— Не имеет значения, — заявил ей Тристан, помахав бумагами в своей руке. — Ему только и нужно, что посеять сомнение между нами с помощью этих грязных бумаг. Пэн, ты понятия не имеешь, что он мне сказал, когда мы были одни. Ты должна верить мне. Конечно, ты не можешь посчитать меня таким чудовищем. Господи, ты должна в меня поверить.

Она его даже не слушала. Когда он замолчал, казалось, что Пэн поборола удивление. Ее лицо скривилось в гримасе боли, и она испустила вопль агонии. Кинувшись к нему, она отобрала у него бумаги и закричала на него.

— Да будет проклята твоя душа!

— Пэн, здесь какая-то хитрость.

Ее трясло. Он попытался подойти к ней, но она отступила назад. По ее знаку Дибблер, Сниггс, Турнеп и остальные ринулись между ним и своей госпожой.

Вдруг он оказался окружен ржавыми пиками и яростными взглядами. Он было подумал столкнуть их всех вместе вниз по лестнице, продуваемой насквозь, но в результате этой драки, могла пострадать Пэн.

Борясь со своим замешательством, отчаянно желая, чтобы Пэн ему поверила, он решил на сей раз потерпеть. С Дибблером и остальными он мог бы разобраться позже. Пэн была слишком расстроена, чтобы мыслить здраво. Она все еще смотрела на него, дрожа и ошеломленно качая головой.

Пока Тристан раздумывал, как облегчить ее боль, Сент-Джон подошел к ней и забрал бумаги. Он обратил внимание слушателей на печать.

— Содержит печать секретаря королевы. Сам Уильям Сесил поручил мне это задание. Я гнался за этим человеком по морю, когда разразился шторм, но, наконец, я его нашел. Этот человек — священник, шпион королевы Шотландии и ее дяди — кардинала Лотарингского. Он разработал бесчисленное число заговоров против нашей добро королевы Елизаветы и его необходимо остановить.

— Нет, — запротестовал Тристан. — Но это слово было произнесено тихо, так как Сент-Джон говорил так уверенно, а он в ответ мог только предоставить свой собственный ужас при мысли, что он заслужил подобные обвинения.

Он попытался подойти к Пэн, но кончик пики остановил его.

— Не верь ему, Пэн. Я ему не верю.

Пэн покачал головой, а слезы текли по ее лицу.

— Так ты лгал все это время? Ты что, боялся, что если я узнаю, кто ты и отдам тебя министрам ее величества? — Она сжала голову руками, словно испытывая боль. — О, Господи, ты все это время притворялся, чтобы спасти себя. Ожидал ли ты лодку с припасами, чтобы убежать?

— Иисус, послушай, что ты говоришь. Ты действительно веришь, что я мог состряпать столько лжи? Как я мог с тобой так поступить?

Пэн указала на полномочный документ в руках Сент-Джона. — Это твое описание, вплоть до самой интимной детали. Никто случайно не смог бы быть настолько похожим на столь подробный портрет.

— Я не знаю, как это произошло, но разве ты не видишь, что я совсем не такой человек? — Он почувствовал, что теряет терпение. — Я не могу быть шпионом и ради Бога, я совсем не чувствую себя священником. Ты-то должна это знать, после того, как соблазняла меня в своей постели последние… — Он запнулся, когда Пэн задохнулась, а потом всхлипнула.

— Божье дыхание, Пэн, я не это имел в виду.

Пэн отвернулась от него и уставилась на стену.

— Уберите его от меня.

— Я им займусь, — заявил Сент-Джон.

Тристан рявкнул на него:

— Нет, если хотите жить.

Дибблер вытянулся и оперся пикой о пол.

— Здесь и сейчас, ублюдок — наш пленник.

— Полномочный документ дает мне право на него, — ответил Сент-Джон.

Пэн резко развернулась.

— Нет, я хочу его.

Тристан испытал облегчение, которое тут же схлынуло.

— Я хочу его, — продолжила Пэн. — И когда придет лодка с припасами, я отвезу его в Англию сама и передам министру ее Величества.

— Ты не можешь этого сделать, — возразил Тристан, пытаясь сдержаться.

Она посмотрела на него невидящим взглядом.

— Я хочу увидеть его в цепях.

— Отдайте его мне, — заявил Сент-Джон, — и ваше желание тут же исполнится.

— Сниггс, Турнеп, Видл — проводите лорда Моргана из Хайклиффа и поднимите за ним подъемный мост.

Сниггс и его компания окружили своего подопечного. Сент-Джон выругался и попытался оттолкнуть пику Сниггса, но Сниггс увернулся от удара и приставил кончик своего оружия к камзолу своего пленника.

Сент-Джон схватился за древко пики.

— Подождите, — сказал ему Тристан. — Если Вам удастся пробиться сквозь них, Вам еще придется иметь дело со мной.

Сент-Джон выкрикнул проклятие и отнял руки от основания пики и повернулся спиной к Тристану и Пэн. Тристан смотрел, как тот уходит, затем снова взглянул на Пэн. Она на него не смотрела.

— Дибблер, сейчас, — сказала Пэн.

Дибблер прыгнул перед Тристаном и ударил основание пики его по запястью. Его рука онемела, и он уронил шпагу Сент-Джона. Боль охватила его руку, а в это время Эрбут подскочил и освободил его от шпаги в ножнах. Держа свое запястье, Тристан мог только стиснуть зубы и бороться с болью, пока другие слуги Пэн окружили его. Один из них ударил его ржавой алебардой. С ревом он развернулся и попытался достать виновного, но они все находились вне его досягаемости.

— Пэнелопа Грейс Фэйрфакс, ты сейчас же отзовешь этих вооруженных грызунов!

Пэн повернулась лицом к стене и прорыдала:

— Дибблер, пожалуйста, уходи сейчас же. Уходи.

Дибблер кольнул Тристана в спину наконечником пики.

— Посмотрите, что Вы наделали. Вы разбили ей сердце. Оставьте ее в покое, Вы, распутник, священник, папист, а к тому же обманщик. Меня от Вас тошнит.

Тристан, видя их численное превосходство, понял, что ему не уйти без борьбы, в которой один из невольных защитников Пэн промахнется, и, вероятно, протаранит ее вместо него. Не желая рисковать, он на мгновение прекратил сопротивление и позволил Дибблеру протащить себя вниз по лестнице через зал, и еще один пролет вниз, который вел от бювета глубоко под имение. Оказавшись в темноте, его затолкали в комнату, освещенную только одной лампой.

Кто-то с трудом распахнул дверь, оснащенную тяжелыми заклепками и гвоздями. Дибблер подтолкнул его, и он ступил в темноту. Дверь захлопнулась. Засов опустился. И он оказался запертым в камере без света.

Эта темнота в точности повторяла темноту его памяти. Внезапно, ему снова пришлось бороться с ужасом. Он подавил гневом свою тревогу.

Пэн следовало доверять ему, а не верить лжи какого-то незнакомца. Это все ложь. Должно быть ложью. И из-за этого Пэн его покинула.

Каким-то образом ощущение брошенности принесло с собой кошмарные чувства — чувства настолько страшные, что он почти возненавидел ее, за то, что она их вызвала. У Тристана аж дух захватило при этом наплыве, а затем он ударил кулаком в каменную стену, чтобы выбросить эти мысли из своей головы. Он лучше подумает о Сент-Джоне.

Иисусе, вот загадка. Из всего, что только что приключилось, он был совершенно уверен в одном: Сент-Джон не поведал всей правды. Если бы он был просто королевским агентом, зачем тогда эта странная беседа наедине? Нет, Сент-Джон ненавидел его по своим серьезным и глубоко личным причинам, а не только по политическим мотивам. Почему? Сомнение вновь охватило его, пока он рыскал в памяти в поисках ответа. Священник ли он?

«Милосердный боже, нет», — пробормотал он про себя.

Внезапно окошко в двери его камеры открылось, и показалось залитое слезами, бледное личико Пэн.

— Зачем ты притворялся, что любишь меня?

Он был все еще во власти размышлений о собственной проблеме, у него просто не оставалось терпения для ее сомнений.

— Божья кровь, я не притворялся.

Он заметил, что слезы вновь показались в уголках ее глаз. — Не надо, Гратиана. Не надо. Я бы никогда не причинил тебе боль. Не верь ему. Поверь мне. Я не могу быть тем человеком, который способен так тебя предать. Священник, клянусь распятием. Нарушить свои клятвы. Ты не можешь, разумеется, считать меня способным на такое.

— Хотела бы я тебе верить, — заговорила Пэн. — Но ты оказался совсем не таким, Тристан, и я думаю, ты разбил мне сердце. — Он услышал смирение в ее голосе.