Вот и подождали, точнее дождались, тех времен, когда даже не нужно было тайно что-то похищать. Все перешло в наши руки в результате обычной алчности и желания власти всего лишь одним русским, угодным Америке.

Вывод напрашивается сам собой. США захватили результаты русских новейших разработок в области психотроники и уже на их базе с помощью купленных в России «ученых» рук создали что-то… и это настолько же ясно, как и то, что Джордж Буш на втором сроке. Так были «изобретены» Стелс и треугольное крыло.

Но мой коллега-журналист Оушен, кажется, позабыл о том, для чего у него голова на плечах. Хотя надо отметить, что ему всегда шли кепки, шляпы и прочая атрибутика из бутиков.

Чтобы подтвердить свою догадку об отсутствии собственных мыслей у этого недалекого человека, который, возможно, даже куплен на корню, но смеет при этом называться моим другом, я спросил:

– А что, в России разработки вообще не велись?

– Ты, Перцефф, неисправим. Я знаю, что ты русский. Но ты ведь американский подданный. Какая у них там психотроника, когда по улицам медведи ходят. Вот мой друг Свенсон рассказывал, что был в Самаре – и там летом полутораметровые сугробы, а однажды ночью медведи сожрали трех постовых. А ты – психотроника…

Я едва сдержался, чтобы не врезать ему со всей силы. Мало того что этот парень не знает географию, так он еще верит на слово всяким Свенсонам, известным врунам!

– Все верно, – сказал я. – Только как быть с тем русским солдатом, про которого ты писал? И как быть с его словами?

Неожиданно Оушен покраснел и начал смущенно хлопать глазами, показывая при этом на стол. Внезапно все для меня стало очевидным. Коллега же, быстро начиркав что-то на листочке, дал его мне, неся при этом сущую несусветицу.

– Я вот думаю, тот солдат сбрендил, слетел с катушек, сошел с ума! Называй, как хочешь, но, на мой взгляд, это всего лишь история, придуманная им для того, чтобы получить американское гражданство!

Написанное дрожащей рукой Оушена заставило меня похолодеть. «Нас прослушивают! Завтра в три в нашем месте. Там смогу говорить. Сейчас уходи!»

– Может, и так, однако я не уверен. Хотя… Видимо, неверное я выбрал направление. Неверное. Ладно, давай прощаться.

Мой коллега облегченно вздохнул и вытер пот со лба белым платком.

Выйдя от Оушена, я осмотрелся. На улице, типичной для американского одноэтажного пригорода, – ни души. Лишь только ядовито-желтый микроавтобус с дурацкой надписью: «Пиццерия Хагена – в сроки и как нужно, ешьте дружно» притулился возле обочины. Редкие прохожие, парочка велосипедистов, да ветер, таскающий кусок газеты по тротуару. Автомобиль стоял как-то сиротливо, а вокруг не было ни души. По большому счету, пиццу развозить – дело хлопотное и не терпящее промедлений. Да, я не чураюсь того, что в юности, когда учился, зарабатывал деньги, развозя пиццу. Машина же Хагена и не думала никуда ехать.

Ветер шелестел в кронах деревьев, и я наигранно глубоко вдохнул и остановился. Микроавтобус слишком заметен, даже слишком! Неужели в ЦРУ, ФБР или где-то там еще такие недалекие специалисты, что размещает наружное наблюдение в таких запоминающихся автомобилях? Хотя, если подумать логически, то все верно. Стоит себе такая машинка с рекламной надписью на боку… Ну да, приметная, поэтому никто и не додумается, с чего бы именно в ней организовывать радиоточку? Хозяин же, вероятно сам Хаген, живет где-то в этих домишках, вполне возможно, он – законопослушный гражданин и отдыхает после трудового дня. Стоп! Трудовой день еще не закончился, кроме всего… Не понравился мне этот желтый объект. Сев на ближайшую скамейку, я закурил. Старуха, какая-нибудь местная обывательница, – вот кто был нужен сейчас позарез! Кто как не они от нечего делать смотрят «мыльные оперы» и обсуждают соседей. В какую бы страну ты ни приехал, самой охочей до разговоров окажется именно бабулька, которой всегда что-то да не понравится, а подозрений у нее столько, что можно хоть сейчас везти всех соседей в полицейский участок и допрашивать с пристрастием. Этот вор, тот жулик, а этот машину ставит – ни проехать, ни пройти, ни обойти невозможно.

«На ловца и зверь бежит», – радостно подумалось мне, когда оный субъект показался в пределах видимости.

– Чего это ты тут куришь? – ни «здрасьте» ни «до свидания», сразу вот так к делу перешла она. Все это выдавало в бабке ухватистость и безбоязненность.

Поэтому я спросил:

– Не кричите, лучше скажите мне, часто ли здесь в последнее время стоит вот этот желтый микроавтобус? Да не смотрите на него, а сядьте лучше рядом.

Старуха сразу сбавила обороты и плюхнулась на скамью, заняв добрую ее треть.

– Угости сигаретой, – как-то сдавленно прошептала она и, раскурив ее, продолжила, поминутно озираясь: – Я сразу поняла, когда появился этот драндулет, что здесь дело нечисто. От него несет за полторы мили! Два дня назад – вот когда он остановился здесь первый раз. Примерно, точно не помню, но знаю одно – два дня назад его тут не было.

– А может, кто-то из ваших соседей занялся бизнесом, пиццерию открыл? – никак не прокомментировав ее ответ, спросил я.

Несмотря на капельку страха, мне стало очевидно: машина появилась здесь после телефонного разговора с Оушеном. Вполне возможно, что он, раз его предупреждали не писать про «Радиосон», находился под наблюдением. Как только стало ясно, что Кайл подошел близко к чему-то, точнее нащупал нужную ниточку – контроль усилили. Но что раскопал он? Ведь ничего серьезного во время беседы с ним, кроме рассказа русского солдатика, не было…

– Да ты что? – изумилась старуха и надула щеки, отчего морщинистая кожа на лице разгладилась. – Я тут всех знаю! И точно тебе говорю! А ты кто? – только сейчас подозрительно присмотрелась она ко мне. – На полицейского вроде не похож…

– Я частный детектив, – успокоил я бабку.

Причем для этого мне не пришлось сильно грешить против истины: профессия журналиста чем-то сродни детективной работе. Тот же поиск информации, те же проблемы и те же трудности, возникающие в процессе журналистского расследования.

Узнав нужную мне информацию, я направился домой, по дороге обдумывая, как увязать в целую картину вновь появившиеся факты.

Если Соединенные Штаты захватили результаты русских разработок по психотронике, то наверняка об этом должно знать немалое количество народу.

Размышляя так, я шел по тротуару и не особо обращал внимания, что вокруг было на удивление мало прохожих. А зря…

Удар! Резкий и неожиданный удар по затылку заставил меня обернуться. Однако поблизости никого не наблюдалось. Внезапно голова стала болеть еще сильнее. Вместе с тем возникла паническая мысль: бежать. Сердце бешено заколотилось в груди. Такое я уже проходил, поэтому первая моментально пришедшая в голову мысль была – уходить из зоны действия поражающего электромагнитного луча. Но не тут-то было! Мои ноги отказывались слушаться, исполнять привычную каждодневную команду. Внутри меня словно разрастался и заполнял собой все огромный ком ваты, он отделял мозг от других органов.

Тук-тук-тук! Тук-тук-тук… Пульс подскочил до невообразимых частот, удары сердца следовали настолько часто, что в конце сливались в один протяжный туууууук!

Настоящий ужас захватил меня с головой! Я сидел, как будто в неуправляемом автомобиле, который остался без водителя и ехал сам по себе, а я находился в нем, но не мог добраться до управления. На самом деле было все то же самое, только в роли машины выступало мое тело.

Липкий, склизкий пот покрыл всю спину… Ноги сами по себе тащили меня к автостраде. Я пробовал сопротивляться, но мне с большим трудом удавалось лишь немного замедлить собственный почти бег.

На шоссе гудели и ревели, проносясь мимо, огромные грузовики. Мне стала понятной дальнейшая моя судьба – буквально через двадцать секунд, если ничего не изменится, я должен буду превратиться в хорошую кровавую отбивную под их мощными колесами. И я начал сопротивляться изо всех сил: руками вцепился в урну, однако пальцы на моих руках стали сами собой разжиматься. Несмотря на это, главным было то, что я больше не боялся. И ощущал, что не приближаюсь больше, как завороженный кролик в пасть удава, к своей смерти. Я боролся за каждый сантиметр, за каждый дециметр. И старался вцепиться в каждую выбоину, в каждый кусочек раскаленного асфальта.