— Какой Свирин? — встрепенулся Нефедов. — А! Так его фамилия Свирин...

— Так вот, эти живы, поправляются. Не думаю, что они расскажут что-нибудь новое... Их показания нужны скорее суду, нежели мне. Слова очевидцев — это серьезное доказательство, тем более слова потерпевших.

— Живы, значит, — проговорил Нефедов, и трудно было понять, произнес он это с облегчением или сожалением.

— Не сегодня-завтра можно будет поговорить с ними, — заверил Демин. — Вот вы все молчите, а я говорю, говорю... Наверно, неправильно веду допрос, но не молчать же нам обоим, верно? Конечно, молчание — это не самое худшее поведение для вас, но я бы и не назвал его наилучшим. Надо защищаться, Нефедов, а вы ведете себя безвольно. Вам надо сделать все возможное, чтобы хоть на год уменьшить наказание, на два...

— Этого я постараюсь добиться хорошим поведением там! — с вымученной удалью воскликнул Нефедов.

— Да? — удивился Демин. — Тут вы просчитались. Есть статьи Уголовного кодекса... Осужденные по этим статьям, ничего не заслуживают хорошим поведением. Может быть, вы надеетесь отделаться универмагом? Не получится. Хочу рассказать вам еще одну следственную тайну... При вскрытии Дергачевой в ней был обнаружен золотой кулон со знаком зодиака. А в универмаге следы этого кулона. Видите, как все перепуталось! Без вашей помощи мне не разобраться во всем этом...

— Так она его проглотила?! — Нефедов вскочил со стула и, шагнув к столу, уперся в него длинными руками. — Она его проглотила?!

— Проглотила, — кивнул Демин, не понимая, что же так потрясло Нефедова.

— О! — Нефедов обхватил лицо ладонями и, шатаясь, пошел по комнате. — Значит, Дергачев был прав... И она молчала... Проглотила и молчала, когда все это заварилось... — И тут с Нефедовым произошло еще одно превращение — согнувшись пополам, он хохотал, не в силах разогнуться, по лицу, искаженному судорожным смехом, катились слезы. Обессилев, Нефедов присел на стул, слезы, выдавленные смехом, теперь уже катились по его плачущему лицу. — Подлая баба, подлая баба, — повторял он. Залитые слезами глаза Нефедова, казалось, видели все, что произошло тогда в доме Жигунова, но только теперь он понял смысл всего происшедшего — так показалось Демину. Не зря он время от времени выкладывал Нефедову детали расследования, пытаясь расшевелить того, заинтересовать, включить в работу. Но Нефедов оставался безразличным или проявлял лишь вялый интерес, пока Демин не заговорил о вскрытии Дергачевой. Здесь и произошел срыв. Где-то рядом была разгадка всего происшедшего. Но в этот день Нефедов не произнес больше ничего связного. Заговорил он только на следующее утро.

Заглянув в кабинет начальника, Демин поразился — Рожнов сидел в темном костюме и белой сорочке, смущенный парадным своим нарядом.

— Что происходит, Иван Константинович? Куда это вы? Никак, к ордену приготовились?

— К генералу приготовился. Неплохо бы и тебе привести себя в порядок.

— Думаете, будет орден?

— Даст он тебе орден. Чтоб знал, как людей подозревать.

— Я это делал только с вашего позволения, Иван Константинович.

— Ладно, ладно... Ввел начальство в заблуждение, осрамил, можно сказать, а теперь бумажками прикрываешься... Нехорошо. Подумай лучше, как оправдываться будешь.

— Ничего, Иван Константинович, авось. Картина преступления ясна, подтверждена показаниями, документами, экспертизами. Выдержим генеральный натиск.

— Говоришь, ясна картина? — Рожнов откинулся на спинку стула. — Хорошо, давай прокрутим еще раз, чтобы уж быть уверенными. Итак, что произошло?

— Преступление совершил Нефедов. Кто такой Нефедов? Городской красавец, который решил однажды, что успех у девочек и в своей компании дает ему право на вольную жизнь. Драки, пьянки, озорство на грани хулиганства и так далее. Мать, не в силах справиться с ним, отправляет на перевоспитание к тетке. Заметьте — к старой женщине отправляется детина на третьем десятке лет. Там он знакомится с Бузыкиным. Вместе забираются в универмаг. Берут всякую дребедень, но помимо этого — золото. Нефедов решает, что для него началась новая жизнь. Он приезжает сюда, пытается продать золото. Подключает к этому Дергачева. Вечером в доме Жигунова они встречаются, чтобы рассчитаться. Необходимо учесть обстановку в доме — весь день приходят и уходят гости, чужие люди.

— Короче, — бросил Рожнов. — Из-за чего драка?

— Дергачев не может полностью рассчитаться с Нефедовым. Клянется, что отдал все, роется в карманах своей фуфайки и не может найти золотого кулона. Нефедов ему не верит. Дергачев действительно не виноват, он не знал, что его подруга жизни, хлебнув лишнего, забралась к нему в фуфайку и, найдя золотой кулон, проглотила его, зная, что вещицу будут искать. Дальше вообще все просто — ссора, оскорбления, драка, и Нефедов в беспамятстве или еще там как-то хватает подвернувшийся молоток и бьет Дергачева по голове. К нему бросается жена Дергачева, ей тоже достается. Старик спит пьяный, Свирин — единственный свидетель. Нефедов, решив, что семь бед — один ответ, укладывает и его. Стаскивает в кучу тряпье, бумагу, поджигает и уходит. Через некоторое время, увидев, что дом не загорелся, возвращается. На этот раз все вспыхнуло отлично. Дальнейшие события вы знаете. На пожар приезжает следователь Демин и все ставит на свои места.

— Прекрасно, — кивнул Рожнов. — А в чем вина Борисихина?

— А разве он сам не написал покаяние?

— Написать-то написал, но теперь кое-кто не прочь это покаяние истолковать не в твою пользу — дескать, угрозами и принуждением заставил человека оговорить самого себя.

— Он написал это покаяние, когда я был в командировке, — улыбнулся Демин.

— Кое-кто готов поверить объяснению, что написано оно было раньше, а дата поставлена тем днем, когда тебя в городе не было.

— Так, — усмехнулся Демин, — теперь, значит, мне предстоит защищаться и доказывать, что я не верблюд.

— Может быть, ты и в самом деле не верблюд, но это нужно доказать.

— Нет, — Демин покачал головой. — Нет, Иван Константинович, доказывать это не надо. У нас, слава богу, презумпция невиновности, и по оной презумпции я невиновен. А если кто-то хочет доказать, что я верблюд, — прошу. Я готов выслушать его доказательства.

— Ошибаешься. Презумпция невиновности защищает Нефедова, Борисихина и прочих. Но не тебя.

— Я что — рыжий?

— Слегка.

— Доказывать невиновность мне не придется по той простой причине, что Борисихин в своем покаянном письме написал правду. И эта правда вписывается в общую картину преступления. Когда он выволакивал из дома свою жену, старик мелко и пакостно похихикал над ним. И Борисихин, не сдержавшись, ударил его кулаком. Об этом он и написал. А на следующий день побежал тайком в больницу, чтобы узнать, жив ли старик, не убил ли он его. Он пробрался со двора черным ходом, влез в раствор и, естественно, дал мне повод заподозрить его. Притом, заметьте, никто не мог подтвердить, что в эту ночь он был дома.

— А молодой Жигунов?

— С Жигуновым все сложнее. При обыске в комнате найден зеленый шарф, а ворсинки от этого шарфа — на заборе. Значит, Жигунов был на месте преступления. Кроме того, на шарфе пятна крови. По группе — кровь отца.

— Как ты это объясняешь? Откуда у Жигунова кровь на одежде?

— Когда Борисихин уложил старика в снег, Жигунов вместе с Нефедовым втащили его в дом и, конечно, перемазались. Вот и все.

— Знаешь, меня смущает зеленый шарфик... Ведь его видели на Нефедове, а нашли у Жигунова!

— Все просто, Иван Константинович. Шарф принадлежал Нефедову. И он был на Нефедове, когда тот приходил к Мисюку. Он был на Нефедове, когда он с Жигуновым втаскивал старика в дом. В этот момент и запачкал шарф. В доме Нефедов разделся и шарф, естественно, снял. Жигунов уходил изрядно выпивший. По ошибке прихватил шарф с собой и принес в общежитие. Но жена, увидев, в каком он состоянии, выгнала его. Жигунов ушел, как говорится, в ночь. Вытолкнув его из дома, жена выбросила вслед за ним пальто и шапку, а шарф оставила на вешалке. А Жигунов, проведя ночь у знакомой женщины, боялся сказать об этом. Не столько меня, сколько жены опасался. И таким образом, дал мне основания заподозрить его.