И тем не менее существовал человек, которому судьбой было назначено сыграть роль надежного свидетеля всего предприятия, затеянного Анастасом Браницей. Роль не только свидетеля, но впоследствии и соучастника. Дело в том, что большеглазая барышня Наталия Димитриевич, единственная дочь владельца книжного магазина «Пеликан», талантливая ученица класса пения преподавателя Паладии Ростовцовой, время от времени заглядывала в магазин своего отца, и очень скоро ее внимание привлек юноша с пушистыми усами и бородкой, одетый для своих лет слишком строго, если не считать подкладки из лионского шелка, с вечно испачканными фиолетовыми чернилами пальцами правой руки. Он, несомненно, был самым лучшим, но и самым требовательным покупателем Гаврилы Димитриевича. Из магазина почти всегда выходил с внушительной пачкой книг, предварительно проведя там несколько часов, заполненных листанием книг и расспросами относительно того, каким образом можно незамедлительно заказать и получить те или иные старые издания, прошлогодние журналы, новые переводы и переложения, о которых он узнавал из опубликованных на прошлой неделе анонсов.

Заметно облысевший от переживаний по поводу разнообразнейших мировых проблем, за которыми он страстно и постоянно следил, пузатый владелец книжной лавки, на вид само воплощение доброты и мягкости, нередко еще на заре заставал сгорбившегося, промокшего или продрогшего молодого человека, который прикуривал новую сигарету от только что выкуренной и ожидал открытия магазина перед спущенными жалюзи из зеленого волнообразного металла под вывеской напротив парка Панчича, в сорока шагах от того дома, который Миша Атанасиевич завещал «своему отечеству».

— Если б я знал, если б я только мог предположить, ведь сегодня утром можно было открыть и пораньше... А я вот заспался, накануне ко мне ну никак сон не шел, а все из-за новой эпидемии холеры в Абиссинии... Читали во вчерашней газете? Нет?! Господи милостивый, сколько ежедневно угасает жизней, сколько погибает людей... Сейчас, сейчас, немножечко терпения, пора мне наконец поменять эти жалюзи, то и дело заедает... — Господин Таврило с видимым усилием крутил ручку, юродивая ось механизма кряхтела, металлический заслон потихоньку полз вверх, за стеклом витрины появлялись переплеты, закрытые и раскрытые книги.

Или же учтивый Димитриевич, несмотря на спустившиеся сумерки, когда наступал час закрывать магазин, дожидался одного только его, тянул время, не желая мешать своему клиенту, и занимался подсчетами, сверял списки заказанной литературы, приводил в порядок бумаги, выравнивал на полках книги и наконец, вынужденный деликатно кашлянуть, вытаскивал карманные часы и вздыхал:

— Простите, что беспокою вас, но пора закрывать... У моей жены, знаете ли, устойчивая привычка не садиться без меня за ужин... Она говорит, что у нее каждый кусок в горле застревает... Еще раз, прошу прощения, и спокойной ночи... Приятной ночи вам, господин Браница!

Так что не было ничего странного ни в том, что она обратила внимание на этого постоянного покупателя, ни в том, что заметила необычную широту его интересов, а интересовало его буквально все и вся. Наталия внимательно и с удивлением наблюдала за непредсказуемой спиралью движения молодого человека от стеллажа к стеллажу — от детской литературы, изданной в прославленных сериях библиотеки «Ласточка» до логарифмических таблиц и учебников для политехнических факультетов; от скромных сборников начинающих поэтов до манифестов, обращений и открытых писем зенитистов Любомира Мицича и Бранко Вэ Полянского и фундаментальных произведений признанных национальных бардов; от популярной беллетристики, с которой так приятно коротать время на отдыхе, на скамейке в курортном парке и в приемной у врача до капитальных собраний сочинений издательства «Задруга» в синеватых переплетах, толстых томов научных докладов или же брошюр с отдельными сообщениями по всевозможным специальностям всех отделений Сербской королевской академии; от номерных оттисков гербов из «Стематографии» Христофора Жефаровича до фальшивых родословных, которые так или иначе выводили происхождение своего заказчика из прямого родства не только с героями Первого восстания против турок, но и со средневековыми вельможами, а то и с персонажами Ветхого и Нового заветов; от школьных прописей до образцов каллиграфии Орфелина; от новых сборников для любителей пословиц и загадок до этнографических исследований Веселина Чайкановича; от нотных тетрадей с шлягерами-однодневками до грамматик всех возможных языков... Барышня исподтишка разглядывала вышеупомянутого Анастаса Браницу, и несмотря на то, что все увиденное ею только подтверждало сложившееся в городе мнение о нем как о большом чудаке, такая репутация вызывала у нее внутренний протест. И не оттого только, что она, как и ее мать, была упряма и ее воспитание не позволяло ей принимать на веру чужое мнение, а оттого, что где-то в самых глубинах ее сознания зарождалось предположение, что это результат какой-то грубой ошибки, недоразумения, что до сих пор никто и никогда толком не постарался понять этого человека с некоторыми странностями. Воспользовавшись занятостью отца, она однажды подошла к нему и предложила помочь. А продолжением стало то, что она все чаще и чаще оказывалась в «Пеликане», чтобы якобы подменить отца или подсобить ему, ну, а потом получилось так, что именно она, и только она, стала заворачивать книги Анастаса в простую грубую бумагу, и наконец девушка расхрабрилась настолько, что иногда произносила пару слов или прикрепляла к свертку какую-нибудь воздушную украшенную бантиком любезность. Но если уж быть совсем точными, то все началось в тот день, когда она обнаружила в иллюстрированном ежегоднике «Прививка растений» сообщение об одной разновидности поздних садовых трагически-красных роз, которую Анастас давно искал.

— Мне бы хотелось посадить такой куст... — не раз говорил он, правда, никогда не уточняя, где именно.

С того дня Браница обращался за помощью только к ней, и Наталия всегда старалась услужить ему. Сначала, не имея представления о предмете его деятельности и интересов в целом, она просто выполняла просьбы, соглашаясь решать на первый взгляд совершенно лишенные смысла задачи или отвечая на в высшей степени заковыристые вопросы, которые он неожиданно задавал ей. Но каждый раз она встречала его все лучше подготовленной, исполненной решимости догадаться, что же именно руководит действиями молодого человека, напряженно стараясь проникнуть в его мысли, иногда уверенная, что напала на правильный след, а иногда еще более растерянная от новых, неожиданных требований.

— Благодаря медленному движению земной оси роль Полярной звезды каждые несколько веков переходит от одной звезде к другой. Та, по которой мы ориентируемся в настоящее время, выполняет эту функцию приблизительно с начала нашей эры, и так будет продолжаться еще около тысячи лет... — Обнаружила она несколько малоизвестных фактов в тот период, когда он прилежно занимался методами определения того или иного места по отношению к сторонам света.

— Есть подтверждения того, что кроты на всю зиму запасают себе пищу необычным и весьма жестоким способом — они собирают множество дождевых червей, предварительно искалечив их таким образом, чтобы те, потеряв способность передвигаться, при этом не погибли бы, а оставались живыми... — Вместо Анастаса она изучила все, что было написано в только что переведенной и опубликованной книге Альфреда Брэма «Как живут животные» о кротах, прожорливых существах, которых он ненавидел, хотя и сам признавал, что никогда не встречал их вблизи своего дома на Звездаре, до недавнего времени называвшейся Великим Врачаром.

— Под «веджвуд», синие, или красные, «помпея», образцы обивки?! Но это же зависит от вашего вкуса, размеров и назначения комнаты. Я бы вам посоветовала заказать вторые, мне кажется, они более теплые... — разрешила она его колебания, когда он заговорил об этом аспекте интерьера как о жизненно важном вопросе.