и обсуждались резолюции, выдвигаемые группами делегатов, не согласных с позицией Центрального Комитета или его большинства. Выборы на съезды и голосование на съездах часто производились по платформам.

Все эти проявления свободы партийной жизни Ленин считал естественными даже в условиях милитаризации партии. Он указывал, что при возникновении борьбы групп, течений или фракций необходимо пропорциональное представительство от них на партийных съездах или конференциях. По-прежнему считая единственным ограничением свободы фракций и блоков недопустимость их выхода за пределы партийной программы, Ленин писал: «Блокироваться разным группам (особенно перед съездом), конечно, дозволительно (и гоняться за голосами тоже). Но надо это делать в пределах коммунизма…»[28]