— Иди к маме, девочка, — сказал он с таким чувством правоты, что Маша, слегка опешив, все-таки шагнула к матери.

— В чем дело, ребята? Что происходит? — Нефедов попытался шагнуть назад, к калитке. — Что вам нужно?! — закричал он. — Вы что, из-за Марии?

— Спокойно. — Демин тронул его за локоть. — Не надо шуметь. Поздно уже, люди спят.

— В чем дело?! — взвизгнул Нефедов, и уже поэтому крику можно было догадаться, в каком взвинченном состоянии он находился все время.

— Ваша фамилия? — спросил Демин.

— Ты что, ошалел? — спросил тот. — На фига тебе моя фамилия?!

— На всякий случай. Чтобы не было недоразумений.

— Нефедов моя фамилия. Ну?!

— Тогда все правильно. Недоразумений не будет. Вы арестованы, Нефедов.

— За что?!

— Вы подозреваетесь в убийстве и поджоге. Да, чуть не забыл — и в краже.

В ту же секунду Нефедов рванулся в сторону, оттолкнув оперативника, в отчаянном прыжке преодолел несколько метров, но в последний момент Демин успел подставить ему ногу, и тот с размаху упал на камни мощеного двора. Оперативники тут же свели ему руки за спину и защелкнули наручники.

— Ах, какой нервный человек! — осуждающе произнес Джафаров, подойдя к Маше, в ужасе приникшей к матери. — Кричит, бегает, прыгает... Как нехорошо!

— А теперь обыск, — сказал Демин. — Покажите, пожалуйста, где он у вас жил.

— Орехи привез? — спросил Рожнов.

— А как же! Из личного сада полковника Магомаева. Велел кланяться. Будет несказанно рад, если напишете, как понравились орехи.

— А на базаре был?

— Что вы, Иван Константинович! На базаре я проводил большую часть своего времени.

— И что же тебе там понравилось?

— На такой вопрос обычно принято отвечать — люди. Но я отвечу иначе — цены. Три рубля за килограмм великолепных орехов платил. На свои командировочные я мог даже барана купить, но нас могли не пустить в самолет.

— Ничего, — сказал Рожнов. — Одного барана привез, и за то спасибо. С меня причитается. Если не грамота, то благодарность обязательно. Что Нефедов?

— Думаю, сегодня заговорит. До сих пор говорил я, выкладывал свои козыри и предлагал ему подумать. Он все внимательно выслушивал, кивал и молчал. Это еще там, в Закаталах. А теперь ему предстоят очные ставки, куда деваться? Тут уж в молчанку не поиграешь.

— Ну ни пуха. — Рожнов поднялся. — Похоже, нам с тобой придется завтра к генералу съездить.

— Требует?

— Интересуется, скажем так. У него уже куча жалоб на тебя скопилась. Допрашиваешь уйму людей, все невинные, всех посадить вроде хочешь... Такие дела.

За несколько дней, прошедших после задержания, Нефедов сильно изменился. Похудел, исчезла вызывающая нагловатость, он стал сдержаннее. Но Демин понимал, что и это его настроение вряд ли продержится долго. Нефедов был еще в состоянии бега, когда ему удавалось уехать, улететь, скрыться, удавались знакомства с людьми. И даже собственное молчание пока ему нравилось, он видел в нем свидетельство силы.

— Здравствуйте, Нефедов, — приветствовал его Демин. — Прошу садиться. Как самочувствие?

— Нормально. Но сказать мне нечего.

— Сомневаюсь. Хочу познакомить вас с некоторыми материалами следствия.

— Дело ваше.

Нефедов забросил ногу за ногу, скрестил руки на груди и уставился в зарешеченное окно. Сквозь открытую форточку доносились суматошные крики воробьев, голоса улицы, шум машин — звуки свободы.

— В соседней области задержан ваш приятель Бузыкин, — сказал Демин, листая уголовное дело. — Моторист. В его каюте под кроватью найден портфель, а в нем полторы сотни наручных часов.

— Вот дурак-то, господи! — не выдержав, произнес Нефедов.

— Не надо так о приятеле... Вы вели себя ничуть не лучше. Не умнее, во всяком случае. Бузыкин дал показания. Опознал вас на фотографии. Есть люди, которые видели, как вы вручали золото Дергачеву. Есть веские основания предъявить вам обвинение в убийстве.

— Ну-ну! — поощряюще улыбнулся Нефедов. — Что же это за основания?

— Все расскажу. Уж коли вы не хотите со мной разговаривать, придется поговорить мне. Скажите, пожалуйста, куда делся ваш пушистый зеленый шарф?

— Не помню такого.

— Вас видел в зеленом шарфе человек, который живет в бывшей квартире Дергачева. Мисюк его фамилия. Вы к нему заходили, искали Дергачева. В тот день на вас был зеленый шарф. Где он?

Нефедов молчал. Передернул плечами, ничего не ответил. Не понимая смысла вопроса, он остерегался говорить что-либо.

— Дело в том, что в вязаном воротнике вашей куртки найдены ворсинки этого шарфа. Вы носили его достаточно долго. Допускаю, что всю эту зиму вы проходили в зеленом шарфе. Тяжелый случай, Нефедов. Ваша мать сказала, что она сама связала этот шарф. И в деле есть остатки шерсти, она передала их следствию. Скажу больше — судьба шарфа мне известна. Мне нужно ваше объяснение. Не хотите ничего сказать? Ладно... Но только учтите, что следы этого шарфа найдены на месте преступления, в доме Жигунова, где совершено убийство.

— Не знаю никакого дома Жигунова.

— Ну, это вы совершенно напрасно! — рассмеялся Демин. — Вас там видели многие.

— Вы тут без меня могли все, что угодно, подтянуть, подделать, состыковать! — сказал Нефедов напряженным голосом, и Демин явственно услышал не столько его отрицание, сколько растерянность и вопрос — действительно ли все это доказано, и кто его видел, кто остался жив.

— Что вы, Нефедов! Такое серьезное преступление нельзя оформить вот так, походя. Событие из ряда вон, я должен представить суду надежные доказательства. Вот завтра-послезавтра начнем очные ставки, вы в этом кабинете увидите многих участников того развеселого застолья. Все они с нетерпением ждут встречи с вами. Потому что вы для них — спасение. Они уверяют меня в полной своей невиновности, а я, конечно, сомневаюсь, поскольку есть у меня и против них некоторые... соображения. Но теперь, когда появились вы, у них засверкали глаза, забрезжила надежда.

— Все на меня валят?

— А как же! Естественно. А вы будете валить на них. Куда вам деваться... Вот Бузыкин приедет, с ним потолкуете. А там, глядишь, понадобится следственный эксперимент, и мы снова вас всех рассадим за столом, как вы сидели у Жигунова... Вместо погибших сядут наши товарищи.

— Стращаете? — усмехнулся Нефедов.

— Упаси боже! Объясняю положение, в котором вы оказались. Должен сказать, что у меня нет большого желания встречаться с вами каждый день и смотреть, как вы комедию ломаете. В ближайшую неделю я буду беседовать с людьми, которые жаждут поговорить со мной, которым не терпится дать показания. А у вас будет возможность посидеть, подумать, сопоставить. Кстати, не хотите взглянуть на снимки? У нас прекрасный фотограф... Вот дом во время пожара, вот после пожара... Вот пострадавшие... Здесь невозможно разобрать, кто жив, кто мертв и вообще кто есть кто...

Демин видел, как вздрагивали снимки в длинных пальцах Нефедова, как солнечные блики, упав на отглянцованные поверхности, мелькали на его лице. А тот смотрел и смотрел на фотографии, словно забыв, что их надо вернуть. Демин не торопил его, понимая, что именно сейчас Нефедов, возможно, принимает самые серьезные решения. Наконец, словно спохватившись, Нефедов положил снимки на стол. Ну что ж, подумал Демин, эти снимки он не сможет забыть, они все время будут у него перед глазами, и это тоже хорошо, потому что до сих пор преступление, похоже, виделось ему в неких соблазнительных поворотах — выпивка, ссора, в которой он, конечно же, оказался сильнее других, красивее, и даже пожар за спиной казался просто внушительным зрелищем...

— Могу сказать, хотя вы мне и не поверите... Понимаете, Нефедов, все-таки жизнью движет порядочность, доброта, великодушие, если хотите. Как бы вы ко всему этому ни относились, но это так. И здесь вы оказались, потому что эти законы нарушили. Могло случиться так, что вы из универмага ушли бы безнаказанным и из горящего дома тоже могли уйти более удачно. Чего не бывает на белом свете... Но от стула, на котором вы сейчас сидите, вам было не уйти. Да, ведь я не сказал — во время пожара погибли двое, Дергачев и его жена. Как утверждают эксперты, смерть наступила от удара твердым предметом по голове. Старик Жигунов и Свирин...