Щелкнули мы каблуками, повернулись к двери — а сзади голос Его высочества.

Просит Командор господ офицеров подождать в приемной.

Все интереснее и интереснее…

Скука на допросе. Контра и Нотя

Ну что, что там?

Не надо было вебкамеры сворачивать, сам бы увидел и услышал.

Ну давай через блютуз, мне же тоже интересно…

А отжираться потом кто будет?

Да блин, я же теперь автономный, меня, спасибо Свену, теперь надооолго хватит, и это при том, что я при малейшей возможности экономлюсь на халяве… А у тебя и вовсе практически утечки энергии не будет. Я фильтры на максимум включу, и всё смогу увидеть и услышать. Ну что тебе стоит…

Не канючь, сделаю, как ты хочешь… Канал открыт. Ну, доволен?

Спасибо тебе, напарник!

Правильно ты, Нотя, обиделся… Что этот типчик так тобой заинтересовался? Вон, и про подробности выхода из строя системы, и про бабочек всяких… нет, правильно ты всё же обиделся…

Согласен. Это я очень вовремя в стационарное состояние перешёл. И Старший тоже молодец, хотя я бы в другое время на него разозлился, но теперь это совпадает и с моими интересами также…

А теперь к информации прицепился… Ты же всю эту гадость Шнягиному колечку скинул, да?

Так то оно так… но понимаешь, я же ношу в себе сознание того суперкомпьютера…

Тааак… а почему сразу виноватый тон?

Часть информации под грифом "Сверхсекретно" не удалось отделить… под угрозой разрушения личности…

Ой мляаааа…

Оно самое.

И что?

А ничего. Надо будет подыскать ему подходящий пустующий корпус или терминал и переписать туда, и я наконец перестану ощущать себя…

Ну, продолжай.

Блин, ты знаешь, как это стрёмно — ощущать себя БЕРЕМЕННЫМ? Это ж ужас! И не смей, ты слышишь — не смей мне тут истерически хрюкать от смеха через блютуз! Да, понимаю, сам виноват, но мне же его элементарно жалко стало…

Ты уже перестал дуться?

Да, теперь я просто молчу, слушая, как Старший соловьём заливается о твоей квалификации.

Угу. Аж уши гореть начинают от такого потока комплиментов…

О! А вот и раздача слонов… Ну ни кыра себе! Молчишь, напарник, прифигел от повышения?

Звание разделить не смогу, а медалька… считай — мне пятая, тебе четвёртая… а то и третья тебе, потому что я этого не заслужил…

Ой да ладно, мне медалька не положена, я ж под тупой артефакт кошу.

Ну коси. А всё равно, герой — ты.

Командор просит подождать в приёмной. К чему бы это?

Не знаю.

Котейка

Чувствую, к креслу меня пристегивают.

И чарами давят.

Ой, мамочка-мама… вот он, попадос…

Сдергивают мешок.

Так и есть.

Алые мантии.

Окормители.

Блин, ну и видок у меня… волосы растрепаны, глаза опухли, макияжа ноль, халатик разодран…

Даже смешно отчего-то… улыбчивый толстячок и сухая жердь с нездоровым цветом лица… морщится… геморрой у него, что ли?.. сейчас будут играть в доброго и злого… как у нас в спецкурсе "Допрос противника в полевых условиях".

Могли бы и не пристегивать.

Досуха, досуха я себя выжимала — до последней заначки…

Так что мне теперь и муху не обидеть.

Тем более, что муху — не за что.

Лыбу давит из себя толстячок.

Что ж ты, говорит, девонька, такая глупенькая… не копить тебе надо было ценную информацию… ты ведь ее копила, да?.. умная, хорошая девочка… не копить — а сразу к нам бежать, про шпиона-диверсанта вражьего рассказывать… а мы бы уж тут тебе и пособили, и листочки на петлички присобачили за бдительность, и вопросничек бы тебе составили, чтобы агента темного на чистую воду побыстрее вывести, и машинку его дьявольскую изъяли бы…

Ты, говорит, малышечка, на наших мордоворотов не обижайся — рьяные они до вражьей нечисти да усердные, вот и погорячились немножко… сейчас ты в креслице у нас посидишь чуточек, отдохнешь, а потом как почувствуешь в себе силы держаться самостоятельно, кофейку с булочкой мы с тобой попьем, и все-все-все с тобой подробно распишем. Как склонял тебя к противоестественным утехам этот монстр, как тайные тайны корпуса выведывал, как заговор составлял вместе с наглецом разжалованным и демоницей, Святыням омерзительной… не случайно она, отпущенная, тут же обратно в Корпус вернулась, долго зрел гнойник вражьего комплота — но вскроем мы его, вскроем и очистим от скверны с твоей помощью.

А пока ты отдыхаешь, да сил набираешься, расскажи нам, золотце про машинку, голосом говорящую — что это такое и чем она силам Добра грозит… и что может, и что умеет, и как ее обезвредить можно… и как этот негодяй, притворно своим дядей разжалованный, чудовищный план богомерзких эльфов в союзе с демоницей претворять хотел… и в чем он состоял, этот план…

Сижу я и чувствую, как у меня башню сносит.

Этот солдафон тупой, Клавкин чувак — эльфийский князь?!

Если Его высочество, Командор Корпуса его дядя — значит…

Постой, дура!

Эльфийский заговор…

Это они не в сеструхиного метят, это же они в Командора метят!

Но почему?!

Неужели те байки про бунт третьекурсников — чистая правда?

И Окормители… они хотят Корпус под себя подмять?

Но почему — сейчас?

Почему — я?

Дура набитая, не об этом думай!

У них, наверное, и не такие признания подписывали… полумертвые, искалеченные… из мертвых поднятые…

Не об этом, идиотка!

Нет, они же меня не бросят… вытащат, до Его высочества дойдут, все подвалы наизнанку вывернут… а то Окормители дожидаться этого станут…

Заткнись, дура!

Но как же… я же ничего, ничегошеньки не успела… ни прапору моему сказать, ни к Свену забежать, ни к Хозяйке Конторы в гости напроситься…

Заинька! Заинька же…

Сижу, слезами давлюсь — дочушка моя нерожденная, сиротинушка…

Расквасился жирный, доволен, тварь… Ну что, говорит, девонька, набралась уже сил, работать будем?

Трясу я головой согласно, а сама выпущенные когти втягиваю, чтобы не сразу заметили.

Нож бы мне мой ритуальный для верности — чтобы в последнюю минуту себя по горлу полоснуть, чтоб не подняли меня, гады… дома мой клиночек остался.

Расстегивают мне браслетики, запись включают, бумагу подсовывают, карандашик протягивают.

Беру я этот карандашик, писать начинаю.

Его преосвященству, Верховному Духовному Окормителю…

Улыбается, козлина жирный… как только харя не треснет… слюнки пускает, мне за разодранный вырез пялится.

Наклоняюсь я пониже, размер потихоньку увеличиваю — и когда он уже глазенки свои масляные закатил и поплыл, вставляю ему карандашик в глазницу… добросовестно так вставляю, как на занятиях учили — чтобы до жизненно важных центров дошел…

И броском — к тощему, когтями вцепляюсь — и глотку ему вырываю.

И падаю тряпкой на пол.

Все…

Сдулась.

Растворяюсь, уплываю, и уже не чувствую, как топчут меня чьи-то сапоги…

И где-то там, вдалеке скучный, усталый голос — в работу ее, сучару…