— Меня лимузин внизу ждет — могу подбросить.

— Это не займет много времени. — Гилфойл взял Джаклина под руку и вместе с ним вошел в кабинет. — Есть еще кое-что, о чем вам необходимо знать. Насчет Олбани.

Джаклин сложил руки на груди и стал внимательно слушать.

— И что насчет Олбани?

— Один детектив из Нью-Йорка пробил по системе отпечатки вашего большого и указательного пальцев и получил совпадение.

— Проклятье! Откуда у него мои отпечатки?!

— Не знаю, но вынужден допустить самое худшее.

— Что именно?

— Отпечатки с пистолета, из которого убили Дэвида Бернстайна.

— Как такое может быть? Дело же давным-давно подчищено!

— Тогда эти отпечатки так и не нашлись. И я очень беспокоился по этому поводу. Но когда Ковача не стало, исчезла и причина для волнения: проблема была локализована и исчерпала себя. Двадцать пять лет, Джей-Джей. Поверьте, я потрясен не меньше вас.

— А я вот в этом сильно сомневаюсь, — заметил Джаклин. Когда он заговорил в следующий раз, его голос напоминал тихое шипение гремучей змеи. — В этом была суть нашей сделки: ты улаживаешь дело, а в обмен получаешь тепленькое местечко в «Джефферсон партнерс». И я считал, обе стороны честно выполнили свои обязательства, но теперь я в этом не уверен. — Джаклин сделал шаг к модели боевого корабля «Мэн». — Кто докопался? — спросил он.

— Детектив Джон Франсискас. И Болдена он же допрашивал прошлой ночью.

— Откуда такое любопытство?

— По-моему, просто прилежный коп. Мы проследили его до посадки на столичный рейс.

— Он летит сюда? Отлично. Может, ему еще и приглашение на ужин в аэропорт послать?

— Не сердитесь, Джей-Джей! Я расстроился не меньше вашего.

— Ты? — Джаклин погрозил ему пальцем. — Да ты бесчувственное бревно! В тебе вообще есть хоть какие-то эмоции? Откуда тебе знать, что такое — расстроиться?

Внутри у Гилфойла что-то замкнулось: он знал о чувствах не меньше, чем любой другой, и знал, как разрушительны они бывают, особенно когда берут власть над тобой. Стоит только поддаться — и ты уже бессилен.

— У нас есть человек в Ла-Гуардиа — послали туда на случай, если появится Болден, — сообщил он. — Так вот ему удалось попасть на тот же рейс, каким летит Франсискас.

— И чего ты ждешь? — спросил Джаклин.

— Он же полицейский.

— Да? Раньше тебе это не мешало. Помни, эти отпечатки нас обоих потянут ко дну.

— Для начала, чтобы привлечь кого-то к суду, им потребуется свидетель.

— И он у них есть, — вспыхнул Джаклин. — Бобби Стиллман. Эти отпечатки — ее билет на свободу.

Оперативник «Сканлона» тяжело дышал, завалившись набок.

— Неплохо, — проговорила Бобби Стиллман. — Даже не ожидала, что за деньги можно купить такую преданность. — Присев, она подсунула руку ему под плечо. — Поднимайся.

Он не шевелился, но она снова усадила его на колени. Лицо пленника покраснело там, куда пришелся ее удар, в остальном его состояние было не хуже. Однако она не могла не заметить, что друзья смотрят на нее по-другому.

Злющая баба, ничего не скажешь.

— Итак, ты в самом деле ничего не знаешь о «короне»? — спросила она. Мужчина замотал головой. — Тогда ты не будешь возражать, если я прибегну к последнему способу? — Бобби Стиллман вытащила из кармана специальный нож для резьбы. Медленно, миллиметр за миллиметром, она начала выдвигать лезвие — клик, клик, клик, — пока острый как бритва треугольник не стал размером с большой палец. Нож коснулся щеки пленника.

Ею овладело спокойствие. Сначала она кричала на него, запутывала и запугивала и в конце концов ударила, и вот теперь она заключила с собой опасное перемирие. Все это время ей не давал покоя вопрос, насколько далеко она сможет зайти, если он откажется говорить.

Бобби смотрела прямо в глаза упрямцу, а тот смотрел на нее. Ни на секунду она не верила, что он ничего не знает. Джей-Джей учил ее, как важно доверять своим людям, говорить им правду, чтобы они могли действовать, правильно оценивая ситуацию. И поэтому Бобби решила отбросить все правила и законы. Да пошли бы куда подальше эта Женевская конвенция вместе с маркизом Куинсберри в придачу! Сейчас не война и не встреча на ринге. Она уже так долго живет за пределами цивилизованного мира, что удивительно, почему раньше не приняла это решение. Чего не скажешь о Джаклине. Он все подчинял достижению результата. Цель для него все. Средства — ничто.

Бобби Стиллман наклонилась к самому уху мужчины.

— Сейчас ты мне все расскажешь, — произнесла она.

В первый раз она увидела в его глазах страх, будто наконец-то он понял, с кем имеет дело.

«Джей-Джей мог бы мною гордиться», — подумала Бобби, и от этой мысли ей стало очень грустно.

Стоял жаркий день — один из многих жарких дней, тянувшихся один за другим. Нервы у всех были на пределе. Жара выматывала. Еще только июль, а казалось, эта жаркая неделя никогда не кончится. Бобби вернулась домой, чтобы собрать вещи. Она принесла целый пакет всякой всячины, которую они не смогут найти там, куда отправляются, — арахисовое масло, хрустящие батончики с орехами и изюмом и новая пижама с рисунком Супермена для Джеки Джо. Рейс на Буэнос-Айрес отправлялся в одиннадцать из аэропорта Кеннеди. Они бы исчезли на год, а если бы потребовалось, то, может, и на более долгий срок. Вдруг она увидела, что Дэвид разговаривает в прихожей с Джаклином.

— Что ты здесь делаешь?

— А ты разве не догадывалась, что я буду за тобой следить? — насмешливо ответил Джаклин вопросом на вопрос. — Как только прогремел взрыв, я сразу понял, чьих рук это дело.

— У них есть пленка с записью, — сказал Дэвид Бернстайн. — С камеры наружного наблюдения.

Джаклин подошел к Бобби:

— Не осложняй себе жизнь, дорогая. Полиция уже едет. Вот им и принесешь свои извинения.

В голове у нее звякнул тревожный звоночек. «Что-то тут не так, — промелькнула мысль, — с какой стати Джей-Джей ждет приезда полиции?»

— Чего же мы стоим? — Она схватила за руку Дэвида. — Идем! Идем немедленно! Давай же выбираться отсюда.

Она повернулась к лестнице. На верхней площадке ждали два телохранителя Джаклина — широкие плечи, короткие стрижки, каменные лица. Знакомо.

— Прости, Бобби, — сказал Джаклин, помахав зажатыми в кулаке билетами на самолет, — я здесь, чтобы уладить это недоразумение раз и навсегда.

— Недоразумение? По-моему, скорее тянет на уголовное преступление.

— Можешь называть как хочешь.

— Нам нечего улаживать, — ответила Бобби. — Ты — фашист. Тебе нравится шпионить за всеми, чтобы точно знать: никто не делает ничего, что тебе не по вкусу. Возомнил себя Большим Братом, хотя ножки до пола не достают. Если ты ушел из правительства, это еще не значит, что ты порвал с ним. — Она кивнула в сторону мужчин на лестнице. — Кто эти гориллы? Траляля и Труляля? Зачем притащил их с собой? Самому не справиться? Тоже мне герой. — Кипя от злости, она продолжала доводить его и в какой-то момент потеряла самообладание. — Джей-Джей, ты всегда был клоуном в костюме ковбоя, пытался стать таким, каким хотела тебя видеть твоя мамочка.

— Бобби, хватит.

И тут она увидела в его руке пистолет.

— Мы только что купили компанию, — сказал Джаклин, поигрывая пистолетом. — «Фаннинг файерармз». Вот я и подумал, что хорошо бы с нее что-нибудь поиметь.

— Господи, Джей-Джей, это уж слишком! Зачем тебе пистолет? По-твоему, мы собираемся отстреливаться? Мы, два юриста? Бандиты, защищающие Конституцию, — Малыш Бернстайн, самый быстрый еврей Дикого Запада, и я… — Не договорив, она повернулась к своему гражданскому мужу. — Дэвид, нет, ты только посмотри на него!

— Бобби, успокойся, — серьезно произнес Дэвид Бернстайн.

«Он знал», — через двадцать пять лет укоряла себя Бобби Стиллман. Дэвид вырос в семье полицейского и знал главное правило, касающееся оружия: его достают, только когда собираются пустить в ход. А она, со своей стороны, сделала все возможное, чтобы его предчувствие сбылось.