Далецкий молчал, любуясь красивым личиком Лили, ее большими черными глазами, ямочками на розовых щеках и пунцовыми губками, из-под которых сверкали ровные жемчужные зубы. Он давно уже привык к восторженным излияниям дам и девиц, принимал это как должное, присущее его таланту. Но стройная, очаровательная Лили его смущала. Целуя ее руку, он чувствовал истому и слабость во всем теле. Его захватывало и пьянило желание привлечь к себе эту девушку, сжать ее в объятиях и сказать ей, как невыразимо хороши ямочки на ее розовых щечках, как влекут к себе ее пунцовые губки, сколько жизни и блеска в ее больших черных глазах.

Далецкий не раз слышал про Лили самые двусмысленные отзывы. Ему говорили, что она ездит одна с мужчинами в загородные рестораны, что мать ее, стареющая кокотка, готова кому угодно продать свою дочь, но только за большие деньги, и что сама Лили только о том и мечтает, чтобы поступить на содержание к какому-нибудь капиталисту. Далецкому также сообщали, что мать Лили уже наметила претендента – Павла Ильича Рогожина.

Но все эти слухи только еще больше возбуждали в Далецком желание поближе познакомиться с Лили.

Молодой, статный, красивый, избалованный многочисленными поклонницами, Далецкий считал себя неотразимым и был почти уверен, что ему «повезет» с Лили, как и с другими женщинами, и он прежде Рогожина сумеет воспользоваться ею. Дмитрий Николаевич несколько раз видел со сцены Лили в ложе с Рогожиным, с которым раньше уже встречался. По мнению Далецкого, нравиться женщинам сам по себе Рогожин отнюдь не мог, и вся сила, все значение его заключались только в громадном его состоянии.

Войдя в гостиную и увидав Рогожина, Далецкий почувствовал легкое недовольство и едва удержался от гримасы.

– Вы знакомы? – спросила Лили.

– Да, я имел счастье встречаться с Дмитрием Николаевичем! – с натянутой улыбкой ответил Рогожин и протянул Далецкому руку.

Начался общий разговор, который сперва не клеился, но затем, благодаря стараниям Лили, принял оживленный характер. Вскоре приехала Анна Ивановна и с присущим ей умением еще более оживила маленькое общество.

Следом за ней явился старый и плешивый барон фон Рауб и толстый, мускулистый купец Ютанов в клетчатом английском костюме, в необычайно высоких воротничках и ярком галстуке. Барон страдал подагрой и даже по комнате передвигался с помощью палки.

Ютанов являлся его постоянным спутником и угощал его не только обедами и вином, но и женщинами. Барон жил на маленький доход с заложенного имения в Т-ской губернии и вечно нуждался в деньгах, у Ютанова было большое состояние, и он изредка снабжал барона небольшими суммами.

Ютанов чувствовал к барону симпатию за понимание толка в вине и женщинах, за великолепный французский выговор и за его титул. И барон, и Юта-нов платонически ухаживали за Лили, возили ей цветы и конфеты, удовлетворение же реальной любви находили у кафешантанных этуалей.[1]

Когда вновь прибывшие, поздоровавшись с хозяйкой и гостями, вступили в общий разговор, Рогожин незаметно отозвал Анну Ивановну в сторону.

– Мне нужно переговорить с вами, – тихо сказал он. Лицо его было сосредоточенно и угрюмо.

– Пойдемте в мою комнату, там нам никто не помешает, – предложила Анна Ивановна.

Рогожин поспешно последовал за ней. Анна Ивановна поправила зажженную лампу и уселась рядом с Рогожиным на маленькую тахту.

– Я совершено не понимаю Лили! – с заметным раздражением начал Рогожин. – То ли она смеется надо мной, то ли серьезно принимает предложенные условия. В продолжение всего разговора со мной у нее был какой-то странный иронический тон. Добиться от нее чего-либо определенного мне так и не удалось, потому что явился этот дурак Жорж и, Бог весть зачем притащил с собой Далецкого! Лили вся вспыхнула от восторга и счастья, что такая знаменитость удостоила ее своим посещением и как сумасшедшая бросилась к нему навстречу…

– Вы ревнуете Лили к Далецкому? – с усмешкой спросила Анна Ивановна.

– Если хотите, да!.. Все наши дамы и девицы по отношению к этим певцам и артистам разыгрывают роль каких-то психопаток и по первому мановению готовы отдаться им и душою и телом.

– Лили не принадлежит к числу подобных психопаток. Она достаточно умна для этого. Что же касается вас, я заранее уверена, что Лили совершенно серьезно отнеслась к предложенным вами условиям, а странный и, как вам показалось, иронический тон ее был результатом простой застенчивости. Рогожин пожал плечами и пробормотал:

– Ни малейшей застенчивости со стороны Лили я не заметил…

– Ах, вы совершенно не знаете женщин! – воскликнула Анна Ивановна и, взяв со стола портсигар, нервно закурила папироску. – Иногда, чтобы скрыть неловкость, смущение, а подчас и чувство, женщина иронизирует, играет роль. Но стоит заглянуть в ее душу, в ее сердце, и вы увидите, что все это напускное, что это только стремление замаскировать свою беспомощность и слабость. Я сама – женщина, и понимаю это.

– Так вы уверены, что Лили примет мои условия?

– Я не имею понятия о ваших условиях. Познакомьте меня с ними, и я категорически скажу: да или нет.

Банкир подробно передал все условия, которые он предложил Лили. Анна Ивановна задумалась, докурила папироску, медленно потушила ее и пристально посмотрела Рогожину в глаза.

– Ну, что же? Да или нет? – нетерпеливо спросил он.

– Да! – вздохнув, ответила Анна Ивановна и поспешно поднялась с места. Она хотела еще что-то сказать, но сделала над собой усилие и промолчала.

– Я бы желал, если только это возможно, сказать несколько слов Лили наедине, – несмело произнес Рогожин.

Анна Ивановна молча кивнула и вышла в гостиную.

Лили сидела за пианино и задумчиво перебирала клавиши, слушая, что говорил склонившийся над ней Далецкий. Жорж, Ютанов и барон сидели за карточным столом и о чем-то возбужденно спорили.

– Лили! – позвала Анна Ивановна.

– Ну? – откликнулась Лили.

– Тебя желает видеть на одну минуту Павел Ильич. Ему что-то нужно сказать тебе!

– Где он?

– В моей комнате.

Лили с гримасой поднялась со стула, затем кокетливо заглянула в глаза Далецкому, о чем-то вздохнула и, прошептав: «Простите, я сейчас!» – плавно и легко прошла через гостиную.

– Я к вашим услугам! – с самым деловым видом, без малейшей улыбки сказала она Рогожину, войдя в комнату матери.

Рогожин быстро подошел к Лили и взял ее за руки.

– Я сейчас уезжаю, и мне хотелось бы знать, согласны вы или нет на те условия, которые я предложил вам? – немного задыхаясь, спросил он.

– Да, согласна! – спокойно и твердо ответила Лили. – Но со своей стороны я должна знать, согласитесь ли вы на мои условия?

– Говорите, какие?

– Я желаю чувствовать себя свободной и принимать у себя в квартире, кого мне угодно.

– В том числе и Далецкого?

– Да!

– Но я уже теперь ревную вас к нему, а если он будет бывать у вас, то… – Рогожин остановился, не докончив фразы.

– То вы будете ревновать еще больше? – подхватила Лили и звонко рассмеялась.

Она вырвала у Рогожина свои руки, поглядела в его смущенное лицо и вдруг, снова рассмеявшись, обхватила обеими руками его шею и долгим, протяжным поцелуем припала к его губам.

Голова Рогожина закружилась, и он сразу опьянел, осунулся и почувствовал себя жалким и бессильным.

– Лили!.. – пробормотал он и замолчал, не зная, что сказать дальше.

– Ну? – протянула красотка.

– Я… на все согласен! – вне себя воскликнул Рогожин и тяжело, неловко опустился к ногам Лили и обнял ее колени.

– Я так упаду! – со смехом сказала Лили. Рогожин, шатаясь, поднялся и, тяжело дыша, поник головой.

– Я сейчас уеду, потому что не в силах кого бы то ни было видеть, кроме вас, – заговорил он глухим, подавленным голосом. – Послезавтра квартира ваша будет готова, я за вами пришлю к 10 часам вечера лошадь и буду вас ждать на месте.