По решению Политбюро от 18 сентября была образована комиссия в составе Дзержинского (председателя), Зиновьева, Рыкова, Молотова, Сталина и Томского для анализа экономического и внутрипартийного положения. Результаты её работы были сообщены на пленуме ЦК, состоявшемся 23 сентября. Выводы комиссии сводились к выражению тревоги по поводу возникновения в партии нелегальных групп, участия членов партии в стачках и пассивного отношения к этим явлениям со стороны многих членов партии. В речи Дзержинского эти отрицательные тенденции связывались с нездоровым характером внутрипартийного режима. «Мы видим, — подчёркивал он, — что основной причиной, вызывающей недовольство рабочих, находящее известное выражение и выраженное именно оппозиционно по отношению к Советскому государству, это оторванность наша от низовых ячеек и низовых ячеек от масс»[216].
Для преодоления остро обозначившихся экономических и политических трудностей сентябрьский пленум ограничился тем, что создал три новые комиссии (о внутрипартийном положении, о «ножницах», о заработной плате), а также признал участие в группах «Рабочая правда» и «Рабочая группа РКП» несовместимым с принадлежностью к партии.
Троцкий, вернувшийся к сентябрьскому пленуму из Кисловодска, оценил сложившуюся в партии и стране обстановку как резко изменившуюся к худшему. Выводы комиссии Дзержинского он счёл неудовлетворительными. Особое его беспокойство вызвало предложение комиссии о том, чтобы обязать членов партии, которым стало известно о возникающих в ней группировках, немедленно сообщать об этом в ГПУ, ЦК и ЦКК. Это предложение Троцкий расценил как симптом ухудшения внутрипартийного режима.
Другим важным моментом, побудившим Троцкого вывести внутрипартийную борьбу за пределы Политбюро, была предпринятая на сентябрьском пленуме попытка поставить его деятельность на посту руководителя военного ведомства под предельно жёсткий контроль. В этих целях на пленум было вынесено принятое на секретном совещании «тройки» предложение расширить состав Реввоенсовета, включив в него Сталина, его ближайших сторонников — Ворошилова и Орджоникидзе и сторонника Зиновьева — Лашевича.
Троцкий заявил, что усматривает в данной мере новое звено в цепи закулисных интриг, которые ведутся против него, и, не желая продолжать работать в такой обстановке, просит Центральный Комитет освободить его от всех постов и позволить ему отправиться в Германию, где назревает революция. Стремясь обратить это заявление в фарс, Зиновьев выступил с просьбой направить его «солдатом германской революции» вместе с Троцким, а Сталин предложил Центральному Комитету не отпускать в Германию своих «любимых вождей». Тут же это предложение было принято, после чего «рядовой» цекист Комаров заявил: «Не понимаю только одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится?» Эта реплика окончательно взорвала Троцкого. «Прошу вычеркнуть меня из числа актеров этой унизительной комедии»[217], — сказал он и покинул зал заседаний.
Драматизм ситуации усугублялся тем, что борьба в руководстве РКП(б) служила существенной помехой для правильного решения не только внутрипартийных вопросов, но и вопросов международного коммунистического движения, прежде всего связанных с обостряющимся революционным кризисом в Германии, где возникла непосредственная революционная ситуация. Отношение к событиям в Германии, характерное в то время для всего Коминтерна, нашло отражение в письме Сталина одному из лидеров ЦК КПГ А. Тальгеймеру от 20 сентября: «Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата, несомненно, переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин»[218].
Реализация этой перспективы означала бы существенную перегруппировку в руководстве Коминтерна и утрату «тройкой» господствующих позиций в нём. Кроме того, переход непосредственной революционной ситуации в открытое выступление германского пролетариата укрепил бы позиции Троцкого, который настаивал на немедленном восстании, составил его детальный план и даже назвал его дату — 7 ноября. Руководство ГКП направило в Москву просьбу о командировании Троцкого в Германию для руководства восстанием. Это предложение, как мы уже знаем, было отвергнуто Политбюро, принявшим решение направить в Германию, «немецкую комиссию» из деятелей РКП(б) менее высокого ранга, которым предлагалось «принимать решения на месте».
В результате противоречивых указаний, дававшихся германской компартии руководством Коминтерна, и нерешительности германского ЦК в вопросе о восстании, германская революция, победы которой с нетерпением ожидали коммунисты в России и во всём мире, потерпела поражение. Оно явилось одним из основных факторов, способствовавших ослаблению международного коммунистического движения и бюрократическому перерождению русской революции.
Но вернёмся к сентябрьскому пленуму. После того, как Троцкий покинул зал заседаний, к нему для переговоров был направлен Куйбышев, которому Троцкий заявил о полной недопустимости «такой политики, когда назначения, смещения, переброски и пр. производятся по очень определённым внутрипартийным соображениям, с прямым ущербом для дела, а перед партией официально мотивируя совершенно другими причинами… Пора положить конец нынешнему режиму двойной партийной бухгалтерии, уже принесшему величайший вред и чреватому новыми величайшими опасностями»[219]. В ответ на упрек Троцкого в том, что официально объявленные на пленуме мотивы предложенных изменений в составе Реввоенсовета не имеют ничего общего с действительными мотивами, Куйбышев цинично заявил: «Мы считаем необходимым вести против вас борьбу, но мы не можем вас объявить врагом; вот почему мы вынуждены прибегать к таким методам»[220].
После того, как Троцкий обратился в ЦК и ЦКК с письмом, где был изложен этот разговор с Куйбышевым, последний представил объяснительную записку, в которой лицемерно заявлял, что «уважение и любовь к Троцкому исключают всякую возможность враждебности и что лишь сознание революционной целесообразности заставляет принимать то или другое решение, несмотря на категорический протест тов. Троцкого (как это было в вопросе с Реввоенсоветом)»[221].
Выраженный в такой решительной форме протест Троцкого против реорганизации Реввоенсовета удержал Пленум ЦК от немедленного проведения предложенных мер в полном объёме. Однако в принятом постановлении одобрялось в принципе введение в состав РВС «военных членов ЦК», причём двое из них — Лашевич и Ворошилов — вводились незамедлительно. Пленум постановил также создать при председателе Реввоенсовета исполнительный орган с участием Сталина.
В письме в ЦК и ЦКК, направленном 4 октября, Троцкий писал, что «предложение новой коллегии продиктовано очень определёнными внутрипартийными комбинациями, как это понятно всем и каждому на этом заседании… Я считаю недостойным вести прения в этой плоскости. По крайней мере, в рамках ЦК следовало бы открыто сказать, что дело идёт о продолжении той внутрипартийной борьбы, которая систематически ведётся сверху за спиной партии»[222].
Попытки пленума решить обострившиеся вопросы экономической жизни страны и внутрипартийного положения казённо-бюрократическим путём явились последней каплей, которая заставила Троцкого, наконец, принять более решительные шаги для того, чтобы «побудить ЦК, в соответствии со всей создавшейся обстановкой, по-иному ставить и по-иному решить наиболее острые и больные вопросы внутренней жизни»[223]. На заседании Политбюро после сентябрьского пленума он характеризовал сложившуюся тяжёлую обстановку в партии и стране и указал на необходимость принятия «исключительных мер как в области хозяйственной, так и в области внутрипартийной».
